На этот раз уважаемый депутат от Махаллата был вынужден поспешить на выручку своему начальнику, и, как и в меджлисе, где он неоднократно, словно щитом, закрывал его своей грудью, здесь, на балу, он взял на себя ту же миссию.
Генерал Меджази ещё никогда в жизни не попадал в такой сложный переплёт. Этот самый красивый и пронырливый офицер иранской армии, сумевший обвести вокруг пальца даже наиболее опытных своих коллег, офицер, который может не только вызвать змею из норы, но и заставить её влезть обратно в нору да ещё прочитать вслед ей фатеху[77] из корана, уже давно таит в сердце особую печаль. Со дня возвращения из Лондона он не раз ломал себе голову, почему господин в очках, супруг мадам Норвежи, пользуется у сильных мира сего по сравнению с ним, генералом Меджази, большим покровительством. Прежде, пока ему не пришлось столкнуться с этим бывшим гитлеровцем и теперешним демократом, самым любимым и приближённым к ним человеком он считал себя, теперь же, когда этот ловкий и расторопный господин снова появился на горизонте и ловко опередил самых опытных дельцов, оставив далеко позади себя и его превосходительство, у бедного дивизионного генерала нет иного выхода, как любым способом раскрыть секрет успеха этого выскочки и самому применить его тактику. Его наставники, у которых он учился многие годы, всегда говорили ему, что к людям, в которых ты нуждаешься, надо относиться очень предупредительно но, как только нужда миновала, можно не обращать на них никакого внимания и даже сделать вид, что незнаком с ними. Исходя из этого принципа, его превосходительство улучил удобный момент и решил протанцевать с мадам Норвежи, супруг которой, вероятно, будет назначен премьер-министром. Он надеялся, что ему удастся во время танца усыпить бдительность мадам и выудить у неё секрет успеха её бесцеремонного, наглого супруга. Лучше всего повести дело так, чтобы мадам начала разговор сама, а он бы своими ответами расположил её к себе и затем выведал у неё всё, что его интересует. Однако он упустил из виду, что уважаемая мадам Норвежи — воспитанница той самой школы, в которой получил воспитание её дорогой муж, и если во время учёбы она упустила что-то, то он за двадцать лет совместной жизни устранил эти дефекты в её образовании. Его превосходительство не знал, что его южные друзья — англичане, несмотря на всё доверие, которое они, возможно, к нему питали, всё-таки где-то в тайниках души не доверяют ему и боятся, что он кое-что от них утаил. А зря. Как бы там ни было, но господин гитлеровец не является своим человеком среди военных и не знает, какие удивительные планы начертаны в отношении Ирана в заокеанской стране. Его превосходительство дивизионный генерал, конечно же, больше в курсе дела. И будет совсем неплохо, если эта красивая дама потанцует с ним и прижмёт свою грудь к богатырской груди знаменитого полководца. Пусть она склонит свои светлые волосы к его мужественному, очень мужественному лбу, и, как только ему удастся пробить брешь в её сердце, он специальным пинцетом начнёт вытягивать из этого нежного, мягкого, как воск, и жгучего, как огонь, сердца накопленные там тайны.
Облачённые в шелка телеса мадам Норвежи прикоснулись к тонкой, как волос, пояснице ректора университета как раз в тот момент, когда она задавала дивизионному генералу наиболее интересующий её вопрос:
— Неужели вы думаете, что этот план будет иметь решающее значение?
— Конечно, мадам. Совершенно очевидно, что мы не можем вести войну открыто, честно и мужественно выйти на поле сражения.
— А как же вы поступите?
— Очень просто. Мы займём позиции на перевалах, на извилинах дорог, в горных проходах, пошлём туда преданных солдат с пулемётами и гранатами, — этим нас американцы обеспечили — дадим им приказ держаться до последней капли крови, а сами тем временем подумаем, как выйти из создавшегося положения.
— Но ведь вы сами прекрасно понимаете, ваше превосходительство, что при современных средствах ведения войны это бессмысленное дело. Теперешние войны — не такие, как были десять-пятнадцать лет назад, когда оборона горных перевалов и дорог имела значение. Разве могут солдаты противостоять танкам, самолётам и другой технике?
— Да, ханум, вы правы, но, как я вам уже сказал, ни мы, ни наши американские друзья не намереваемся вести настоящую войну. Мы просто хотим как можно дольше задержать продвижение противника — день, час, даже минута для нас очень важны.
— Но, милый генерал, в чём же провинились эти несчастные юноши, которых вы собираетесь так безжалостно погубить?
— А что нам жизнь этих юношей, мадам! Нам надо лишь выиграть время, чтобы собрать свои пожитки, погрузить их в южном порту на пароход и уехать на край света.
— Ах вот как! Так почему же вы не уезжаете сейчас?
— Во-первых, потому, что война ещё не началась и, может быть, бог даст, никогда не начнётся, а во-вторых, у нас пока нет оснований отказываться от той жизни, которую мы здесь ведём, и покидать дорогую, милую нашему сердцу страну, благами которой мы пользуемся.
— Хорошо, милый генерал, но неужели вы думаете, что ваш противник настолько глуп и неопытен, что даст вам возможность собрать свои пожитки и спокойно направиться в Америку?
— Друзья нам обещали спасти всё, чем мы располагаем.
— Мне жаль вас, вы так наивны и простодушны. Если вы ещё не знаете этих американцев, то мы их очень хорошо узнали. Уверяю вас, случись что-нибудь — и их посол, члены посольства и советники, все они со своими чемоданами и собаками тайком сядут на самолёты и пустятся наутёк. Только после их благополучного прибытия в. пункт назначения об этом сообщит американское радио. Если вы выскажете своё недовольство, они, возможно, даже выразят вам сожаление, но скорее всего свалят всю вину на вас самих и скажут: «Они нас продали и лишили нас возможности их защищать».
Когда мадам произнесла эти слова, оркестр умолк. Мадам сняла свою руку с плеча дивизионного генерала, достала из белой замшевой сумочки платок, непринуждённо вытерла с лица пот и удалилась от его превосходительства, не обращая больше на него никакого внимания, как будто она не танцевала и даже незнакома с ним.
Его превосходительство очнулся только тогда, когда уяснил себе, что его обвели вокруг пальца. Эта кокетливая дама, несмотря на его опытность, ловко выудила у него всё, что ей было нужно, не сказав ему ни одного лишнего слова. Она даже не дала ему возможности задать ей интересующий его вопрос. Теперь его превосходительство знал наверняка, что, если сегодня он ещё сто раз подойдёт к этой даме, пригласит её танцевать и захочет возобновить с ней беседу, она будет изворачиваться, но в ловушку не попадёт и, как уж, выскользнет из его рук. Теперь-то он понял, в чём заключается превосходство над ним господи на гитлеровца в очках, ставшего ныне демократом. Уж если даже его жена так опытна в делах, можно представить себе, каков её воспитатель. И его превосходительство в душе поклялся богом пока остерегаться этого господина гитлеровца, но когда-нибудь и самому достигнуть его высокого мастерства.
Да благословит господь Фарибарза Доулатдуста, сына хозяина дома, что в этот момент он вышел из соседней комнаты и, рассекая ряды гостей, стремительно подошёл к его превосходительству дивизионному генералу.
— Горбан! Можно вас на два слова?
Его превосходительство, высоко подняв голову, сухо ответил:
— Прошу вас, пожалуйста, я к вашим услугам.
— Наш Хушанг, который известен вам…
— О каком Хушанге вы изволите говорить?
— О Хужанге Сарджуи-заде, секретаре мамаши.
— А! Об этом юноше, который сейчас прошёл мимо нас с бокалами вина на подносе?
— Да, горбан.
— Он производит впечатление неплохого парня. Он что, близкий родственник ханум?
— Нет, он секретарь мамаши.
— Да что вы? Разве ханум неграмотна?
— Нет, она грамотная, но она не успевает управляться со всеми делами. Ведь вы, ваше превосходительство, прекрасно знаете, сколько у неё всяких забот.
— Ну, в этом я не сомневаюсь. Судя по тому, кто приглашён на сегодняшний вечер, можно заключить, что в этом городе с вами не ведёт знакомства только Хасриз Ширази.
— Горбан, я хотел, вам сказать, что мамаша очень привязана к этому Хушангу.
— Да, я тоже что-то слышал по этому поводу.
— Так вот, мы все просим ваше превосходительство уделить ему немного внимания.
— А что, разве он призывник?
— Нет, горбан, он тут попал в небольшую передрягу…
— Где?
— В двух-трёх местах. Во-первых, у него судимость по министерству юстиции. Он совершил с одним человеком сделку, а тот заявил, будто Хушанг получил от него какой-то товар якобы для благотворительного общества и продал этот товар. Теперь его осудили на три года.
— Ну, ладно, это уладить не так уж сложно. Такое может случиться с каждым из нас. Пусть он подаст кассационную жалобу, я сам поручу судье, прокурору, министру юстиции или заместителю министра, чтобы они отменили решение суда.
