— Горбан! Можно вас на два слова?
Его превосходительство, высоко подняв голову, сухо ответил:
— Прошу вас, пожалуйста, я к вашим услугам.
— Наш Хушанг, который известен вам…
— О каком Хушанге вы изволите говорить?
— О Хужанге Сарджуи-заде, секретаре мамаши.
— А! Об этом юноше, который сейчас прошёл мимо нас с бокалами вина на подносе?
— Да, горбан.
— Он производит впечатление неплохого парня. Он что, близкий родственник ханум?
— Нет, он секретарь мамаши.
— Да что вы? Разве ханум неграмотна?
— Нет, она грамотная, но она не успевает управляться со всеми делами. Ведь вы, ваше превосходительство, прекрасно знаете, сколько у неё всяких забот.
— Ну, в этом я не сомневаюсь. Судя по тому, кто приглашён на сегодняшний вечер, можно заключить, что в этом городе с вами не ведёт знакомства только Хасриз Ширази.
— Горбан, я хотел, вам сказать, что мамаша очень привязана к этому Хушангу.
— Да, я тоже что-то слышал по этому поводу.
— Так вот, мы все просим ваше превосходительство уделить ему немного внимания.
— А что, разве он призывник?
— Нет, горбан, он тут попал в небольшую передрягу…
— Где?
— В двух-трёх местах. Во-первых, у него судимость по министерству юстиции. Он совершил с одним человеком сделку, а тот заявил, будто Хушанг получил от него какой-то товар якобы для благотворительного общества и продал этот товар. Теперь его осудили на три года.
— Ну, ладно, это уладить не так уж сложно. Такое может случиться с каждым из нас. Пусть он подаст кассационную жалобу, я сам поручу судье, прокурору, министру юстиции или заместителю министра, чтобы они отменили решение суда.
— Горбан, всё это мы уже сделали. Но разве можно что-нибудь вбить в головы голодных ахундов! Они упёрлись на своём и требуют, чтобы этот невинный младенец был посажен в тюрьму. Ну, скажите ради бога, разве можно допустить что-либо подобное? Поверьте моему слову, если это случится, то по крайней мере сто женщин из лучших тегеранских фамилий покончат жизнь самоубийством. И первой, я уверен, примет опиум моя мамаша.
— Ну, хорошо, что же вы хотите, чтобы я сделал?
— Горбан, дайте указание, чтобы приказ о его аресте не приводили в исполнение.
— Как же это возможно? Журналисты и несколько бессовестных депутатов, которые засели в меджлисе, не дадут мне покоя. Они же ославят меня.
— С журналистами мы сами управимся. Мамаша отложила для этой цели свой выигрыш от покера — она играла у господина Бадпуза. Пока что двести-триста туманов из этой суммы мы распределили между газетами «Гиямат», «Машхаре Кобра», «Чомаге Такфир», «Занджире Асарат» и еженедельным журналом «Джаханнам Дарре».
— Отлично, отлично, продолжайте в том же духе.
— Помимо этого, я прошу вас лично не обойти бедного Хушанга своей милостью.
— Что же я должен сделать?
— Прикажите, чтобы сейчас повременили с его арестом.
— Да, но это же не зависит от меня. Я могу сказать, а органы юстиции со мной не согласятся.
— Вы дайте указания тому агенту, который придёт по поручению органов юстиции.
— Но ведь на это нужно иметь законные основания.
— Какие законные основания могут быть сильнее, чем болезнь?
— Милый мой, неужели этот симпатичный юноша, который разносит сейчас здесь коньяк и виски, болен?
— О, почему ваше превосходительство так недоброжелательны по отношению к нему? Этот юноша болен, и сейчас у него в кармане лежит официальная справка об этом за подписью министра здравоохранения. Её только полчаса назад мамаша получила у господина министра.
— Вот это очень важный документ. Не говоря уже обо мне, если бы его увидел даже сам Анушираван Справедливый[78], то и он вынужден был бы признать его.
— Очень вам благодарен. Теперь у меня к вам вторая просьба.
— Пожалуйста.
— На Хушанга завели ещё одно дело: утверждают, якобы он с несколькими иностранцами занимался фотографированием и выведыванием каких-то сведений в районах расположения воинских частей. Клянусь вашей благословенной жизнью, все эти обвинения совершенно необоснованны. К таким делам этот юноша абсолютно непричастен. Его так осаждают девушки, что ему некогда причесаться, а когда у него выпадает свободная минутка, мамаша затаскивает его в спальню, запирает дверь и они по четыре часа, а иногда и до самого утра сидят за книгами и расчётами. И вы не представляете себе, как этот несчастный юноша, словно камыш от кальяна, худеет и желтеет от бессонных ночей, проведённых за сложением и вычитанием. Где уж ему найти время ходить с американцами по горам и оврагам! К тому же он не знает ни одного слова по-английски.
— Да, но это же не довод. Кроме того, начальником второго управления штаба армии назначили какого-то нового человека и, когда он разберётся во всех делах, будет слишком поздно. Я же считаю нецелесообразным для себя впутываться в это.
— Но ведь вы сами прекрасно знаете, ваше превосходительство, что американцы в пашей стране не нуждаются в гидах и посредниках, в особенности в вопросах, касающихся военных тайн. Всё это и так находится в их руках.
— Господин Фарибарз-хан, я прошу вас не позволять себе дерзости в отношении высших властей. Такие заявления недостойны ни меня, ни вас. Не наше дело обсуждать вопросы, затрагивающие высшие интересы страны. Нашей десятитысячелетней независимости угрожает опасность, и наш долг — всячески защитить и сохранить отечество. А эти господа полны доброй воли.
— Ну, конечно, конечно, против этого я не возражаю, я только хотел, чтобы вы спасли бедного юношу от грозящих ему неприятностей.
— Какие неприятности? Разве это неприятности?!
— С тех пор как стало известно об аресте, он не имеет покоя ни днём, ни ночью.
Тут его превосходительство дивизионный генерал Меджази широко расставил ноги и разразился безумным хохотом.
— Ну и ну, господин Фарибарз-хан, вы что, хотите обмануть ребёнка? Я и вы — мы оба прекрасно знаем, что если будет доказано, что он занимался шпионажем через две-три недели наш милый друг обскачет всех нас. Наше несчастье именно в том и состоит, что мы не являемся официальными шпионами, иначе наши дела были бы значительно лучше, чем теперь. Очень хорошо, что вы мне сказали, с кем он ходил. Теперь нам легко удастся замять эту историю. От моего имени передайте ему: пусть он попросит тех людей, с которыми ходил в горы, чтобы они активно вмешались в его дело. С такими связями, как у него, не он нуждается в нас с вами, а скорее мы с вами будем нуждаться в нём.
— Теперь у меня к вам третья просьба.
— Пожалуйста, я всей душой готов служить вам.
— Несколько дней назад наш несчастный Хушанг шёл следом за девушкой, которая возвращалась из школы, и так проводил её до дома. У двери дома отец девушки, какой-то неотёсанный дикарь, полагая, видимо, что всё ещё продолжается эпоха феодализма и бесправия, схватив палку, налетел на этого тщедушного, хилого юношу, которого достаточно схватить за нос, чтобы он отдал богу душу, и отдубасил его.
— Странно, что такие дикари всё ещё встречаются в стране шахиншаха.
— Да, горбан, этот грубый мужлан не оставил у бедного юноши ни одного целого ребра.
— Я официально выражаю вам соболезнование от имени главного управления полиции. Если вы разрешите, я сейчас же скажу одному из депутатов, сторонников правительства, чтобы в четверг на заседании меджлиса он сделал по этому поводу запрос правительству.
— Это мы уже сделали сами. Господин Алак Бедани взял эту миссию на себя. У нас к вашему превосходительству просьба другого порядка…
— Пожалуйста, пожалуйста, я с большим удовольствием…
— Прикажите начальнику полицейского участка, чтобы он на несколько часов арестовал отца той девушки. Во-первых, этот мужлан позволил себе учинить дебош в общественном месте, а во-вторых, он грубо обругал благовоспитанного молодого человека, знающего иностранные языки, известного всему дипломатическому корпусу Тегерана, молодого человека, который по. крайней мере десять рад играл в бридж с самим господином английским послом и несколько раз фотографировал его с теннисистами и игроками в пинг-понг с проспектов Шах-Реза и Дербенд, и эти фотографии были помещены на первых страницах газет; в-третьих, сам факт, что этот дикарь пустил в ход кулаки, пинал несчастного ногами, бил палкой, несомненно, является признаком его преступности. Необходимо призвать хулигана к порядку.
— Хорошо. Я дам указание, чтобы на него завели дело по обвинению в оскорблении должностного лица при исполнении служебных обязанностей.
— Вот это будет превосходно. Кстати, я упустил из виду одну деталь: пожалуйста, прикажите записать в протокол, что этот хулиган обругал площадной бранью постового полицейского номер 48596. И ещё матушка поручила мне передать вам, что дело вашей сестры улажено. Председатель суда дал слово потребовать у её мужа развода, а также обещал принять во внимание свидетельские показания, подтверждающие, что он подарил вашей сестре дом и что дарственная запись съедена термитами.
