А она – беременна. Давно, недавно – какая разница. Не от него. А ведь могла бы...
Артем разлепил пересохшие губы, облизал их языком и очень тихо спросил:
- Я правильно понимаю, что... что ты одна сейчас?
- Ну какое это имеет значение? – удивилась Женя.
- Большое... если ты с отцом ребенка, я не стану лезть, но... если нет, то для меня это ничего не меняет. Твоя беременность... это хорошо, это правильно... я же понимаю, - чувствуя себя идиотом, заговорил Артем. Нет, не из-за своего порыва все это высказать. А из-за того, как Женя смотрела на него сейчас. И потому что, черт возьми, где он был раньше? Почему так долго тянул? Как так вышло, что ни черта не делал, чтобы она была рядом? У каждого человека своя мера ответственности не только перед другими, но и перед собой. Он со своей не справился. Но он ее любит. Он любит ее и не может теперь от нее отказаться.
Может быть, это шанс, а никакая не трагедия.
- Так ты... ты одна, Женя? – охрипшим голосом повторил Артем.
Женька на мгновение прикрыла глаза и сглотнула подкативший ком.
«Если ты с отцом ребенка…»
Если бы она могла быть с отцом ребенка… Пожалуй, ничего иного ей и не хотелось. Быть с Романом. Вместе. Вместе ждать рождения их будущей дочери. Или сына. Жене хотелось дочку, но какая разница… Ей так его не хватало! Ей так бесконечно его не хватало, что она иногда и правда думала: позвонить и сказать, а там пусть уж сам решает… А потом она останавливала себя. Раз за разом, чтобы вчера она поняла: каждый и правда получил то, что хотел. Моджеевский прав. Поэтому теперь она одна. Вернее…
Женя распахнула глаза и улыбнулась – открыто и счастливо. И голос ее звучал так же – открыто и счастливо.
- Я не одна. Я с ребенком. И в моей жизни больше никого нет.
- Тогда я не вижу причины, чтобы быть по-прежнему посланным, - криво усмехнулся Артем, немного воодушевившись ее улыбкой, но при этом прекрасно понимая – будет трудно. Но он хотя бы попробует. – Не отказывайся сразу... подумай. Я же не дурак, я знаю, что ты рисковать не будешь теперь... бросаться в омут. Я не предлагаю тебе омут, я предлагаю тебе... замуж, Жень. И чтобы это был наш ребенок. Я найду нормальную работу, я смогу о вас позаботиться. Все будет хорошо.
Женин взгляд стал удивленным. Второе предложение замужества за год, в то время как всю ее прошлую жизнь ни у кого не возникало желания назвать Евгению Малич своей женой. Куда там Флоренции Эдуардовне до виражей, которые устраивает Женькина судьба!
А еще Женя подумала, что, наверное, что-то похожее говорил ее отец матери, когда убеждал в необходимости пожениться. И ведь он правда самый лучший отец на свете. Вот только Роман – не Уваров. Он смог отказаться от Жени, но он никогда бы не отказался от ребенка. В этом она уверена. Женя может сколько угодно считать, что не должна ничего говорить Моджеевскому, но имеет ли она право впускать в их жизнь чужого мужчину, который займет место Романа?
- Я не стану давать тебе ложных надежд, - проговорила Женя, глядя Артему прямо в глаза. – Это нечестно.
- А я тебя не прошу... – пробормотал он в ответ упрямо. – Я прошу лишь подумать... дать нам время обоим – на узнавание. Может быть, я и зануда, но я буду рядом.
- Я устала, - выдохнула Женя. – Я очень сильно устала, Артем.
- Прости, я не хотел тебя утомлять... – он слабо улыбнулся. – Вообще, я хотел просто с тобой позавтракать. Приглашение неактуально, да?
- Может быть, в другой раз.
Он кивнул и медленно отступил, освобождая пространство, чтобы ей снова нашлось, чем дышать, но взгляда от ее лица не отрывал.
- Да, конечно... прости за несдержанность.
- Ты тоже не сердись на меня, - проговорила Женя, попрощалась и вышла. А он так и остался стоять и смотреть на дверь, думая о том, что сейчас произошло и как ему быть среди всего этого.
Горбатова носилась откормленной ящерицей
Среди всего этого в отчаянной горячке и беспрестанной гонке подошел конец года. Года календарного, года бюджетного, года рабочего. Года больших перемен и больших разочарований. Впереди маячили подступающие и наступающие на глотку рождественские каникулы, Горбатова носилась откормленной ящерицей между плановым и расчетным, всех поторапливая и обо всех хлопоча, а между ее визитами что плановики, что расчетчики отчаянно пытались выдержать финальную пытку сразу под двумя девизами: «Выгрести все в ноль!» и «Казна закрывается двадцать шестого!».
Впрочем, с этим работники бухгалтерии успешно справлялись, хотя и не без отдельных трудностей. То в НИЧе дефицит бюджета по страховым взносам обнаружится («а мы думали, там будет экономия!»), то счет за теплоэнергию теряется в последний день оплаты. Но подобные мелочи жизни вполне переживаемы, и на Женькины охи и ахи Ташка-пташка лишь отмахивалась: нет нерешаемых проблем! Ее вот все возможные мужики под праздники бортанули, а она ничего, не унывает, собирается поехать куда-нибудь в горы, покататься на лыжах, как белый человек встретить Новый год. А для этого планирует отпуск и слезно уговаривает Женю выплатить зарплату двадцать четвертого, чтобы свалить в него до католического рождества.
«Нам же все равно ректорский прием не светит!» - уныло вздыхала Таша, мечтавшая вот уж который год о чести быть приглашенной на это мероприятие для избранных, даже не подозревая, что в это самое время не кто-нибудь, а сам главдракон сгущает особые магические тучи вокруг двери в расчетный и делает это прямо в ректорском кабинете.
«Моджеевский приедет! – ошалело выдыхал Владимир Павлович, во все глаза глядя на Любовь Петровну и бросая телефон на стол перед собой.
«Как это приедет? – недоуменно уточнила Любовь Петровна, не веря своим ушам. – К нам приедет? На корпоратив приедет? У него что? Других дел нет?!»
Но, видимо, других дел у главного олигарха и предводителя всех солнечногорских бизнесменов действительно не было. Приглашение ему отправили скорее для проформы и из чувства долга. Никто всерьез не думал, что он его примет, а тут – на тебе. В разгар рабочего дня, когда ректор и главдракон преспокойно ругались, кроя друг друга матом и определяя круг лиц, достойных дополнительного списка для премирования, позвонила секретарша Моджеевского, чтобы уточнить о времени и дресс-коде. Владимир Павлович впечатлился. Любовь Петровна прикусила губу, судорожно соображая, что бы это значило. Сначала этот любитель отнюдь не юных фей от бухгалтерии замораживает им финансирование и устраивает кровавые репрессии, что сопровождается его якобы разрывом с этой самой феей. А потом неожиданно возобновляет выплаты и мило беседует с брошенной особой в кофейне прямо перед носом у всех сотрудников университета по окончании ее рабочего дня. Соответственно, нельзя не задать себе закономерного вопроса: а был ли разрыв? Или милые бранятся – только тешатся?
Поскольку госпожа Горбатова считала себя женщиной, мягко выражаясь, не глупой и обладающей немалым интеллектуальным потенциалом, она, едва привела ректора в чувства и пообещала увеличить сумму расходов на праздничный стол, чтобы не ударить в грязь лицом перед солнечногорским небожителем, выскользнула за дверь и крепко задумалась, глядя прямо перед собой. В глазах ее отражались искры с умственной наковальни, на которой она собственноручно ковала план дальнейших действий.
«Виктория! – очень серьезным тоном распорядился главдракон, возвышаясь над ректорской секретаршей. – Будьте любезны, к списку гостей на новогодний прием добавьте Евгению Андреевну Малич. И не забудьте уведомить ее официальным пригласительным».
«Так ведь все уже расписано!» - возмутилась Викачка, но главдракон лишь усмехнулся.
«Ну так перепишите! Ёжиковне пригласительный относили уже?»
«Пока нет... Вы же говорили, что сами передадите!»
«Вот и прекрасно! Александра Йожефовна у нас числится без году неделю, нечего ее приглашать! Делайте на Малич, и я лично его отнесу!»
