Скоро нельзя будет ходить по улицам. А посему предлагается союзу охотников принять участие в истреблении собак, для чего устанавливается неделя борьбы с бесхозяйственными собаками с 6-го по 13-е сего месяца.
С товарищеским приветом
Сек. Исполк. К а н д ы б и н. * * *
Весть о грозящей смертельной опасности распространилась среди собак с быстротою радио.
Старый пес встретил в переулке знакомого молодого пса „Блямбу“.
Обычно, жизнерадостный „Блямба“ был мрачен.
— Ты слышал? — пролаял он на ухо старому псу. — Они расклеили по городу объявления! Нас хотят уничтожить! Мы поставлены вне закона!
Старый пес выслушал сообщение и грустно заморгал слезящимися глазами.
— Что ж делать? — глухо спросил он.
— Пойдем на митинг! — предложил „Блямба“. — Сейчас за городом состоится экстренный митинг! Торопись!
„Блямба“ побежал вдоль улицы. Старый пес, проклиная свою старость, глухоту и перебитую лапу, заковылял вслед.
Когда он добрался к выгону за городскими бойнями, собачий митинг был в разгаре.
Ораторы лаяли так громко, что даже глухому псу были отчетливо слышны все слова.
— Нас хотят уничтожить! — кричал пожилой рыжий пес. — Не довольно того, что нас преследуют, как людей, теперь они решили устроить собачью Варфоломеевскую ночь! Я предлагаю протестовать. Давайте покинем город!..
Рыжего пса сменил „Блямба“.
— Товарищи! — закричал он. — Уход из города это не протест, а чистое толстовство. Мое предложение — объявить людям войну. Будем платить той же монетой. Будем нападать на них, кусать, рвать штаны, душить их детей! Мое предложение ясно. Предлагаю голосовать!
Речь „Блямбы“ вызвала противоречивые отклики. Одни громким лаем выражали свою солидарность с оратором, другие протестовали против такого кровожадного предложения.
Поднялся такой шум, что слов говорящих не было слышно.
Председатель митинга, надрывая горло, тщетно старался в успокоить собрание.
* * *
Пока среди собак царит возбуждение и хаос, вернемся к людям.
Председатель правления союза охотников, прочтя записку секретаря исполкома, ударил кулаком по столу и сердито крикнул:
— Чорта с два!
Потом нервно закурил старую охотничью трубку и, немного успокоившись, сказал сидящим за столом, членам правления:
— Нам предлагают охоту на… собак. Как вам это нравится? Явная насмешка! Вот полюбуйтесь!
Члены правления по очереди прочли секретарское послание, покачали головами и хмуро уставились на председателя.
Председатель сделал глубокую затяжку, выпустил дым в потолок и сказал:
— Чорта с два! Сегодня предложат охотиться на собак, завтра на крыс, а после завтра на клопов. Это явное издевательство. Полагаю, что нашим ответом может быть только категорический отказ.
Члены правления ободрительно закивали головами. Председатель взял бланк союза, обмакнул перо в красные чернила и принялся писать:
Уваж. тов. Кандыбин!
В ответ на ваше предложение принять участие в неделе уничтожения собак, сообщаю, что наш союз, насчитывающий 84 члена, среди которых многие имеют знаки отличия, категорически отказывается от столь высокой чести. Сегодня собаки, завтра крысы, а потом дойдет до клопов. Мы охотники, а не собашники!
С тов. приветом
Пред. правления Союза охотников О н у ф р и й Б о р з е н к о.
Ответ был срочно доставлен в исполком. Секретарь прочел, хлопнул ладонью по столу, чертыхнулся и, схватив бланк исполкома, синим карандашем принялся писать:
С р о ч н о.
Правлению Союза охотников.
Уваж. тов.!
Не валяйте дурака и не разводите контр-революцию. Бесхозяйственные собаки — социальное зло для граждан и уничтожение их есть дело общественное и не один честный гражданин, а тем более охотник, не может отказываться. Вторично предлагаю принять участие в уничтожении. Отказ будет рассматриваться как демонстрация.
С тов. приветом
Сек. Исполкома К а н д ы б и н.
Эта бумажка была срочно доставлена союзу охотников. Председатель прочел, стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Чорта пухлого!
Затем схватил бланк, обмакнул перо в красные чернила и принялся составлять ответ…
* * *
Вернемся к собакам.
Старания председателя митинга навести порядок оказались тщетными. Взволнованное возбужденное собрание походило на толкучку или на диспут живой и мертвой церкви. Все лаяли разом, не слушая друг друга.
Одни кричали, что надо, не теряя времени, уйти из города, другие вносили предложение ограничить количество браков и тем самым уменьшить размножение, третьи настаивали на беспощадной борьбе с людьми.
Когда беспорядок достиг высшей точки и, казалось, невозможно будет притти к какому-нибудь решению, со стороны города показался гонец.
Он бежал высунув язык и держа хвост трубой. Задыхаясь от усталости, гонец пробрался в гущу митингующих и, вскочив на бочку, с которой говорили ораторы, пронзительно крикнул:
— Слу-шай-те!!
Постепенно водворилась тишина.
— Слушайте! — радостным голосом продолжал гонец, — я только что из города. Опасность миновала. Мы можем быть спокойны!
Гонец остановился, набрал воздуху и крикнул:
— У них началась переписка!!
После осмотра цехов, директор привел меня к пожарному сараю.
— Вот, — сказал он с гордостью, — наш знаменитый пожарный обоз. Обратите внимание, ни единой сориночки, ни пылиночки.
Он мазнул по бочке пальцем и поднес его к моему носу.
— Видите? Вот это чистота!
Действительно, чистота была изумительная. Пожарная машина, бочки, багры, все было словно только что выкрашено. На стене сарая весенними солнцами сверкали медные каски.
— Это пустяки, — небрежно сказал директор, — а вот вы посмотрите, с какой быстротой они выезжают!
Он вынул часы, посмотрел и мотнул, головой стоявшему у дверей дежурному.
— Дуй тревогу!
Дежурный не спеша подошел к висевшему у входа в сарай колоколу и нехотя дернул веревку.
— Заметьте, — сунул мне под нос часы директор, — ровно два. Через две минуты все будет сделано.
Прошло три минуты, но ожидаемой суеты приготовления к выезду не было заметно. Дежурный с видом скучающего человека грыз семячки.
— Еще позвони! — крикнул ему сердито директор. — Да сильней! Что ты словно утопленник.
Дежурный снова нехотя подергал веревку и принялся за семячки. Прошло еще пять минут бесплодного ожидания.
— Безобразие! — крикнул директор, нетерпеливо дрыгнув ногой. — Что они пьяны, что ли?
Он сунул часы в карман и зашагал к соседнему флигелю. Я поспешил за ним.
Внутри флигеля мы увидели картину мирной беззаботной жизни. Часть пожарников босиком валялась на койках, часть за столом играла в карты.
— Вы что же, — набросился на них директор, — оглохли? Не слышите сигнала? Где брандмейстер?
Пожарники медленно встали и в угрюмом молчании разглядывали директора.
— Где брандмейстер?! — повторил он грозно. — Опять пьян?
— Иван Мироныч тверезый, — сурово ответил один из пожарников. — Да вот они сами.
В комнату не спеша вошел брандмейстер.
— Иван Мироныч! — кинулся к нему директор. — Что ж это такое? Даю тревогу, а вы хоть бы хны! Словно вас это не касается! Пускай, значит, все горит! Пропадает заводское имущество ! Народное достояние! Это саботаж!
Брандмейстер со странным спокойствием выслушал, не глядя на директора, сердитые выкрики и сказал:
— Сейчас выезжаем.
Пожарники лениво натягивали сапоги.
Через полчаса обоз выполз на фабричный двор и медленно, как погребальная процессия, поплелся за ворота.
— Вот изволь с таким народом работать! — смущенно пробормотал директор. Распустились. Саботируют.
И нервно застегивая пальто он убежал в контору.
* * *
Когда я через час уезжал с завода, ко мне подошел брандмейстер, поглядел по сторонам и, удостоверясь, что никого поблизости нет, сказал:
— Вы, товарищ, наверно удивляетесь. Позвольте рассеять ваше мнение. Мы на пожар действительно выезжаем через две минуты. Но, заметьте, на п о ж а р, а не попустому, не по директорской тревоге. Замучил он нас своими тревогами…
Кто ни приедет, сейчас же демонстрирует. В воскресенье, товарищ из треста был — тревога, во вторник центровики приезжали — опять тревога, сегодня перед вами похвастаться хотел. Не поверите, на прошлой недели четыре тревоги было! Ему хвастовство, а нам мука.. Теперь пускай хоть целый день в колокол звонит, никто пальцем не шевельнет.
— Но позвольте, — сказал я, — а если действительно пожар? Ведь сгорит все.
