— Но ты ведь, и правда…
— Нет, — отрезал Мазукта.
Проводив взглядом человеческую фигурку, почти достигшую вершины горы, он произнес:
— Я ему сказал буквально следующее: «Хочешь поработать? Отлично, возьми вот этот камень и отнеси во-он на ту вершину. Когда закончишь, можешь быть свободен».
— А он?
— А он — вон, — указал кивком Мазукта.
Шамбамбукли посмотрел в ту сторону. Не дойдя двух шагов до вершины, человек воровато огляделся, никого не заметил и пинком скатил свой камень с горы.
— Ему что, так нравится процесс? — удивился Шамбамбукли.
— Ему не хочется терять работу, — объяснил Мазукта.
две минуты творения
— Шамбамбукли, привет! Смотри, что я купил!
Демиург Мазукта вывалил на стол десятка полтора безвкусно-ярких коробочек. Демиург Шамбамбукли поднял одну и взвесил на ладони.
— Тяжелая, — заметил он. — А что это такое, вообще?
— Вселенная быстрого приготовления, — охотно сообщил Мазукта. — Хочешь, возьми парочку, пригодятся, у меня их много.
Шамбамбукли вернул Вселенную в общую кучу.
— Нет, спасибо, мне не нужно. Кто вообще до такой глупости додумался?
Он пригляделся к цветастой обертке.
— «Сделано…» А, ну понятно.
— Зря ты так, — обиженно произнес Мазукта. — Вещь, между прочим, очень полезная. Приспичит тебе, допустим, создать новый мир, а под рукой, как назло, ни Темной Материи, ни Светлых Идей. И что делать будешь?
Шамбамбукли неопределенно пожал плечами.
— Ну вот, — победоносно ухмыльнулся Мазукта, — а если у тебя в кармане будет такой брикетик, то акт творения не составит никакого труда. Просто добавь воды и отбрось подальше, а оно ка-ак жахнет! И все сразу готово.
Шамбамбукли снова покосился на обертку.
— Угу, вижу. «Срок приготовления — три минуты».
— Вот именно. Это же круто, согласись?
— Да ну, — махнул рукой Шамбамбукли, — подумаешь, важность! Я, если надо, могу и за две минуты мир создать. И без всяких полуфабрикатов.
Мазукта уставился на друга недоверчиво.
— Нет, кажется, ты не шутишь… Значит, врешь?
— Зачем бы мне врать? — удивился Шамбамбукли.
— Понятия не имею. Но одно я знаю точно, за две минуты ты никак не управишься. Да что там, ты за это время только и успеешь, что рот открыть, чтобы «Да будет свет!» сказать. С твоими-то темпами…
— Поспорим? — равнодушно предложил Шамбамбукли.
Мазукта опешил. И прежде чем ответить, долго думал, мучительно морща лоб.
— Не вижу, где тут подвох, — наконец признался он. — Поспорить, конечно, можно, но у тебя ведь никаких шансов выиграть?
— Хочешь проверить? — спросил Шамбамбукли.
— Хочу! — решился Мазукта. — Готов спорить, что за две минуты ты не то что мир, чашку чая не сотворишь!
— Чашку, может, и не сотворю, — согласился Шамбамбукли. — А мир — всегда пожалуйста. Так спорим? На щелбан?
— На два щелбана!
— Да хоть на сотню, — пожал плечами Шамбамбукли, — мне-то что, твоя голова, не моя.
Он встал, потянулся и направился в сторону мастерской.
— Подождешь здесь? — спросил он через плечо. — Или хочешь посмотреть?
— Ни за что не пропущу такое зрелище! — ответил Мазукта.
В мастерской Шамбамбукли не торопясь расчистил место для новой вселенной, разложил инструменты, натянул рабочие перчатки…
— Время, потраченное на подготовку, я, так и быть, не стану учитывать, — хмыкнул Мазукта, многозначительно поправляя на запястье часы. — Скажи, когда приступишь.
— Уже начинаю, — сказал Шамбамбукли. — И буду тебе очень признателен, если ты не станешь мешать. Я, знаешь ли, работаю, это творческий процесс, он не терпит постороннего вмешательства.
— Ладно, ладно, молчу! — Мазукта демонстративно зажал рот ладонью.
Шамбамбукли закрыл глаза, сделал несколько долгих вдохов и выдохов, и наконец приступил к работе. Вопреки ожиданиям Мазукты — или, скорее, полностью согласно его ожиданиям, работал Шамбамбукли вдумчиво, не спеша, не упуская никаких деталей и не пренебрегая мелочами. Мазукта, сам не чуждый высокого искусства, поневоле залюбовался. Однако через полчаса вспомнил о споре и тихонько кашлянул.
— Шамбамбукли, вообще-то…
— Я же просил не мешать! — раздраженно отмахнулся Шамбамбукли. — Потом поговорим! Все — потом!
Мазукта не стал спорить, устроился поудобнее и продолжил наблюдение за чужой работой. В конце концов, ему уже проигрыш не грозил, а посмотреть было на что. Шамбамбукли творил красиво, с любовью, аж завидки брали.
Наконец Шамбамбукли нанес последний штрих, отложил в сторону инструменты и утер пот со лба.
— Мне очень жаль тебя огорчать, — произнес Мазукта, — но прошло никак не меньше недели.
— Правда? — изумился Шамбамбукли.
— Правда. Вообще-то, прошло около четырнадцати миллионов лет, но не будем мелочиться. В любом случае, это явно больше двух минут.
— Ты ошибаешься, — покачал головой Шамбамбукли. — Две минуты еще не истекли.
— Ну, знаешь ли! — рассмеялся Мазукта. — Я, конечно, знаю, что во время творческого процесса иногда забываешь про течение времени, но все-таки, всему же есть границы!
— Творческий процесс туг совершенно ни при чем, — возразил Шамбамбукли. — Но факт есть факт: прошло всего несколько секунд с начала работы, и вот, можешь убедиться, все уже готово.
Мазукта склонил голову набок и пристально изучил безмятежно-честное лицо друга.
— Похоже, ты действительно веришь в то, что сказал, — заметил он.
— Потому что это правда. Да ты на часы посмотри!
— Они стоят, — недовольно скривился Мазукта. — Ничего удивительного, их же четырнадцать миллионов лет не заводили. Совсем забыл.
Шамбамбукли устало вздохнул.
— Мазукта! Скажи мне, пожалуйста, сколько это — час?
— Час — это шестьдесят минут. Одна двадцать четвертая часть суток.
— А сколько это — сутки?
— Сутки — это двадцать четыре часа… А-а, черт! — Мазукта хлопнул себя по лбу.
— Вот именно. Сутки — это промежуток времени от захода солнца и до следующего его захода. А солнце в этом мире еще ни разу не садилось. Ты только сейчас заметил, что Земля все это время была повернута к Солнцу одной стороной?
— С тебя два щелбана, — угрюмо проворчал Мазукта, подставляя лоб. — Бей, изверг.
— Охотно! Р-раз! — Шамбамбукли отвесил другу звонкий щелбан. — А это — два!
Он нежно щелкнул землю в круглый бок, придавая ей вращательный момент.
И все заверте…
искусствовед
— Ну хорошо, подсудимый, — сказал демиург Шамбамбукли, пролистав Книгу Жизни человека. — С тобой все понятно. Где-то грешил, где-то не очень, тут исправил, там усугубил… в общем и целом совершенно нормальная, вполне удовлетворительная жизнь. Поздравляю, можешь отдыхать.
— Спасибо, господин судья, — сказал человек.
— Объясни мне только один момент. — Шамбамбукли склонился над Книгой. — Большинство твоих прегрешений логически обоснованы, у тебя были какие-то причины поступать именно так. Но вот зачем ты побил этого несчастного старичка? Он ведь тебе ничего не сделал, даже слова плохого не сказал.
— Он искусствовед, — мрачно пробурчал человек.
— Что-что? — не понял Шамбамбукли.
— Искусствовед, — повторил человек. — Он. А я писатель. Был. Понимаешь?
— Нет, — признался Шамбамбукли.
Человек вздохнул.
— Писатель я был. А он — искусствовед. Специальный такой тип, который читает то, что я написал, а потом всем рассказывает, какие из этого можно сделать выводы.
— Постой-постой! — перебил Шамбамбукли. — Это что-то вроде «было заповедано: „не играй с огнем, можешь обжечься“ — где под играми с огнем подразумевались обряды огнепоклонников, а огнепоклонниками в то время было принято называть вообще любых язычников, слово „можешь“ в данном контексте следует рассматривать не как разрешение, а как повеление, и потому истинный смысл заповеди — „всех неверных — на костер!“, и именно так ее надо понимать» — что-то вроде этого, да?
— Да, — кивнул человек.
— Все ясно, — сказал Шамбамбукли и стукнул молоточком по столу. — Оправдан. Следующий!
инструкция
— Создатель, — обратился человек к демиургу Шамбамбукли, — ты не поверишь, но я пришел с претензией.
— Ну почему же, поверю, — поспешил успокоить демиург. — А в чем, собственно, дело?
— Меня поразила молния, — пожаловался человек.
— Насмерть? — уточнил Шамбамбукли.
— Ага, — человек кивнул. — Так вот, это было несправедливо!
— Не может быть!
— Я же говорил, что ты не поверишь… — вздохнул человек.
— Так, давай по порядку. Как с тобой такое приключилось и в чем заключается несправедливость?
