— Не могу сказать, сэр.
— Вынужденными? Нет, не вынужденными. Вымученными? Нет, не вымученными. Подожди, так и вертится на кончике языка. Начинается на «в» и означает что-то сложное и ненужное.
— Вычурными, сэр?
— Вот-вот. Именно это слово здесь подходит, лучше некуда. Твои планы стали слишком вычурными, да и ты сам скоро станешь вычурным, если вовремя не остановишься. Надо действовать прямо и просто, а ты напускаешь тумана и наводишь тень на плетень. Нет, Дживз, так не пойдёт. Нашему Гусику нужен дружеский совет опытного человека, знающего жизнь, так сказать, от и до. Поэтому отныне этим делом я займусь лично. Можешь больше не беспокоиться, Дживз.
— Слушаюсь, сэр.
— Дай своим мозгам передышку и посвяти себя домашним обязанностям.
— Слушаюсь, сэр.
— Я буду прям и прост, Дживз, и, можешь не сомневаться, пользуясь этим своим методом, решу проблему Гусика в шесть секунд. Когда он придёт, немедленно направь его ко мне.
— Слушаюсь, сэр.
— Это всё, Дживз.
Но на следующее утро меня завалили телеграммами, и, по правде говоря, проблемы бедолаги Гусика начисто вылетели у меня из головы, уступив место моим проблемам, которые взбудоражили меня, дальше некуда.
Первую телеграмму Дживз принёс мне на подносе вместе с коктейлем, который я обычно пью перед ленчем. Она была отправлена тётей Делией из Маркет-Снодсбери, небольшого городка, расположенного милях в двух от её поместья.
Вот содержание телеграммы:
Немедленно приезжай. Траверс.
Я не смогу передать охватившего меня изумления, даже если скажу, что у меня отвалилась нижняя челюсть, а глаза полезли на лоб. Должно быть, впервые в истории телеграф передал столь загадочное и таинственное послание. Я смотрел на него, не отрываясь, и, честно говоря, даже не помню, как осушил два бокала сухого мартини. Я прочитал его справа налево. Я перечитал его слева направо. По-моему, я даже понюхал текст, но это мне тоже не помогло. С каждой минутой я всё больше терялся в догадках.
Сами понимаете, что я имею в виду. Ни для кого не секрет, что дня не прошло, как мы расстались с тётушкой, до этого постоянно общаясь с ней на протяжении почти что двух месяцев. Тем не менее (а мой прощальный поцелуй не успел ещё, образно говоря, остыть на её щеке) она, судя по всему, жаждала вновь меня увидеть. Бертрам Вустер не привык к тому, чтобы кто-то за ним охотился, как удав за кроликом. Спросите кого угодно, и вам скажут, что после двух месяцев пребывания в моей компании любой нормальный человек решит, что с него довольно. Честно говоря, я знаю некоторых типов, которые не выдерживали меня и двух дней.
Исходя из вышеизложенных фактов, я, прежде чем усесться за шикарный ленч, отправил тёте Делии следующую телеграмму:
Удивлён. Не понял. Берти.
Ответ я получил, когда прилёг вздремнуть после ленча.
Чего ты не понял, олух царя небесного? Немедленно приезжай. Траверс.
Выкурив три сигареты и побродив по комнате, я сочинил очередное послание:
Что ты имеешь в виду под словом «немедленно»? С уважением. Берти.
Ответ не заставил себя ждать.
Под словом «немедленно» я имею в виду «немедленно». Как ты думаешь, что ещё я могла иметь в виду? Немедленно приезжай, или я наведу на тебя порчу. Целую. Траверс.
Желая всё уяснить до конца, чтобы потом не было недоразумений, я написал (перед тем, как отправиться в «Трутень», где, между прочим, отдохнул от души, состязаясь с лучшими из лучших в метании карт в цилиндр):
Когда ты говоришь «приезжай», ты хочешь сказать «приезжай в Бринкли-корт»? А когда ты говоришь «немедленно», ты хочешь сказать «немедленно»? В недоумении. Растерян. Большой привет. Берти.
Ответную телеграмму я прочитал, вернувшись из клуба.
Да, да, да, да, да, да, да! Мне плевать, растерян ты или нет. Говорю тебе, приезжай немедленно и, ради всего святого, прекрати со мной препираться. Я пока что не печатаю деньги, а потому не могу посылать тебе телеграммы каждые пять минут. Перестань упрямиться и приезжай немедленно. Целую. Траверс.
Именно в эту минуту я понял, что окончательно запутаюсь, если с кем-нибудь срочно не посоветуюсь. Я нажал на кнопку звонка.
— Дживз, — сказал я, — ураган, зародившийся в недрах Вустершира, достиг моего дома. Прочти, — и я протянул ему пачку бланков.
Он пробежал их глазами за несколько секунд.
— Ты что-нибудь понял, Дживз?
— Я думаю, миссис Траверс просит вас приехать немедленно, сэр.
— Ты в этом уверен?
— Да, сэр.
— Должно быть, ты прав. Но с чего вдруг? Разрази меня гром, только что она находилась в моём обществе без малого два месяца.
— Да, сэр.
— Многие говорят, что два дня в моей компании — это перебор.
— Да, сэр. Я прекрасно вас понимаю. Тем не менее миссис Траверс совершенно очевидно считает ваше присутствие в Бринкли-корте необходимым. Мне кажется, её желание следует удовлетворить.
— Ты имеешь в виду, я должен отправиться в её поместье?
— Да, сэр.
— Ну уж нет. При всём желании я не могу поехать к ней «немедленно». Сегодня вечером меня ждёт очень важное мероприятие. Сам знаешь, день рождения Гориллы Твистлтона.
Если можно так выразиться, наступило неловкое молчание. Нет сомнений, мы оба вспомнили о нашей небольшой размолвке и почувствовали себя неуютно. Понимая, что бедный малый всё ещё испытывает горечь поражения, я решил хоть как-то его утешить:
— Зря ты ополчился на мой клубный пиджак, Дживз. Большая ошибка с твоей стороны.
— Я лишь высказал своё мнение, сэр.
— Когда я надевал его в Каннах, женщины в казино переглядывались и шёпотом спрашивали: «Кто он такой?»
— Континентальные казино славятся отсутствием вкуса, сэр.
— А вчера вечером я рассказал о нём Горилле, и он пришёл в полный восторг.
— Вот как, сэр?
— И не он один. Я худого слова не услышал. Ребята в клубе дружно заявили, что мне жутко подфартило.
— Вот как, сэр?
— Мой пиджак, Дживз, просто загляденье, и я убеждён, что рано или поздно ты его оценишь.
— Вряд ли, сэр.
Я сдался. Объяснить Дживзу по-хорошему, по-отечески, что он не прав, невозможно. Упрям как осёл, иначе о нём не скажешь. Остаётся лишь посожалеть, что он не желает внять голосу разума. Безнадёжный случай.
— Вернёмся к нашим баранам, Дживз. Ни о каком «немедленно» речи быть не может. Я не готов сломя голову мчаться в Бринкли-корт или куда-то там ещё. Даже не обсуждается. Так что дай мне бумагу и карандаш, и я черкну, что появлюсь у неё через недельку-другую. Надеюсь, у тёти Делии хватит силы воли, чтобы пережить моё отсутствие в течение нескольких дней. Пусть стиснет зубы покрепче и ждёт. Я появлюсь. Тебе всё понятно, Дживз?
— Да, сэр.
— Значит, решено. Сбегай на почту и отстучи что-нибудь вроде: «Буду завтра через две недели». И покончим с этим делом.
— Слушаюсь, сэр.
День тянулся томительно, но в конце концов пришла пора переодеваться и идти праздновать знаменательное событие в жизни Гориллы Твистлтона.
Болтая со мной вчера вечером в клубе, Горилла клятвенно обещал, что закатит пирушку, какой не видывал мир, и, должен признаться, он не обманул моих ожиданий. Домой я вернулся около четырёх ночи и, по правде говоря, почти не помню, как очутился в постели. И вообще у меня сложилось такое впечатление, что не успел я коснуться подушки, как меня разбудил звук открывающейся двери.
Не совсем соображая, на каком я свете, я с трудом разлепил одно веко.
— Чай, Дживз?
— Нет, сэр. Миссис Траверс.
Спустя мгновение послышался вой ветра, и моя родственница пересекла порог со скоростью пятьдесят миль в час, пыхтя, как паровоз.
Широко известно, что Бертрам Вустер — строгий судья и весьма критически относится к своим ближайшим и дражайшим. Тем не менее он справедлив, этого у него не отнять. И если вы внимательно читали мои мемуары, то вне всякого сомнения помните, как я неоднократно утверждал, что моя тётя Делия — женщина высшей пробы.
Она вышла замуж за старикана Тома Траверса en secondes noces, — если это выражение здесь подходит, — в тот год, когда Василёк выиграл скачки в Кембридшире, и, если вы не забыли, однажды заставила меня написать статью «Что носит хорошо одетый мужчина» в свой журнал «Будуар миледи». У тёти Джулии большая, добрая душа, и общаться с ней одно удовольствие, чего никак не скажешь о моей тёте Агате — грозе Лондона и проклятье многих домов Англии. Короче говоря, на тёте Агате проб негде ставить, а тётю Делию нельзя не ценить за её весёлость, спортивный дух и глубокое понимание жизни.
Тем более представьте моё изумление, когда я увидел её у своей кровати в столь ранний до неприличия час. Я имею в виду, уж кому-кому, а тёте Делии прекрасно известно, что я никого не принимаю по утрам до тех пор, пока не выпью чашечку чая. Заметьте, она ворвалась ко мне нежданно-негаданно, заранее зная, что нарушает мои уединение и покой, а это уже никуда не годилось. Помнится, у меня мелькнула ужасная мысль, что тётя Делия стала не той, что раньше.
