– И все-таки почему ты полгода врал, что преподаешь в тюрьме?
Уилт ожидал этого вопроса.
– Ты же сама слышала, что говорили эти субчики из контрразведки про государственную тайну.
– Разведка? Они сказали – из Министерства внутренних дел. При чем тут разведка?
– Как же, Министерство внутренних дел! А ты и уши развесила. Это контрразведка. Да ты сама виновата. Отдала девчонок в самую дорогую школу для липовых вундеркиндов, а на какие шиши нам жить, если…
Спор затянулся за полночь, но Ева все-таки отстала. Она вспомнила, как рассыпались в извинениях сотрудники посольства, сообразила, что о посторонних женщинах не было сказано ни слова, и успокоилась. Слава Богу, Генри снова дома, а на происшествии в Бэконхите лучше поставить точку.
И вот Уилт сидит рядом с доктором Бордом и радуется своей скромной победе. Хоть он и натерпелся от чужой глупости и бестолковости, но последнее слово все-таки осталось за ним. Случалось, враги и обстоятельства брали его в оборот, однако Уилт в конце концов вышел победителем. Да, он победитель, а не преуспевающий зануда вроде доктора Мэйфилда или, хуже того, озлобившийся неудачник.
– Чудны дела твои. Господи! – изумлялся, доктор Борд, когда ректор наконец сел на место и преподаватели потянулись из аудитории. – Подарить книг на четверть миллиона! Беспримерный случай в истории британского образования! Обычно если миллионер расщедрится, то передает в дар самым никудышным студентам благоустроенные учебные корпуса А этот – просто гений.
Уилт промолчал. Очень может быть, что здравый смысл – та же гениальность.
В отделе дорожного движения полицейского участка Ипфорда, у терминала компьютера сидел бывший инспектор, а ныне сержант Роджер. Он пытался сосредоточиться на проблеме распределения транспортного потока и размещения стоянок между часами пик. Роджер еще не оправился от действия паралитического газа и от совсем уж убийственных действий старшего офицера, который под руководством главного констебля расследовал методы работы инспектора Роджера.
Откровения сержанта Ранка выставили Роджера не в лучшем свете.
– Инспектор Роджер дал понять, что радиоэлектронное слежение за машиной мистера Уилта проводится с санкции старшего офицера, – рассказывал сержант. – Я только выполнял приказ инспектора. То же самое касается дома Уилтов.
– Дома Уилтов? Это что же, у них и дома были установлены микрофоны?
– Так точно, сэр. Они и сейчас там Нам оказали содействие соседи, мистер Геймер и его жена.
– Час от часу не легче, – пробормотал главный констебль. – Если об этом пронюхают бульварные газетенки…
– Едва ли, сэр, – успокоил его Ранк. – Мистер Геймер съехал, а миссис Геймер продает дом.
– Ну так уберите оттуда микрофоны! Да побыстрее, пока их не нашли, – прогрохотал главный констебль и принялся когтить Роджера. Во время экзекуции того чуть удар не хватил. Его разжаловали в сержанты, перевели в отдел дорожного движения и пригрозили, что если он еще хоть раз проштрафится, то угодит в собачий питомник, где на нем будут натаскивать служебных собак.
Но окончательно добило Роджера известие о том, что начальником отдела по борьбе с наркотиками назначен Флинт.
– По части наркотиков этому малому нет равных! – восклицал главный констебль. – Надо же, как ловко раскрыл дело.
У старшего офицера были кое-какие сомнения, но он оставил их при себе.
– Это у них фамильное, – глубокомысленно заметил он.
Во время суда «Ипфорд кроникл» и даже центральные газеты поминали Флинта каждый день. Столовая участка гудела от поздравлений. Вот он каков. Флинт Гроза Контрабандистов. А может, и Гроза Адвокатов. Как ни силилась защита доказать незаконность его методов – основания для этого имелись, – но Флинт был во всеоружии. Он засыпал присяжных цифрами, фактами, названиями, датами, предъявил доподлинные улики, и в конце концов победа осталась за ним. После дачи свидетельских показаний он вернулся на место, сохранив незапятнанной свою репутацию честного полицейского старой закалки. Поползновения защиты только настроили присутствующих в его пользу. Стоило сравнить бравого Флинта с темными личностями на скамье подсудимых – и становилось ясно, на чьей стороне правда. А уж судья и присяжные даже не колебались. Подсудимые получили кто девять, кто двенадцать лет, а Флинт – долгожданное повышение. Теперь он стал старшим офицером.
Отголоски разоблачений Флинта долетели туда, где газетной шумихи боялись как огня.
– Что? Она привезла наркотики из Калифорнии, от двоюродных братьев? – выдавил из себя лорд Линчноул, когда главный констебль при встрече рассказал ему о выводах следствия. – Быть этого не может! Наглая ложь!
– Увы, старина. Никаких сомнений. Она привезла зелье в бутылке из-под виски.
– Силы небесные! Я-то думал, она раздобыла его в своем треклятом Гуманитехе. Я был категорически против того, чтобы она там училась. А все мать виновата, лорд Линчноул замолк и отсутствующим взглядом обвел холмистую равнину. – Как, говоришь, называется эта пакость?
– «Формалин». А еще «ангельская пыль». Ее обычно курят.
– Не представляю, как это: формалин – и вдруг курят. Впрочем, женщин не поймешь, правда?
– Где уж их понять, – махнул рукой главный констебль.
Заверив приятеля, что в окончательном заключении криминалистов смерть миссис Линчноул будет представлена как несчастный случай, главный констебль откланялся и отправился выяснять отношения с женщинами, постичь которых ему было не под силу.
Из-за настырного интереса Роджера к семейству Уилтов больше всего пострадала авиабаза в Бэконхите. На подмогу к Мэвис Моттрем и «матерям против бомбы» стекались женщины со всей страны. Демонстрации у ворот стали многолюднее. Вокруг базы образовался целый лагерь из палаток и наскоро сколоченных лачуг. По телевизору то и дело показывали, как вполне добропорядочных пожилых англичанок одурманивают газом и, надев наручники, волокут к укрывшимся неподалеку машинам «скорой помощи». Понятно, что после таких сцен отношения американцев и Фенландской полиции изменились не в лучшую сторону.
Положение еще больше осложнилось, когда Мэвис и ее соратницы применили новую тактику. Они блокировали территорию для гражданских лиц, и изнывающие от скуки американки уже не могли отправиться в Ипфорд или Норидж за сувенирами. Каждая попытка выйти за ограду заканчивалась стычкой с «матерями». Иногда «матери» выпускали американок, но вернуться на базу не позволяли. Тогда схватки становились еще яростнее. Эти баталии так часто мелькали на телеэкранах, что в конце концов министр внутренних дел схлестнулся с министром обороны: они никак не могли договориться, кто из них должен поддерживать закон и порядок.
На самой авиабазе тоже многое переменилось. После того как на глазах генерала Бельмонта исполинский пенис совершил самообрезание, превратился в ракету и взорвался, начальника базы пришлось поместить в приют для умалишенных ветеранов. Там его пичкали успокоительным, и генерал, греясь на солнышке, предавался воспоминаниям о тех блаженных днях, когда его Б-52 бомбил безлюдные джунгли Вьетнама.
Полковник Эрвин вернулся в Вашингтон, привел в порядок облюбованный кошками сад и занялся выращиванием новых сортов душистых нарциссов. В оставшееся же время он использовал свои недюжинные способности для укрепления англо-американских отношений.
Тяжелее всех пришлось Глаусхофу. Его сослали на самый отдаленный и самый радиоактивный ядерный полигон Невады. Там на него возложили такие обязанности, что отныне Глаусхофу приходилось заботиться только о своей собственной безопасности. В общем-то, это и было его единственным занятием. Мона Глаусхоф прибрала к рукам лейтенанта Хару и подала на развод. Затем она поселилась в Техасе и зажила припеваючи на мужнины алименты. А Техас – это не то что промозглый Бэконхит. Тут солнце светит круглый год.
Солнце осветило и дом No 45 по Оукхерст-авеню. Ева хлопотала по хозяйству и соображала, что приготовить на ужин. Наконец-то все идет на лад: Генри вернулся и теперь ведет себя, как и подобает главе семьи. Пылесося ковер на лестнице, Ева думала: «Надо будет летом пристроить близняшек и отдохнуть где-нибудь пару недель вдвоем». В самом деле, отчего бы не податься в Коста-Брава?
Но об этом Уилт уже позаботился. Когда в баре «Кот в мешке» Питер Брейнтри спросил его про планы на лето, Уилт заказал еще две пинты лучшего горького и безмятежно ответил:
– Я за этот семестр так намучился, надо хоть отдохнуть по-человечески. Ехать в какой-нибудь паршивый летний лагерь и дрожать, как бы девчонки опять не накуролесили, – слуга покорный. Я вот что придумал. Близняшек отправим в Уэльс, в спортивный лагерь для искателей приключений. Пусть себе лазают по горам, катаются на пони и доводят инструкторов. Умаются – присмиреют. А я уже снял домик в Дорсете. Поселюсь там и буду перечитывать «Джуда Незаметного»20.
