Он озаряет нас своей лучезарной улыбкой.
— Сморкаться в занавески все могут, скажете вы? Согласен. Но все дело в том — как? Некультурный развешивает свои сталактиты где попало. А надо выбивать свой шнобель там, где штора подрублена, так как в этом месте ничего не будет видно. Прежде всего — правильно сделать! Тот же прием можно использовать и за столом. Здесь вам может пригодиться ваша салфетка. Вы рассказываете какую-нибудь смешную историю своей соседке. Хохму. Например, хохму со львом. Я ее сейчас вам напомню: на тот случай, если вас застигнет врасплох. Дело происходит в салоне. Бывший отставной майор колониальной армии рассказывает о своих приключениях: «Я пробираюсь через джунгли. Вдруг на тропинке с неинтенсивным движением появляется вот такой громадный лев. Я вскидываю свой винчестер, Е-мое! Осечка! Лев движется мне навстречу. Тогда я выхватываю из кобуры свой кольт. Не везет — так не везет, он тоже дает осечку. А лев все так же идет мне навстречу…» «И что?» — стонут слушатели. Майор прочищает горло: «Лев испускает страшный рык: „Ррррруо“ мычит он ужасным голосом». И на этом отставник замолкает. Слушатели окаменели! «И что же дальше?» — осмеливается спросить виконтесса. «А дальше, — бормочет майор, — я наложил в штаны!» Салонники оскорблены до глубины души. Они кашляют, они не одобряют. В конце концов виконтесса делает ему снисхождение и идет ему на выручку. «Мои шер, — говорит она, принимая во внимание обстоятельства, учитывая критическую ситуацию, в которой вы оказались, в общем, нет ничего ненормального в том, что с вами случилась эта органическая реакция». Но майор качает своим котелком. "Нет, — говорит он, — я наложил в штаны сейчас, когда я делал «Ррррруо».
Берю с большим удовлетворением встречает всеобщий взрыв смеха.
— Вы видите, как это смешно, — говорит он, — поэтому вы тоже смейтесь, когда расскажете, но громче, чем все остальные. Да так, чтобы вам понадобилось поднести салфетку к своему фейсу. И посредине взрыва смеха «Прфлрфл!» — вы освобождаетесь от вашего груза. Только потом будьте внимательны, когда после соуса будете промокать свои усы этой же салфеткой. Предположим далее, что вы имеете дело с занудами, и ваша история с львом никого не смешит. Тогда сморкайтесь в скатерть. Для этого вполне достаточно уронить на пол нож. Вы извиняетесь перед своей соседкой. Простая фраза: «Какой же я раззява». Вы наклоняетесь, делаете вид, что шарите рукой этот ножик, а сами быстро высмаркиваете свое счастье в край скатерти! Он что-то внимательно изучает в своем пособии, которое, попутно говоря, начинает напоминать заезженную туалетную бумагу.
— Продолжим, — изрекает Неподкупный. — Плевать! Ну, в общем, плевать без носового платка неудобно. Когда вы стоите в салоне, вы можете сплюнуть в зеленые растения — это проще простого. Если вдруг вам повезет, и в салоне окажется рояль с поднятой крышкой, сплевывайте вашу харкотину на рояльные струны — педаль сцепления от этого пробуксовывать не будет. Вы делаете это в два приема. Первый прием: надо накопить во рту побольше вещества. Когда вы выталкиваете из трахеи то, что нужно, в глотку, раздается своеобразный звук — я это знаю. Поэтому встаньте перед какой-нибудь картиной, гобеленом или статуэткой и импровизируйте: «Хххрр, хххр, Ккррасота»! При каждом «Хххрр» вы проталкиваете в рот очередную порцию и накапливаете ваши естественные отходы.
После этого вам только остается дождаться благоприятного момента. Это проще простого. То же самое, что срыгнуть. С той лишь разницей, что при плевке звук извинения раздается после того, а при срыгивании — до того. Отрыжка — это элементарный вопрос рефлекса, мужики. В связи с тем, что она вырывается изнутри в считанные доля секунды, надо начинать ее с соответствующего слога. Есть несколько разновидностей отрыжки. Шумно-звонкие вырываются из вас, как взрыв. Это самые коварные отрыжки. Они не прощают тем, у кого нет рефлекса, о котором я говорил. Для имитации этих отрыжек надо иметь музыкальные уши и воображение, закрываемое на замок «молнию». Но в действительности разработать приемы защиты от отрыжки можно только после долгих тренировок. А тренироваться нужно на свежую голову. Если раздирающую вас отрыжку невозможно загнать назад, если на самом деле нельзя ее превратить ни во что другое — что же, имитируйте ее очень громко и неоднократно, как будто лаешь во сне. При этом вы заявляете своим соседям: «Вы слышали, да? Так вот, это крик койота в период течки. Да, они мне довольно часто мешали дрыхнуть, когда я был в Техасе, эти чертенята». Что касается мелкой и невыразительной отрыжки формата вздоха, это все мелочь. Вы совершенно элементарно выйдете из положения с этой отрыжкой, если будете порыгивать произнося такие фразы: «Пуффф, я, знаете ли…» или "Вы когда-нибудь хавали в ресторане «Большой Ростбиффф?!!!» В общем и целом, вам помогут соблюсти приличие слова на "ф". Следовательно вы должны вести беседу о Мишеле Строгофф, о сливе Роскофф, о фармазоне или о феноменальном фонографе.
Человек, обладающий важными рецептами для человечества, понижает голос.
— Поскольку мы находимся среда одних мужчин, — говорит он, — и я хочу охватить очень большой круг вопросов, я не могу обойти молчанием кишечные газы: это было бы неприлично, ведь они тоже входят в число мелких неприятностей вашего существования. В одном смысле, понимаете ли, это хорошо, что опаздывает моя графиня, так как иначе в противном случае в ее присутствии я бы опустил этот вопрос.
Неудобство с кишечными газами, друзья мои, в том, что на настоящий момент единственное средство против них — это сжать ягодицы. Но не у каждого всякого задние половинки герметичны, увы, увы, увы! С этими нахальными газами ничего не помогает: ни носовой платок, ни занавеска, ни скатерть, ни салфетка. Единственная система для них, когда они вырываются из-под вашего контроля, — это подобрать к ним рифму. Когда вы стоите, вы можете свалить на то, что это скрипят ваши корочки. Немножечко попроще, косца вы сидите: вы объявляете, что это потрескивает ваш стул. Но даже если у вас есть талант к шумовым оформлениям и вы можете сымитировать любой шум, то запах не объяснишь. Кишечные газы — это, откровенно говоря, бедовый ребенок наших злоключений. И вы сами должны решать, в каких пределах они требуют объяснений.
Когда вы правильно сымитировали звук, а запах не представляет ничего необычного, вы шепчете на ухо людям, которые вас окружают: «Послушайте! Хоть маркиза и жует регулярно кофейные зерна, но запах у нее изо рта все равно неприятный, правда?» Либо такое, когда очень сильно воняет. Вы делаете жалостливое лицо и говорите: «Я раньше все не верил, что герцогу Ваз дю Щель вставили искусственную пластиковую прямую кишку, но судя по всему — это правда».
Когда-то считалось хорошим тоном поддать сапогом под зад собаке хозяев дома, но Общество защиты животных навело в этом вопросе порядок!
Мастодонт какое-то время пребывает в нерешительности, и от кувырканья в безвоздушном пространстве у него белеют глаза.
— Вот, значит, что касается небольших хлопот, проистекающих от нашего тела. А теперь перейдем к обычаям. Итак, рассмотрим приемы. Существуют два вида приемов: большие и маленькие. Начну с маленьких, потому что они чаще проводятся. Ваши друзья приглашают вас порубать. Особенно с ними не церемоньтесь, тем более, если они ваши соседи. В этом случае не обязательно быть при галстуке, и вы можете прийти в гости в домашних тапочках, при условии, что они вам заранее уточнили, что вы будете, как у себя дома. Я помню, как-то меня и Берту пригласили в гости Трокю. Они проживали через две улицы от меня. Было лето, и я говорю своей бабе: «Ни к чему наряжаться, как милорду». И я пошел в широких велюровых штанах, в футболке в сеточку и шлепанцах. Особенно невзрачно выглядели шлепанцы, которые я сам смастерил, лично, из старой разбитой покрышки. Мы заходим по дороге в лавку и покупаем литруху «Маскары» опечатанную зеленым сургучем, чтобы не сказали, что мы приперлись с пустыми руками. Так вот, стучимся мы к Трокю. Обычно дверь всегда отворяла свекруха, косоглазая старушенция небольшого росточка в стиле «сова в трауре». На этот раз мы сталкиваемся нос к носу с вертлявой горничной в черном платье и белом переднике. У нас с Бертой от небольшой паники округлились глаза: может быть, мы попали не на тот этаж? Но нет, все в порядке — в коридоре мы заметили знакомую нам бамбуковую вешалку Трокю.
Камеристка удивленно зырит на нас и захлопывает дверь перед нашим носом, сказав, что ее хозяйка уже подавала милостыню какому-то верующему в лохмотьях, так что милостыня больше не подается. Во мне тут же взыграла шелудивая кровь. Я отталкиваю нахальную горничную, прохожу коридор и разъяренный вхожу в гостиную. Катаклизм! Эти Трокю пригласили зажиточный народ: шефа г-на Трокю, крупного фабриканта обуви, потом дядю-архисвященника и вдову полковника Хардилегаса, который завоевывал кусочек колонии в нижнем правом углу Африки (совсем недавно его подарили одному негритянскому королю на день рождения, не полковника, конечно, а кусочек колонии). Увидев меня в этой местами дырявой футболке и мои волосы, прорастающие из дырочек футболки, они были колоссально озадачены. Архисвященник быстро осенил себя крестным знамением на тот случай, если я жуткий садист и убийца. Шеф Жежена Трокю, сразу же посмотрел на мои нижние конечности. Его взгляд никак не мог примириться с моими ужасными шлепанцами, сделанными из покрышки фирмы «Клебер-Коломб». Они разрушали ему сетчатку глаз, этому королю сверхлегких мокасин. Он готов был стереть в порошок мои ходули, сжечь их в пламени кислородного резака, сделать меня безногим, посаженным в крошечный драндулет на колесиках, как мешок с картошкой. Г-н Смелкрэп не позволял шуток с туфлями. Он говорил, что о человеке судят по его башмаку. Он утверждал, что индивидуум может носить выцветший сюртук, замызганную рубаху, ну, на худой конец, сплющенную шляпу, но во что бы то ни стало, он должен тщательно следить за своими ботинками. По его мнению, корочки рассказывают о личности мужика, которая живет внутри него. Уважающий себя модный парень носит корочки сшитые по заказу, иначе у него будут кровоточить ходули. Папаша Смелкрэп классифицировал все человечество но обувке. Сандалеты старого образца — с дырками и ремешками — носят фатально учителя. Можно было спрятать какого-нибудь мужика за портьеру так, чтобы были видны только его ноги, и он по обувке определил бы его социальное положение. Штиблеты из выворотной черной кожи — непризнанный мелкий комедиант; из желтой кожи с заостренным носочком — сутенер из Северной Африки; с квадратным носком служащий парижского метро; широкие черные с круглым передом — священник; желтые на каучуковой подошве — перекупщик лошадей; разношенные мокасины рабочий, а домашние кожаные туфли подбитые войлоком — владелец питомника. Он никогда не ошибался, я вам повторяю. Вот так-то! Один взгляд на мокасы, и господин Смелкрэп уже имел представление о их хозяине. Только меня, по моим шлепанцам из шин, он не мог вычислить. Постичь меня оказалось ему не по силам. Я был совершенно необычный случай. И все же, в каком-то смысле, несмотря на глубокое ко мне отвращение, я его заинтересовал. Если бы у меня была желтая кожа, он объявил бы меня партизаном, вьетконговцем… У Трокю физиономии стали наподобие города под артиллерийским обстрелам, когда они увидели меня в таком костюме. Им стало не хватать кислорода. У жены покойного полковника от отвращения образовались дополнительные морщины на лице. Она стала похожей на прошлогоднее яблочко-ранетку, страдающее запором. "Ты что? — лепечет Трокю. Но вы меня, Берю, знаете. Невозмутимый, я отвечаю: «Послушай, Жежен, ведь ты мне сказал, что у тебя будет костюмированный ужин?» Он перепугался еще пуще. «Ты ошибаешься, Александр-Бенуа», — лепечет он. «Как ошибаюсь? — возмущаюсь я. —Доказательство: вот этот маленький чудак, переодетый священником, и очаровательная дама (я показываю на полковничью вдову) в костюме выдавальщицы стульев из горсада!» И я болтаю, все болтаю, и им стало смешно. В конце концов они нашли забавным мой костюм и идею ужина дураков. Торговец башмаками одел сутану архисвятого, архисвятой переоделся в муэдзина (так он сам сказал), напялив на себя пеньюар и банное полотенце, а мамаша Хардилегас, Берта и я переоделись в учениц балетной школы. У мадам Хардилегас были усохшие ножки — что правда, то правда — плюс к тому сиськи у нее больше напоминали пустой кисет, чем груди, и все же, если глядеть на нее сзади через бронированную плиту, то при очень живом воображении все же можно было представить ее ученицей. Как бы там ни было, мы здорово похохотали. Но посудите сами, какая могла быть катастрофа, если бы не моя находчивость! Нет, что касается приглашений на мероприятия, обязательно требуйте список участников и их нагрудные номера — это избавит вас от ляпов.
