Берта подскакивает.
— Ты, хам, ты, может быть, думаешь, что между господином Альфонсом и мной что-то было! Мы были легко одеты, потому что в гостинице жарко натоплено, только лишь поэтому!
— Да не в этом дело, — вздыхает Удрученный.
Он показывает на валяющиеся на полу ванной сардельки.
— За твое несезонное лечение я плачу деньги, Берги, а ты, оказывается, не придерживаешься диеты и трескаешь эти сардельки!
Берта раскаивается. Эта добропорядочная душа опускает свои глазки долу. От чувства вины и от того, что ее застали на месте преступления, лоб у нее покрывается пунцовыми пятнами.
— А что ты хочешь, Сандри, как бы ты ни хотел похудеть, но одна столовая ложка натертой моркови и одно яблоко — это согласись, не ужин. Разве после такого ужина будет хороший сон?
Ошеломленный Берю недоверчиво бормочет:
— Ложка натертой моркови и одно яблоко?
— Ну да, и ничего больше! Кроме этого, я ничего больше не ем, я режимлю, — подтверждает она. — Вот, посмотри, на ночь у меня всего литр минералки «Брид»!
Он недоверчиво всматривается в нее.
— А ты, вроде, поправилась, Берта, — спокойно и с упреком бросает он ей.
— Да нет же, — лукавит она.
— Да! — безапелляционно заявляет Берю. — Сан-А может подтвердить. У тебя увеличилось водоизмещение. Я так думаю: вся эта водичка — туфта!
— Ты в своем уме! — возмущается Б.Б. — Она волшебная!
Тут Берю замечает весы. И забирается на них. Затем вытягивает руку, берет бутыль с волшебной водой и, подавляя отвращение, одним глотком опустошает ее. После этого он ставит посуду на место и смотрит на шкалу.
— Причина понятна, — говорит он. — Вместо того, чтобы похудеть, я поправился на целое кило! Ты едешь с нами, Берта! Собирай чемоданы!
Она понимает, что протестовать бесполезно, и подчиняется. Берю собираете пола рассыпанные сардельки и кладет их опять на сковороду. Он усаживается на биде, ставит сковороду на хромированный табурет ванной и с жадностью начинает поедать их. По его губам течет жир.
— Ты хочешь? — спрашивает он меня.
— Нет, иначе я не буду ужинать.
Он пожимает плечами.
— Слабак ты! А у меня закуской аппетит не перебьешь!
Расправившись с первой сарделькой, он рукавом вытирает рот и без всякого злого умысла говорит своей достопочтенной подруге:
— Я не хотел тебя унижать, Берта, нет, не хотел, но ты готовишь их хуже, чем раньше. Ты что, не помнишь наши сардельки, лапуля?
По его добрым разрумянившимся щекам текут слезы. Может быть, от того, что сардельки горячие? А почему нет?
Я сажусь возле него на край ванны. И с восторгом и нежностью смотрю на него. Я кладу свою руку на его могучее плечо изголодавшегося человека.
— Я тебя очень люблю. Толстый, Ты настоящий мужик…
— Ты думаешь? — с клекотом в горле выдавливает он, расправляясь с третьей сарделькой под гипнотизирующим взглядом наказанной супруги.
— Да, ты незлопамятный и потому нестрашный, Берю. Ты сознаешь себя мужчиной и стараешься им быть, всей твоей кровью и всем твоим сердцем. Ты хохочешь и ешь потому, что это вкусно и доставляет тебе радость. К тому же ты не из тех людей, которые воображают себе, что зеркало может им составить компанию! О, Берю… Берю на всю жизнь! Берю, чудом выживший в некрополе! Берю, пахнущий чесноком и винищем, и вместе с тем остающийся пророком, изрекающим непреложные истины! О, Берю, друг наш, оставайся с нами до скончания века, о, ты, знающий, что такое жизнь, ты, знающий, что такое любовь, и более того, что такое дружба!
Он терпеливо слушает мое лирическое отступление и пожирает свою четвертую сардельку. Он всматривается в меня недоверчивым и подозрительным взглядом, пробуя на бегающий зрачок мою искренность. А потом смиренно, с видом человека, принимающего приношение, берет очередную сардельку.
— Что ты хочешь, — бормочет он, — такой уж я есть! ПОСЛЕСЛОВИЕ Кто такой Сан-Антонио? Этот вопрос может быть адресован не только советскому, но и французскому читателю. Советский читатель, за исключением тех, кто владеет французским языком и профессионально занимается или изучает французскую литературу, впервые встречается с этим автором, поскольку это первая его книга, переведенная на русский язык, и первое знакомство с его творчеством. Поэтому этот вопрос остается для него открытым.
Большинство французов ответят, что это автор и главный герой серии детективных романов. И лишь немногие скажут, что Сан-Антонио — это псевдоним, а настоящая фамилия автора Фредерик Дар.
Фредерик Дар — романист, сценарист и деятель кино, родился в 1921 году во Франции в небольшом городке Жалье. Свой писательский путь он начинает в Лионе в качестве журналиста одной из газет. Но известность к нему приходит как к автору детективного романа. С 1950 года он пишет не менее 3-4 книг в год и к настоящему времени опубликовал около 200 книг, которые изданы десятками миллионов экземпляров.
Под своим настоящим именем он опубликовал всего четыре книги: «Подонки отправляются в ад», «Палач плачет», «Ты — злюка», «Грузовой лифт». Остальные написаны под псевдонимом Сан-Антонио. Наиболее известные из них: «Стандинг», «История Франции глазами Сан-Антонио», «Берю и его дамы».
Главные герои его детективных романов — это комиссар полиции Сан-Антонио, от имени которого ведется повествование, и его помощник, главный инспектор полиции Алексаидр-Бенуа Берюрье. Это два антипода. С одной стороны, Сан-Антонио — умный, интеллигентный, элегантный, блещущий остроумием, обаятельный человек, легко покоряющий женские сердца и так же легко и непринужденно распутывающий самые запутанные преступления. И с другой стороны, его полная противоположность Берюрье — деревенский парень, выросший от рядового полицейского до инспектора полиции. Этот человек не блещет умом, и в то же время не лишен житейской мудрости, не образован, но имеет богатый жизненный опыт, не воспитан, но стремится все делать по правилам хорошего тона, неряшливо одет, но любит красиво одеваться, грубый, но добрый по натуре, равнодушный к женщинам, но иногда воспламеняющийся страстью, массивный, внушительных габаритов, питает большую слабость к еде и вину, верный товарищ, храбрый человек, исполнительный и добросовестный полицейский.
Детективная сторона романов Сан-Антонио только фон, на котором автор в пародийной форме описывает окружающий мир: «дерьмовые бутерброды жизни», «всеобщий идиотизм», духовную нищету людей, страх перед смертью. Главное в его произведениях не сам детективный сюжет — он в объеме каждого романа занимает незначительное место —, а пространные отступления, в которых он описывает различные стороны нашего бытия, где рядом уживается грустное и смешное, трагичное и трагикомичное. Стремясь уйти от литературной безликости языка, автор создает свой собственный, не похожий на других, «рельефный язык», насыщенный диалектными и жаргонными словами, емкими, выразительными метафорами и эпитетами, образными ассоциациями, каламбурами, которые придают его стилю необычайную сочность и образность.