- Ты что, с ума сошла! – хмуро сказала ей я. – Тут же половина заговорщики. Я его выпущу, и они без зазрения совести прикончат и тебя и других... Дай-ка я с этим делом разберусь самостоятельно – у меня куда больше опыта допросов, измен и переворотов!
Я как раз выясняла имена преданных “дяде”, возможных изменников и тех, на кого он собирался опираться... Он планировал заговор давно.
- Так-так! – кровожадно сказала я, мрачно оглядев зал.
Зал в тысячи людей мгновенно замер и забеспокоился.
- Ваше величество! – вдруг обеспокоено загалдели люди. – Мы ни сном, ни духом! Мы вас спасали! – вдруг завопили солдаты, кидаясь к королеве, поняв, что из спасителей они вполне вдруг могут познакомиться лично с младшей дочерью королевы. – Мы ничего не знали и честно бежали на помощь!
Особенно искренне волновались солдаты, да и офицеры.
Королева, как могла, успокаивала их, называла преданными, даже дарила солдатам жемчуг с моей косы за храбрость, назначала вместо безвременно почивших офицеров верных короне и преданных честных людей. Дарила то жемчуг дарила, но она сильно дергала меня за косу каждый раз, когда я вполне законно считала, что пятьдесят процентов этих верных людей надо не благодарить, а допросить с применением пытки как положено.
- Учись, дочь! – строго сказала она. – Многое тебе предстоит осваивать, как принцессе, а умение не делать ненужных врагов и превращать противников в преданных слуг общего блага и королевства – это первое! Наблюдай!
Надо сказать, она была искренна – ее теплота и обаяние располагали к себе. И она обрела на моем агрессивном фоне много верных друзей. Особенно, если учесть, что мне приходилось держать за горло все еще точно так сзади дядю, и он еще точно так вонял, правда, еще хуже. И с него, простите, текло, да и обделался он.
Я так понимала, что это политическая акция. Воспитания сознательности и верности престолу. Поскольку, увидев новоявленного короля (дядю) вблизи в таком виде, ясное дело, они вовсе не желали его королем. Он был жалок и отвратителен до трусости, а это смерть правителю. Они могли простить все, но не трусость, эти солдаты, привыкшие убивать. Не ум, не хитрость, а лишь бесстрашие делает лидера – эта простая истина мало кем понимается. И трусость убила возможного правителя. Королева, правда, убивала двух зайцев, поскольку этот запах убивал меня.
Все это было просто чудесно и чудесно пахло. Но, поскольку я, как полагалось, училась, меня никто не спрашивал... При этом, надо еще учесть, что среди них было много не выявленных заговорщиков, которых не знал и сам дядя, поскольку их вербовали другие, которые мало того, что горели желанием убить королеву, так еще и испытывали жгучее желание ко мне.
И я ни мало не сомневалась, и высказала даже это королеве, что я чувствую, что если б не моя рука на горле негодяя, нас бы убили и освободили его. А в этом я не сомневалась и разбиралась лучше нее. К тому же, по моему невидимому знаку китайцы убили несколько заговорщиков до того, как они атаковали, и все это поняли. Отчего преданность остальных возросла в соответственной прогрессии.
- Я сама лучше знаю, как мне поступать! – недовольно заметила мне королева. Но, после того, как ее чуть не захватили в заложники благодаримые офицеры, угрожая ножом, как я этому гаду, и даже чуть не убили ее, я просто наплевала на ее мнение.
Раз я должна была тут стоять, раз она уж захотела познакомиться с каждым спасшим ее солдатом, выслушать его имя, поблагодарить, улыбнуться и наградить, я сама обеспечивала свою охрану.
Повинуясь моему невидимому знаку, китайцы выдергивали из толпы людей и отводили в соседнюю комнату без всяких разговоров. Попробовав нож, который не вошел ей в горло только потому, что китаец убил негодяя так, что тот сам того не понял, она смирилась в такой мелочи.
- Не бойтесь, принцесса, подобное больше не повторится! – склонился ко мне стоящий рядом гвардеец, уловив мой обеспокоенный взгляд, ибо солдат было по-прежнему слишком много. Он махнул рукой назад и я увидела там отряд отборных верных людей человек в пятьсот, все вооруженные не просто мушкетами, а моими мушкетами! То есть захваченными нами трофеями и спрятанными в той комнате – миниатюрными, но точными и отборными ружьями и винтовками убийц, стоившими каждая целое состояния, причем большинство с удивлением и плохо скрытым удовольствием стрелка, получившего невиданный подарок, тайно их рассматривало и любовалось. С них было крайне удобно и просто стрелять – гораздо легче, быстрей, точней, удобнее, чем с обычных ружей, тогда как солдаты были беззащитны. Они радовались как дети. Еще бы – каждая штучка была произведением искусства, и я уже ведь как нахальная жадина представляла, как я устрою музей и буду часами жадно любоваться, любоваться, любоваться ими до умопомрачения, стрелять, рассматривая, лаская и любуясь в одиночестве, будто любимую наложницу без конца одна... Или, на худой конец, с Мари и китайцами, ибо они на таком большом количестве ружей были небольшой помехой.
Мой музей оружия, моя коллекция, мечта коллекционера, где каждая штучка – произведение искусства – исчезла в одночасье... Быть принцессой требует жертв...
- Принимай радость с достоинством... – шепнул папа. – Особенно, если это отличие королевской семьи...
- Ты не понимаешь, что это значит, для бойца... – с тоской сказала я, стараясь не смотреть голодным взглядом на гвардейцев, держащих мою мечту. – Это все равно, что если б тебе дали дни рождения за всю твою жизнь сразу, а потом разом отобрали! Я ж их даже толком не подержала, особенно бесшумные! Это душа коллекционера мается, ты же знаешь, я могу выкинуть и миллиард на чепуху и не поморщиться...
- Успокойся, принцесса! – строго сказала мне королева-мама. – Неси свое королевское звание гордо, а это значит, тебе не нужны теперь будут ружья вообще, ты будешь поражать людей другим оружием, я займусь твоим воспитанием, и ты теперь будешь носить только платья и вести себя на приемах только как настоящая женщина! У тебя новая жизнь!
От такой угрозы я съежилась.
Мари хихикнула над моим печальным положением, найдя облегчение в моих страданиях. А из взрослых никто не стал даже вникать в мое горе.
- Эх, беритя, мне не жалко! – ухарски сказала я, отрывая от сердца последних давивших его жаб. – Гулять, так по-королевски, чтоб люди ахнули!
- Если б я знала, что оно тебе так дорого, я б придумала что-то другое... – виновато и ласково сказала королева.
Мне сразу полегчало.
- Да нет, это меня жаба давит, уже прошло... – ворчливо отмахнулась я. – Детские пережитки, я просто успела столько намечтать, что и не говори... Просто я с оружием все время работаю, ведь это моя профессия, приходится убивать из разного оружия и от этого зависит все время жизнь моя, – пояснила я, удивляясь, что она бледнеет, будто не знала, чем я занимаюсь. – А такой запас дома грел бы душу любому наемному убийце... как множество скрипок Страдивари и других мастеров музыканту, любовно перебирающему их и знающему, что дома они ждут, вот жадность и скаредность и одолела... – покаялась я.
Королева с шумом выдохнула воздух.
– Из них так хорошо убивать... – с тоской сказала я, – я же вижу...
- Никуда я тебя не отпущу! – сквозь зубы сказала королева, вцепившись в меня. – Я из тебя принцессу сделаю! Человека сделаю! – истерически повторила она.
- Я не боюсь угроз! – хмуро вскинулась я, поняв, что мне чем-то угрожают.
- Нет-нет, никаких угроз, она хотела сказать, что сделает тебя обаятельной и привлекательной... – широко улыбаясь, сказала мама. – Правда, Терезита?
- Это еще зачем? – подозрительно спросил папá. – Мало вам и так, что мужчины к ней липнут!?
- Мы сделаем из нее... – хором сказали мамы.
- Дуру... – четко продолжила я за них, оборвав.
- ...чудо из чудес! – разливались соловьем мамы.
- В перьях! – холодно продолжила я.
- ...самую обаятельную и привлекательную, такую скромную и застенчивую настоящую молчаливую английскую...
Нет, иногда две мамы, это слишком – мрачно подумала я, отворачиваясь.
Они тоже успокоились, вовремя сообразив, что нехорошо раскрывать стратегические планы врагу... Тактическая ошибка! А они планировали кампанию...
Я отвернула лицо... Наблюдать было что, хоть и неудобно из-за своего “дяди”.
- Мне долго так стоять? – мрачно осведомилась я.
- Подожди немного... Тут всего тысяч семь осталось... – легкомысленно отмахнулась королева.
Нет, не такой я представляла жизнь королей! – уныло подумала я, смотря за мамой... Но постепенно увлеклась:
Что меня поразило, это что королева знала большинство солдат в лицо и по именам, а офицеров так всех. Память ее была не хуже моей, ибо я никогда не забывала ничего. К тому же имена солдат невидимо и неслышно подсказывал сбоку ей ее старший принц, кратко характеризовавший почти каждого, и иногда даже семейные обстоятельства, членов семьи, детей. А также насколько он нуждается, поскольку королева награждала их кого драгоценностями, кого деньгами, кого (офицеров или цепких честных людей) даже имениями и землей, кого-то чином. Оказывается, этот толстяк знал почти всех, и довольно гордо подмигивал, ловя удивленный исследующий взгляд Мари. Он был не так прост, как я подумала на первый взгляд...
