Даже самые противные существа – змеи – нападают на человека, только если чувствуют с его стороны угрозу. Правда, змеям все время кажется, что им кто-то угрожает. Змеи – существа слабые, трусливые, закомплексованные, а потому подозрительные. Они похожи на людей, у которых нет достоинства и гордости, а есть только гордыня. Поэтому змеи так противны: все время пресмыкаются, шипят и огрызаются. При этом им самонадеянно кажется, что они обороняются и отстаивают свое достоинство. Единственное, чем мудра даже эта несовершенная тварь и чему у нее можно поучиться, – она никогда не будет атаковать, если враг находится от нее дальше, чем на половину длины ее туловища. В ее небольшой башке заложены удивительно чувствительные измерительные приборы. Змея не атакует, когда знает, что не достанет врага.
Наверное, древние китайские философы не раз наблюдали за змеями. В основу китайского государства, независимо от того, коммунистическое оно или империя, всегда была заложена конфуцианская мудрость: «Не начинай войны с врагом, если не уверен, что легко можешь его победить».
Благодаря такой, казалось бы, несложной формуле, Китай – единственное государство в мире, которое просуществовало на протяжении всей истории человечества и не развалилось, в отличие от Рима, Греции, Египта, английской колониальной империи, Советского Союза... Мало ли стран еще образовывалось и исчезало за тысячи лет существования хомо сапиенс? Всем не терпелось кого-нибудь завоевать, у кого-нибудь что-нибудь отобрать. Похоже, в природе заложены законы, подобные закону критической массы из квантовой физики: ядерное топливо, превышающее эту массу, самовзрывается. Так и с государствами, и с цивилизациями: если количество накопленного оружия превышает некий критический объем, государство разваливается! Но рассказывать об этом законе сегодняшней Америке так же бесполезно, как исполнять Первый концерт Чайковского хором сурдопереводчиков. Масайские деревни, как и Китай, не разваливаются и существуют тысячи лет.
Многие в последнее время задают вопрос, почему так стремительно развивается Китай и плодится его население? Да потому что в Китае даже политики и экономисты всегда прислушивались к тем мудрецам, которые учились жизни у природы, а не у западных конституций. В Китае, например, издревле больше уважали учителей и врачей, чем военных. Поэтому у них рождаемость растет, а в странах, которые пошли по пути западных демократических преобразований, с каждым годом увеличивается количество самоубийств. А еще, видимо, китайцы, в отличие от западных политиков, знают, что рождаемость надо повышать не на бумаге, а в постели.
Конечно, Китай для Америки как кость в горле. Но китайцев это мало волнует. Они понимают, что если американцы их завоюют, то уже через двадцать лет все станут китайцами. Впрочем, если и остальная часть человечества, включая нас, не поймет, что уму-разуму надо учиться у природы, а не у Америки, то мы все скоро станем китайцами. К чему, похоже, Китай уже начал нас понемногу весьма гуманно готовить, одевая практически все население Земли в китайское.
Я не мог уехать из Африки, не побывав в масайской деревне. Очень хотелось заглянуть в не замаранное конституциями и имиджмейкерами природное прошлое человечества. Попытаться узнать, какие все-таки секреты они хранят в своих «неприступных» крепостенках? А главное, хранят для нас или от нас?
На склоне вулкана Нгора-Нгора, окруженная зеленью, между кратером и Великим африканским разломом пристроилась совершенно музейная масайская деревушка. Встречать нас, дорогих гостей, вышли из-за забора на поляну перед воротами всей деревней. Выкатились улыбчивые, беззубые дети, расписанные всевозможными красками, как хохломская мебель или палехские пасхальные яйца. Женщины в цветастых тканях. Не понять, они в них одеты или закутаны. Почти все с «тифозными» прическами. Главная часть лица – улыбка. Размером во всю саванну! Вообще, эти лысые черепа с улыбками напоминали ожившие тыквы во время Хеллоуина.
Вперед племени вышел вождь с копьем и охранником с двумя копьями. Сразу направился ко мне, безошибочно угадав, что деньги у меня. Вот она, природная интуиция! Ясновидящий! Или просто давно работает вождем, накопился опыт общения с туристами. Вождь хорошо говорил по-английски. Мелькнуло подозрение: не учился ли он в Кембридже? У меня тоже был богатый опыт путешествий, я угадал его мысли и сразу дал ему 100 долларов. Вождь тут же подал знак своим, что я не чужой, и племя начало радостно танцевать, то есть весело подпрыгивать. Не хватало только хлеба с солью на подносе и масайских частушек.
После недолгой «торжественной части» нас повели в святая святых, туда, где ночует скот и проходят верховные разборки общины, а может, и парады племени в день годовщины победы над соседней деревней.
Вождь как заправский гид начал показывать нам свои владения. Судя по заученным интонациям, мы были в его «послекембриджской» жизни далеко не первыми клиентами. Прежде всего показал мазанки – жилища. Похвалился тем, что они сделаны из навоза. Вот оно, безотходное производство кочевников! Даже навоз используется со стопроцентным КПД! Им лечат, греют, из него строят...
Зайдя в мазанку самого вождя, я понял (но слава богу, не высказал эту мысль вслух), что масаи воплотили в жизнь выражение «жить в дерьме». В этой хижине, или чуме, или юрте, все равно как его называть, было очень темно, а от сознания, внутри чего находишься, само сознание мутилось. У домашнего очага, похожего на наш древнерусский камелек, сидела мумия – мама вождя. Сколько ей было лет, я не знаю: где-то от пятидесяти до ста сорока. По-английски мумия не говорила – вождь переводил. Мумия пожаловалась: редкими стали дожди, дорогие нынче лекарства, а многие в их племени болеют. Я понял ее намек и положил на камелек двадцать долларов. Вождь их тут же забрал со словами: «Это на лекарства для племени!» После чего спросил, не хочу ли я сфотографироваться с его мамой на память. С улыбкой заверил, что в будущем, когда мне станет грустно, я смогу посмотреть на эту фотографию и от сознания, что в далекой Африке у меня есть настоящие друзья, мне полегчает. От такого предложения трудно было отказаться – я положил на камелек еще десять долларов. Вождь их тоже взял себе. Правда, уточнил: «Это для мамы!» – и предложил сфотографироваться уже всем вместе на случай, если мне еще раз взгрустнется. Я достал еще пять долларов. «Это для племени! – подчеркнул вождь с интонацией демократа-политика, который прежде всего заботится о человечестве. – Разделим на всех!» Купюра исчезла в его набедренной повязке, которая оказалась очень удобной для исчезновения денег и все более напоминала сделанную из перьев копилку.
Пришел охранник, что-то шепнул на ухо вождю. Скорее всего, что меня пора вести далее, все готово.
– Пойдемте, посмотрим нашу школу, – предложил вождь, понимая, что с его мамой мне больше говорить не о чем, а деньги у меня еще остались. – Посмотрите, как мы обучаем детей.
Школа, слава богу, была сделана не из навоза, а из досок. Находилась за забором, практически в поле. Детишки сидели за дощатыми партами, на скамейках. На стене висела таблица с цифрами. Учительница провела для нас показательный урок. Хворостиной ритмично указывала то на одну цифру, то на другую. Дети весело, хором, в такт ее движениям пели названия цифр то на английском, то на родном языках. Все это складывалось в задорную, азартную песенку. От радости детишки подпрыгивали на скамейках, как воздушные шарики.
– Какие вы молодцы! Обучаете детей английскому, – сказал я учительнице, которая тоже понимала по-английски, но хуже вождя. Видимо, она училась не в королевском Кембридже, а в университете Патриса Лумумбы.
– Приказ вождя! – ответила учительница. – Без английского им будет трудно в будущем.
Я не понял, о каком будущем она говорила, если масаи всю жизнь проводят в своей деревне. Скорее всего, без знания английского ни у кого из них нет надежд стать вождем. То есть иметь доступ к бюджету племени – плюмажу-копилке.
Очень похожую школу для детей я видел у инков на плавучих островах в озере Титикака. Не желающие жить в городах инки соорудили себе из камыша острова, которые кругляшками дрейфуют в озере, как листья кувшинок в тазу. Жители этих островов используют камыши так же безотходно, как масаи скот. Из камыша делают жилища, приготавливают еду, вяжут лодки... Даже умудряются смастерить иголки для шитья одежды. Их дети точно так же учатся считать на двух языках в ритм песенки. Причем, как ни удивительно, на ту же мелодию. Все-таки что-то у всего человечества было общее в далеком прошлом. Впрочем, для нас сегодня важнее будущее!
– Ну и какое у этих детей будущее? – спросил я вождя.
Вождь хитро прищурился, немного по-ленински, видимо, всех вождей пробивает на этот хитрый прищур:
