Усатый тут же пришел на помощь своему коллеге.
— Если по правилам, — сказал он после десятиминутного изучения моего документа, — тут даже семь печатей должно быть.
Он встал и распахнул дверь в соседнюю комнату:
— Эй, хлопцы, идите-ка сюда! Тут пришел один с недействительным удостоверением.
«Хлопцы» дружно подтвердили, что моему документу не хватает минимум двух печатей.
— А может, другие документы имеются? — поинтересовался лысый мужчина с сигаретой за ухом.
— Других не имеется, — ответил я, неожиданно почувствовав, что моя уверенность улетучивается.
— Это очень плохо, — зловеще констатировал молодой человек в нарукавниках.
— Позвоните ко мне на работу, — попросил я, — и вам подтвердят, что я — это я…
— Телефонный звонок к делу не подошьешь, — философски заметил усатый.
— Что же мне делать? — в ужасе спросил я.
— Что делать? — переспросил суровый мужчина. — Идемте к нашему заведующему отделом кадров. Но уверяю, он вам повторит все то, что сказали мы.
Завкадрами оказался удивительно любезным человеком. Он мельком взглянул на удостоверение и тут же опроверг своих подчиненных:
— При подобных формах удостоверений обходятся и пятью печатями.
— Вот видите! — радостно кивнул я суровому мужчине.
— Но, — продолжал заведующий, — у вас на удостоверении не хватает подписей. Их тут шесть, а надо семь…
— Это какое-то недоразумение, — пробормотал я.
— Верю, — оптимистически произнес завкадрами, возвращая удостоверение, и с грустной улыбкой добавил: — Но вера верой, а факт остается фактом…
Выйдя из управления, я увидел у двери телефон-автомат и решил хоть по телефону поговорить с начальником, к которому мне так и не удалось попасть.
— Извините, что подвел, заставил вас ждать, — сказал я ему. — У меня, оказывается, удостоверение не в порядке. Подписи какой-то не хватает. Так что дальше вестибюля меня не пустили…
— При чем тут удостоверение? — не понял меня начальник. — У нас никто никаких удостоверений не проверяет. Вход в управление свободный…
Пожилая женщина, сидевшая у двери, посмотрела на меня с любопытством.
— Чего это вы вдруг меня задержали? — спросил я у нее.
— Я? — удивилась она. — И не думала. Это вы почему-то вдруг стали мне свое удостоверение показывать. Я вас и послала в отдел кадров. Потому что и сама к этому учреждению не имею никакого отношения. Тут моя соседка работает. Вот я и жду ее…
Меня вызвали к Петру Свиридовичу.
— Скажите, — задумчиво проговорил он, глядя куда-то в простенок между шкафом и сейфом, — что вы сейчас делаете?
— Как — что? — с готовностью ответил я. — Разными делами занят.
— Например?
— Например? Ну, скажем… решаю конкретные вопросы…
— Какие вопросы?
— Ну как… Такие вопросы…
— Какие именно?
— Те вопросы, что ежедневно ставит перед нами жизнь, — вспомнил я фразу с последнего профсоюзного собрания.
— А какие вопросы ставит перед нами жизнь?
— Актуальные вопросы.
— А в чем смысл этих актуальных вопросов?
— Ну как! Смысл этих актуальных вопросов… Послушайте, чего вы хотите от меня? Уволить с работы? Предупреждаю: это не так просто! Я столько лет работаю…
— Вот-вот, я и хочу узнать, над чем вы работаете.
— Как это — над чем? Над тем, над чем все!
— А над чем все работают?..
— Все?.. Над чем надо, над тем и работают.
— Хорошо, — вздохнул Петр Свиридович, — попробую сформулировать вопрос иначе: в чем заключаются ваши обязанности на протяжении дня?
— День на день не похож…
— Тогда на протяжении месяца?
— Разное бывает. Но работаю я на совесть, вдумчиво, с огоньком…
— Над чем работаете?
— Опять вы про свое? Я же говорил, кажется…
— Хорошо. Попробуем совсем по-другому сформулировать вопрос: что делают ваши товарищи по отделу?
— Каждый выполняет свои обязанности.
— Понятно, что не чужие. Но в чем эти обязанности заключаются? Ну, предположим, пришли они на работу. Сели на свои места. А дальше?..
— Дальше работаем. Я уже говорил…
— А вообще, чем ваш отдел занимается?
— Выполняет задания. Иногда перевыполняет…
Петр Свиридович достал из кармана носовой платочек и вытер вспотевший лоб.
— Вы можете, в конце концов, сказать, чем занимается ваш отдел?! — закричал он так, что зазвенело стекло в шкафу. — Горшки лепит, корзины плетет, носки вяжет или кур ощипывает?!
— Да при чем тут куры? — обиделся я. — Ежели вы намекаете на то, что я ношу на работу бутерброды, то я могу этого и не делать.
— Как называется отдел, в котором вы работаете? — спросил Петр Свиридович почти шепотом.
Я что есть мочи напрягал память, но, как назло, не мог вспомнить.
— Такое длинное название из семи или одиннадцати слов…
— Ну, а как называется учреждение, в котором вы работаете?
Меня аж в холод бросило. Это название где-то шевелилось в моих мозговых извилинах, но мне никак не удавалось извлечь его оттуда.
— Тоже длинное название, но короче, чем название отдела, — наконец произнес я.
— Короче, говорите?
— Да. На три, а может, и на пять слов.
— И все-таки, как называется наше учреждение? — ехидно спросил Петр Свиридович.
Я молчал. Но, как это всегда бывает в сложных ситуациях, неожиданно пришла спасительная идея.
Пока Петр Свиридович сосредоточенно смотрел в потолок, я незаметно достал из кармана удостоверение ж, зажав его в руке, громко прочитал:
— Контора по надзору за состоянием…
— Достаточно, достаточно! — радостно прервал меня Петр Свиридович. — Теперь и я вспомнил, как мы называемся. Полдня вспоминал! И вот вас вызвал, чтобы напомнили. Можете идти работать. Благодарю…
Я всматривался в лица членов жюри и понимал, что будет нелегко. Меня особенно страшил взгляд председателя конкурсной комиссии. Ну чем, скажите, можно удивить бывалого фокусника, старого ветерана манежа?
— Слушаем вас, — сказал он.
Страх и неуверенность как рукой сняло. Я почувствовал себя внутренне собранным и готовым успешно держать какой угодно конкурсный экзамен.
Не спеша достав из кармана носовой платочек, я помахал им и провел по полу. Затем поплевал на ладонь.
Перед изумленными членами жюри выросла груда кирпичей.
Я еще раз взмахнул платочком, еще раз поддевал на ладонь. И груда выросла вдвое.
— Кирпичей достаточно, — невозмутимым голосом остановил меня председатель. — Давайте до остальным пунктам.
— В таком случае, позвольте ваш цилиндр, — поклонился я.
— Пожалуйста, — председатель протянул цилиндр.
Накрыв ого платочком, я трижды поплевал на руку и произнес:
— Ап!
Потом снял платочек, перевернул цилиндр, и из него, как из рога изобилия, посыпались гвозди. Они сыпались до тех пор, пока кто-то из членов жюри не произнес:
— Хватит!
Тогда я снял левый ботинок и вылил из него литров тридцать зеленой краски. Сбросил правый ботинок — на пол хлынула, словно из водосточной трубы во время ливня, олифа.
— А где ваша проволока? — спросил меня член жюри, сидевший справа от председателя.
— У вас в кармане, — ответил я, приблизившись к нему.
Когда из кармана члена жюри выскользнула сотня метров проволоки, я понял, что слегка всколыхнул конкурсную комиссию.
— А как дела с трубами? — поинтересовался член жюри, сидевший слева от председателя.
— Расстегните, пожалуйста, свой портфель, — попросил я.
Озадаченный член жюри достал из собственного портфеля образцы труб нескольких диаметров.
— Где возьмем унитазы? — послышался коварный вопрос.
Я поплевал на обе ладони, выдернул три волосинки и объявил:
— А посмотрите, на чем вы сидите.
Стон восхищения вырвался из уст членов жюри. Кто-то даже зааплодировал.
Чтобы окончательно потрясти конкурсную комиссию, я достал из бокового кармана кран, дыхнул на него — пошла горячая вода. Из кармана брюк извлек лампочку и свистнул — она засветилась.
— Это наш человек! — услышал я, покидая зал.
Сомнений не было: в конкурсе на замещение вакантной должности снабженца строительного треста я стал победителем.
Но меня ждало разочарование. На должность снабженца взяли другого — того, кто вошел после меня. Он переплюнул всех претендентов оригинальным номером: под гипнозом заставил председателя жюри снять пиджак, брюки и туфли, затем уговорил его все это списать.
В дом отдыха я прибыл часов в одиннадцать утра. В вестибюле толстый бородач сам с собой играл в шашки.
