class="z1" alt="" src="images/i_001.jpg"/>
Юмор в одиночку невозможен.
Плач – да!
Любовь – да!
Даже осмотр одежды – да!
С примеркой!
И зеркалом.
Юмор рождается только в контакте.
Либо с другими.
Либо с бумагой.
Портят ли человека деньги?
Вот вам повысили зарплату…
Вы испортились на эти 500 рублей?
А на 2000?
Нет, деньги не портят человека.
То, что они его не улучшают, вот это беда.
Всё плохое остаётся при нём.
Даже добавляется подозрительность.
И может быть плохо.
И плохо может быть долго.
И долго может быть месяц.
Это у человека!
У государства – два года.
Для человека месяц – это много.
Но это может быть!
И тогда, чтобы стало легче, – вспомни, что такое – было хорошо.
И ты поймёшь, что тебе сейчас не так плохо.
И ты привыкнешь к этому.
И это будет следующий месяц.
А тот месяц кончится.
Я работаю над телефоном, который не пропускает скверные новости.
Он молчит уже месяц!
Ага, вот и звонок…
Что вы говорите? Куда вы меня приглашаете? В прокуратуру?
Чёрт! Опять слово «приглашают» он не понял.
Слово «вас вызывают» он не пропустит.
А «вас приглашают» он не понял.
Чёрт, он не понял, какое это приглашение.
Чёрт, надо ставить вторые слова: прокуратура, налоговая, милиция, психдиспансер, ЖКХ, тёща, осмотр нового дома у кого-то.
Приёмная комиссия объявляет приём на факультет менеджмента по специальности «Миллионер – владелец строительной фирмы», «Миллионер – владелец сухогрузного флота», «Миллионер – председатель совета директоров», приём документов до…
Конкурс на одно место – сто пятьдесят восемь миллионов четыреста тысяч триста одиннадцать человек и три марксиста-ленинца.
В Одессе я устроил капкан.
От большой дороги ведёт узкая к моим воротам.
Раздваивается.
Знаков никаких нет.
Две девочки уже попались: Анечка и Олечка.
Высокие, красивые, за рулями дорогих машин.
Они не замечают раздвоения дорог, въезжают.
Едут между заборами, упираются в мои ворота, а назад не могут.
Молодые, красивые, на дорогих машинах назад не могут никогда.
Я ещё сзади повесил яркий фонарь.
Если меня уговорить – открою ворота и подарю разворот.
Хотя это уже будет вторжением в мою частную жизнь, чего я и добиваюсь.
Я просматриваю телефонные книги – что осталось?
Я не говорю, кто остался.
Что осталось от этих номеров?
Господи, что оставил от них?
Память.
Всё-таки надо, чтобы в кирпиче, в букве, в металле.
То, что они в моей, как я – в их телефонных книжках.
56-87-19 – мои цифры.
Я на эти цифры откликался в Ленинграде десять лет.
На 54-45-37 откликался знаменитый драматург, чьи пьесы шли по всей стране.
На цифры 73-38-85 откликался замечательный театральный критик, первый, проведший границу между остроумием и острословием (Евгений Колмановский).
54-55-87 – откликался автомастер «Жигулей» СТО-5.
Вот такая наша жизнь в таких этих номерах.
Что в этой жизни?
Люди!
Вот эти: 14-35-35 – (Евгений Болотинский). Его джаз-оркестр подбирал меня, вытаскивал из любых помоев и ставил на сцену возле себя.
Я не пропал благодаря ему.
92-52-48 – стихи в песнях.
«Травы пахнут мятою».
77-61-63 – замуж, замуж.
Надо замуж, надо отведать всё и всех – и замуж.
Расчёт верный.
Оторвость – кратчайший путь в замужество.
Девушка скромная, тихая, порядочная и одинокая – такой и будет называться всю жизнь, а 77-61-63 приехала из провинции и выскакивала замуж раз пять.
Я её рекомендовал как талантливую актрису.
Другой её рекомендовал как талантливую поэтессу, третий её рекомендовал как прекрасного бухгалтера, четвёртый – как преданную жену. В результате квартира в Питере, квартира и дача в Москве, ни одного ребёнка и собственная бар-дискотека в Пензе.
33-17-94 – друг, гонщик, прекрасный человек, я его сам потерял.
Выгнали меня из Питера, уехал в Москву, в Одессу.
А главное – ушло то время.
Телефоны стали семизначными, одиннадцатизначными, и я перестал работать в этой дружбе.
Я начал ездить, уставать, не звонить и жить в другом городе.
А в Ленинграде, конечно, решили: испортился и всякое другое.
А чтоб дружить – надо видеться, и я потерял моего замечательного 33-17-94, Леонид Давыдыч.
Рабинович – гонщик. Съёмки. На полной скорости сквозь три подъезда.
Ленинград – Москва. Кирпич, на газ, вперёд!
А когда пошли машины, выдвинулся 39-22-31 – великий человек, если ты с ним дружил – ты ездил.
Ты ездил, пока он дружил.
Что-то пробежало – и ты пошёл пешком со всеми секретками от зеркал, колёс, дворников.
Всё переставало работать.
Как он этого добивался?
495-16-14 – казалось бы, она завлит Театра миниатюр и он муж, известный как муж завлита Театра миниатюр, – теперь художник всемирно известный (Целков).
Живёт в Париже.
Работы дороже квартир, а для меня был мужем завлита.
Я общался с ней.
Знал бы, общался с ним.
Всё зависит от того, в чьей памяти вы собираетесь остаться.
Эти номера помню и помнить буду!
Всегда ваш.
– Эй, дед, у тебя что, пропуск в женский туалет?
Вернись сейчас же!
Ишь, жена у него там.
Выйдет – жди, стой или стой, жди.
Держись вон за ту скобу.
Вот и стой.
Что ей крикнуть?
Как её зовут? Мария Степановна?
Что ей сказать, что ты здесь у скобы?..
Эй, кто тут Мария Степановна?!
Вас муж ждёт в прихожей.
За скобу держится.
Вы его узнаете, он держится за скобу.
Не спешите, он держится за скобу.
Он сказал, что вы его узнаете.
Хорошо, я присмотрю за ним.
Мне очень нужно нерассуждающее бесстрашие.
Или совсем не надеяться, или совсем быть уверенным.
Или жизнь поставит меня на эту грань.
Или я сам заползу.
От интеллекта – польза не мне.
Кризис кризисом, но человеку нельзя многое терять, чтоб не стать сволочью.
Как перевести на английский: «Что делаете? – Сидим гуляем!»
Сквозь тишину и музыку проступают слабые голоса:
– Почему ты не женился на мне?
Я слышу эти голоса.
Тихие и печальные.
Я отвечаю им тихо и печально:
– Я
