Затем позвонил бомбейский продюсер.
— Наконец победа! — объявил он. — Мы отыскали превосходного жонглёра!
— Отлично. Где он?
— В Мадрасе.
— Только не говорите мне, что его зовут Энтони!
Пауза.
— Вообще-то его так и зовут. Откуда вы знаете?
В конце концов клип сняли, когда я был в отъезде, в США. Жонглёр, которого привезли из Кералы, не умел ни играть, ни жонглировать — хотя после доброй сотни дублей он сумел удержать в воздухе три горящих палки достаточно долго для того, чтобы это успели заснять. Мальчик, который должен был соблазнять жонглёра конфетой «Капля молока», походил лицом на моего чаукидара Фредди, а остальные дети напоминали коматозников — они сидели неподвижно с каменными лицами и смотрели в одну точку перед собой.
Не то чтобы всё это что-то значило — поскольку бомбейский продюсер решил сделать первый в Индии абстрактный клип. У него было начало, середина и конец, но они были смонтированы не в том порядке. Примерно то же самое случилось с закадровой музыкой — она напоминала звон пригоршни монет, брошенных на каменную лестницу. Зря я шутил — мультипликация была бы куда лучшим решением.
— Я уверен, всё это можно ещё исправить, — уговаривал я разочарованного заказчика сразу по возвращении из Штатов. — Перемонтируем, посмотрим неиспользованные кадры, запишем саундтрек по новой…
Я и сам чувствовал, что всё это звучит как уговоры человека, въехавшего в новый дом — дескать, всё будет в порядке, вот только снесём стены, снимем крышу…
— Ну, если вы считаете, что это поправимо… — никакой убеждённости в его голосе не было.
— Вообще-то этот клип уже показывают, — решил вдруг обрадовать нас наш генеральный менеджер.
— То есть как?! — взорвался клиент. — Почему?!
— Почему?.. — эхом откликнулся генеральный. — Почему… ну, просто нам нечего было показывать вместо него.
— Ну, по крайней мере прекратите его показ, — распорядился клиент.
Генеральный вызвал менеджера по размещению рекламы — даму, которая, я уверен, в прошлой своей жизни безмятежно вязала, пока с гильотины катились головы. В нынешнем своём воплощении, когда она приводила в исполнение план размещения рекламы в средствах массовой информации, последствия могли быть не менее фатальными, чем при применении гильотины.
— Клиент хочет, чтобы клип «Капля молока» впредь не показывали, — объяснил ей генеральный. — По крайней мере пока его не переделают.
— Понятно, — только и ответила она.
— Вы меня поняли?
— Да.
— Так что вы отмените оставшуюся часть плана по размещению?
— Отменить или отложить?
— Отменить.
— Не отложить?
— Нет.
Когда я был маленьким, на телевидении была игра «Да и нет не говорите». Ведущий пытался в ходе разговора заставить участников произнести «да» или «нет»; как только участник говорил то или другое, он выбывал из игры. Похоже, эта игра наконец докатилась до нашего агентства.
План был отменён и, чуть позже, точно так же был отменен и наш контракт с нагпурской кондитерской фабрикой. Мы заработали на нём немного, зато я получил ценный урок: ни детей, ни жонглёров не следует использовать в рекламных клипах. Ах да, также исключаются спиральные лестницы, пустыня и тигры.
* * *
И тем не менее я был полон решимости узреть тигра во плоти до того, как я покину Индию. И в одну прекрасную субботу я попросил Джорджа отвезти меня в делийский зоопарк.
— Здешний зоопарк хуже, чем в Калькутте, — ответил он.
— Зато он в Дели, и я тоже, — напомнил я.
Первым животным, которое мы увидели, была корова, пасшаяся за воротами. Интересно — она сбежала? Или пытается проникнуть внутрь? Или ей просто интересно?..
— Как ты думаешь, Джордж, сколько в Индии коров? — спросил я.
Он долго и напряжённо думал — так долго, что я уже начал ждать точной цифры. Наконец, он ответил:
— Я не знаю, сэр. Много. Слишком много. Всё потому, что в Индии нельзя убивать коров. Они священные.
— Это я и сам знаю.
Действительно, этим ходячим святым мощам не угрожал гамбургеровый ад.
Позже мне сообщили, что число коров в Индии превышает триста миллионов[222] — это величайшая популяция коров в мире. Кстати, как это ни грустно, примерно столько же индийцев живёт за чертой нищеты. Напрашивается очередная метафора… Дело в том, что соотношение между тощими священными коровами и тиграми примерно такое же, как между нищими индийцами и богатыми хозяевами жизни.
Делийский зоопарк находится близ гробницы Хумайюна[223]. Хумайюн был вторым могольским императором и отцом Акбара. Он умер, упав с каменной лестницы в своей библиотеке, доказав таким образом, что во многая знания — многая печали. Зоопарк открыли в ноябре 1959 года; каждый год его посещает свыше миллиона человек; в зоопарке содержится более тысячи шестисот млекопитающих, рептилий и птиц, и он занимает площадь в 214 акров[224].
Всё это я узнал из купленной у входа брошюрки. Помимо всего прочего, брошюрка предупреждала: «НА ТЕРРИТОРИЮ ЗООПАРКА ЗАПРЕЩЕНО ПРОНОСИТЬ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ И ЛЮБОЕ ДРУГОЕ ОРУЖИЕ». Вероятно, в своё время посетители пытались охотиться в зоопарке… и, надо сказать, небезуспешно: пока мы бродили по пыльным дорожкам и аллеям, мне в глаза бросилось огромное количество пустующих клеток и вольеров. Ни в коем случае тут не могло быть обещанных тысячи шестисот представителей фауны — разве что они и насекомых сосчитали.
— Что-то маловато животных, джордж, — заметил я.
— Сэр, у меня тут знакомый работает. Он должен знать, где звери. Попробую его найти.
Джордж вернулся с новорожденным сторожем зоопарка — судя по тому, как он был вымазан машинным маслом, пару часов назад он мог быть автомехаником.
— Это Рам, — представил Джордж. — Мы вместе служили в армии.
Рам не говорил по-английски, так что Джорджу в очередной раз пришлось переводить. Не знаю, сколько из услышанного мной было сказано Рамом, а сколько сымпровизировано Джорджем; с Джорджевым переводом это всегда было проблемой.
— Рам говорит, зверей мало, потому что они умирают, — сообщил Джордж, комментируя моё недавнее замечание.
— Умирают? Отчего?
Новый перевод:
— Вода, которую они пьют, загрязнена. Носорог умер от гас… гастро…
— Гастроэнтерита?
— Да, сэр, — Джордж послушал Рама ещё немного и добавил: — А недавно умер очень редкий олень. Он съел полиэтилен и какой-то шнур. А орангутанг умер от жары, — Рам добавил ещё какие-то откровения. — А некоторых зверей крадут или продают. А некоторых съели.
Рассказывая всё это, Рам счастливо улыбался. Его, похоже, не заботило, что питомцы зоопарка преждевременно сходят в могилу, или оказываются в чьих-то грузовиках, или желудках.
— А тигры где? — спросил я.
Ещё один обмен фразами на хинди, наконец, ответ:
— Рам отведёт нас к ним, — сообщил Джордж.
Я был взволнован. Наконец-то я увижу тигра! Но клетка, к которой Рам нас привёл, была пуста. Я огляделся в поисках подозрительных китайцев.
— Тигров нет! — объявил Джордж и затем, очевидно, повторил это наблюдение на хинди. На минуту с лица Рама исчезла улыбка, он отошёл куда-то, и через минуту вернулся, сияя по-прежнему.
— Сэр, у тигров обед, — объяснил с его слов Джордж. — Рам говорит, за сто рупий он проведёт вас внутрь, и вы их увидите.
— Внутрь?..
Мне как-то не хотелось стать тигриным десертом.
— Это совсем не опасно, — заверил Джордж без малейшей убеждённости в голосе, — просто это неофициально.
Мы сошлись на сорока рупиях, и Джордж добровольно и с большой охотой вызвался караулить у входа. Рам отодвинул тяжёлый засов, и мы вступили в полутьму тигриного жилища. Тигров было пять, все взрослые. Трое белых, двое бенгальских. Увидав нас, тигры перестали рвать буйволиные рёбра и, похоже, попытались припомнить вкус человечины. Рам взял палку и, к моему ужасу, ткнул ею одного из тигров. Тигр рявкнул и взмахнул лапой. Прутья клетки задребезжали. Они выглядели пугающе хлипкими. Я решил, что пора уходить. Для меня охота на тигров кончилась.
Выходя из зоопарка и прикрывая глаза от солнца и пыли, я вдруг почувствовал, что кто-то схватил меня за ноги. Я посмотрел вниз. Это оказался старый нищий, у которого не было ног, только короткие культи. Он передвигался на самодельной тележке. Я дал ему двадцать рупий и он тихо заворчал, как раненое животное.
— Это жестокая страна, — сказал я Джорджу, когда мы сели в машину.
— Она не жестока к таким людям, как вы, сэр, — тихо ответил Джордж. — Только к таким, как мы.
«Когда дорога расходится, ступайте по ней», — такой, совершенно дзенский, факс, получил я как-то утром от своего индийского партнёра. Это был его ответ — несколько туманный, и даже настоящий шедевр двусмысленности, — на моё замечание относительно того, что, разработав около восьмидесяти рекламных кампаний за такое же число недель (и добившись успеха в поразительно небольшом числе случаев) — мне, возможно, стоит подумать о том, чтобы перебраться в угодья менее бурной охоты.
