— Она не жестока к таким людям, как вы, сэр, — тихо ответил Джордж. — Только к таким, как мы.
«Когда дорога расходится, ступайте по ней», — такой, совершенно дзенский, факс, получил я как-то утром от своего индийского партнёра. Это был его ответ — несколько туманный, и даже настоящий шедевр двусмысленности, — на моё замечание относительно того, что, разработав около восьмидесяти рекламных кампаний за такое же число недель (и добившись успеха в поразительно небольшом числе случаев) — мне, возможно, стоит подумать о том, чтобы перебраться в угодья менее бурной охоты.
Последние несколько месяцев наши с ним отношения постепенно ухудшались, а при разговоре он смотрел на меня всё более многозначительно. А может, менее. Трудно сказать наверняка. В таких случаях я обычно прекращал говорить и пялился на него с таким же видом. Поэтому при личных встречах мы таращились друг на друга, а на расстоянии общались при помощи факса.
Мы, точно разошедшиеся любовники, во всём винили друг друга. Я, к примеру, ставил ему в вину то, что он не сменил помещение офиса, как не раз обещал, и я вынужден был по-прежнему дважды в день совершать жутковатые поездки на лифте. Я винил его и за то, что моя карьера на полтора года оказалась загнана в пыльный делийский тупик. А в моменты, когда мною овладевало безумие, я винил его во всём — начиная с отключений электроэнергии и до полного отсутствия в Дели ночной жизни. Он, в свою очередь, винил меня за неумение превращать подобные проблемы из гигантских вулканов в кротовые холмики, как это умел делать он сам, и в том, что я обхожусь ему слишком дорого, хотя он не платил мне уже пять месяцев. Благодаря Индийскому Трюку с Верёвкой выяснить, кто виноват больше, было невозможно.
Работа здесь, если вспомнить всё, была довольно причудлива и часто выводила из себя. Она напоминала попытки строительства карточного домика в бурю. Хотя я из кожи вон лез, чтобы установить с заказчиками прочные долговременные отношения, большинство из них просто бесследно и не прощаясь кануло в ночь. Зародыш авиалинии Хари Дхупа так и не сумел расправить крылья и взлететь, зато сам Хари Дхуп куда-то улетел, задолжав нам изрядную сумму. Вед со своей замысловатой задачей продажи спиртного мусульманам так и не дал о себе знать. Матрасный клиент, который называл меня «доктор», вероятно, нашёл себе нового консультанта, с менее западным образом мышления — он тоже исчез. В Химачал-Прадеше, я уверен, до сих пор пытаются найти директора Департамента по туризму, который сумел бы достаточно долго усидеть в своём кресле. А мои попытки сделать дорожное движение в Индии более безопасным закончили свой путь в корзине для бумаг. С другой стороны наше агентство, как мне известно, до сих пор помогает некоему бомбейскому джентльмену пережить историю, а пивная соблазнительница таки соблазнила по крайней мере несколько тысяч человек отведать предлагаемое ею питьё.
Когда я сообщил Джорджу, что в конце месяца уезжаю из Индии, он разрыдался. В этот самый момент мы объезжали Ворота Индии на почти предельной для «премьера» скорости. Потеряв контроль над собой, Джордж потерял его и над машиной, вызвав шквал негодующих гудков.
— Джордж, возьми себя в руки! — заорал я, видя, как над нами нависает огромный автобус.
Он утёр глаза тыльной стороной кисти.
— Что будет со мной?.. — вымолвил он, всхлипывая.
— Ты наверняка найдёшь новую работу.
Я был уверен, что водители-ипохондрики с сердитыми волосами, тяжёлой головой и полными стресса ногами встречаются достаточно редко.
— Но, сэр, чтобы найти другую работу, нужно время. На что я буду содержать семью, пока буду искать новое место?..
— Я тебе заплачу за лишний месяц, — пообещал я, и Джордж немедленно утешился.
Узнав о моём отъезде, заплакал и повар, мастер Большой Рыбы. Он в конце концов овладел искусством готовить тост с яичницей-болтуньей, хотя на это у него ушёл не один месяц, и подавал мне теперь это блюдо дважды в день. Впрочем, если ему удастся найти помешанного на яичнице нанимателя, вдобавок склонного к авантюрам вроде употребления блюд мексиканско-индийской кухни, он тоже не пропадёт. Даже Фредди-чаукидар, кажется, расстроился из-за грядущей разлуки со мной. Лишь мали-полуночник не выразил никаких эмоций; впрочем, он ведь состоял не при мне, а при саде, а сад никуда не уезжал.
В агентстве весть о моём решении уйти восприняли по-разному. Некоторые сотрудники явно не понимали, зачем я в своё время приехал; кое-кто был бы рад вообще никогда меня не встречать — например, парень-тибетец, который под видом чая варил неведомые зелья и постоянно выглядел так, словно для него было неожиданностью, что я всё ещё жив и хотя бы относительно здоров. Правда, творческие работники, с которыми я работал в команде, были как будто искренне огорчены. Это было приятно, пусть даже их огорчение было вызвано осознанием того, насколько увеличится их нагрузка после моего отъезда.
— Нужен… лучше остаться… всё, — так прозвучала прощальная речь Кыша.
— Уезжайте медленно, друг мой, и возвращайтесь быстро, — загадочно напутствовал меня Гаутам.
А Викки, который, как я говорил, помимо всего прочего был отчасти моим секретарём, сказал просто:
— Было приятно работать для вас.
Вся необходимая (а также излишняя) бумажная работа — без всей этой канцелярщины Индия была бы, наверно, лесистой страной! — легла на плечи Кришнана. Первый же бланк, который я подписал, лишил Кум-Кум телефона, отключенного с небывалой расторопностью.
— Я ведь ещё не уехал! Телефон мне нужен! — протестовал я.
— Вы ведь можете пользоваться телефоном в офисе.
— Нет, не могу. Он вечно не работает. А уж звонить за рубеж отсюда и вовсе невозможно.
Кришнана привела в панику мысль о том, что, возможно, придётся опять давать кому-то взятку, чтобы телефон снова подключили. Он лихорадочно искал альтернативное решение.
— Может быть, вы будете звонить от знакомых, а счета присылать в агентство? — с надеждой предложил он.
Так и не решив проблему с телефоном, мы перешли к джаггернауту[225] индийской бюрократии — ВНУТРИИНДИЙСКОМУ НАЛОГОВОМУ СБОРУ. Из почти миллиарда душ, населяющих Индию, налоги платит едва ли восемь миллионов человек; и я попал в число избранных. Я уплатил налоги, но так как уже через четыре месяца финансового года я покидал страну, мне, как я предполагал, причиталось некоторое возмещение.
Налоговое управление, куда мы пришли вместе с Кришнаном, заманивало посетителей объявлением «ЗДЕСЬ ВЫДАЮТСЯ БЛАНКИ ВСЕХ ВИДОВ». У нас-то бланков — из Резервного банка Индии, Управления регистрации иностранцев и так далее — было столько, что из них можно было бы воссоздать то немаленькое дерево, которое пошло когда-то на их бумагу. Мы выложили всю кучу бумаг на и без того заваленный стол мрачного клерка — и начался эксперимент по накачиванию времени новейшими и мощнейшими барбитуратами.
— Он говорит, — сообщил мне Кришнан через довольно долгий промежуток времени (мне показалось, что прошло несколько месяцев), — что вы действительно имеете право возмещение.
— Прекрасно. На какую сумму?
— Он говорит, около сорока тысяч рупий.
— Это окупит все мои расходы по отъезду. Он выдаст мне чек прямо сейчас?
Кришнан изумлённо моргнул.
— Сейчас? Что вы! Конечно, не сейчас! Возможно, месяца через три.
— Но я уезжаю на следующей неделе!
— Никаких проблем — я вышлю вам чек.
— Кришнан, я должен сказать ужасную правду — за пределами Индии рупиевый чек не стоит и бумаги, на которой напечатан.
— Что же делать? — спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь.
— Всё просто, — пришёл я ему на помощь. — Сорок тысяч рупий примерно равны тысяче тремстам долларам. Я напишу доверенность, вы получите по ней моё возмещение, а гонконгское отделение агентства вышлет мне чек уже в долларах.
— Гонконгское?
— Да.
— Я попробую.
Он так и не прислал мне деньги.
* * *
Целый ряд знамений говорил о том, что моё время в Индии подошло к концу. Телевизор где-то подцепил электронную желтуху — изображение теперь пробивалось сквозь нездоровую желтую муть. Пять из шести кондиционеров приказали долго жить после чудовищного скачка напряжения (заодно превратившего мой неоново-желчный холодильник в духовку). В последний мой уикенд в Индии в Дели пришёл первый муссон сезона — он вывернул с корнем несколько деревьев и обильно залил водой дом. Но последней соломинкой стало то, что моя тягуче-ударная стереосистема стала вдобавок издавать визг. Тягучая, ударная и визгливая музыка — явно на одно прилагательное больше допустимого.
— Что вы будете делать со всеми этими вещами, сэр? — поинтересовался Джордж с алчным блеском в глазах.
