Сам император стоял неподалеку за столом, где — то на уровне пупка собственной статуи, заложив правую руку за жилет. Он был в шляпе и при сабле.
— Оставьте нас, Коленкур, — сказал он.
— Но, мон сир, — торопливо заговорил обершталмейстер, — подумайте о потомках, которые будут изучать историю ваших побед по моим мемуарам. Пусть вы творец истории, но я ее летописец…
— Вы надоедливы как старая кокотка, — поморщился Наполеон. — Примите ванну, от вас несет конюшней.
— О, мон сир…
— Уйдите, или я запущу в вас чернильницей!
Коленкур, состроив обиженную мину, оставил Ржевского наедине с Наполеоном.
Глава 50. Le coq gaulois (Галльский петух (фр.))
Ржевский оправил на боку саблю.
— Получили сухари в полк? — участливо спросил Наполеон.
— Я из Парижа, сир, — напомнил поручик.
— Ах, да…
Император сделал ему знак приблизиться.
— Ваше имя?
— Роже де Ржево.
— Как мои парижанки?
— Плетут венки.
— О чем судачат?
— О вас, сир.
— И что говорят?
— Только хорошее, либо ничего.
— Гм, как о покойнике, странно… Как поживает Жозефина?
— Молится о спасении вашей души.
— Надеюсь, она не готовит себя в монастырь? Из нее такая же монашка, как из меня — римский папа.
Остановившись у противоположного края стола, Ржевский протянул императору конверт, где лежал лист бумаги, исписанный аккуратным почерком Наташи Ростовой.
— Неисправимая лентяйка! — пробурчал Наполеон, развернув письмо. — Опять за нее писала камеристка.
Он понюхал бумагу.
— Для служанки пахнет недурно.
«Кажется, Наташу оскорбили», — подумал Ржевский, положив ладонь на рукоять сабли.
— Дорогой котеночек… — начал читать Наполеон, — скучаю… пожухли листья… мне очень хочется… ваша раба… беременна… Что такое?! — он изумленно уставился на Ржевского. — Жозефина ждет ребенка?!
— Да, сир. Живот уже как арбуз!
— Невероятно! А вы его видели?
— Кого?
— Арбуз… то есть живот! ее живот?
— Да, сир. До сих пор стоит перед глазами.
— Зачем тогда я с ней развелся?! — воскликнул Наполеон. — Променял креолку на австрийку. Шампанское на пиво! — Он вдруг осекся. — Но когда… Дьявол! Мы же не встречались с ней больше года!
— Неужели? — Ржевский сделал круглые глаза.
— Почему она настаивает на моем отцовстве?
— Ума не приложу, сир.
— Тут какое — то недоразумение. Или… придворная интрига?
Настоящие и воображаемые измены бывшей супруги, их ссоры и примирения, признания в любви и злословие за спиной — все это словно ожило и пронеслось теперь перед мысленным взором Наполеона.
Ржевский исподлобья смотрел на глубоко задумавшегося императора. Один взмах сабли — и корсиканский деспот больше никогда не будет ломать себе голову. Но нанести удар исподтишка? Для русского дворянина куда благороднее была бы дуэль…
— Напрасно я сохранил за Жозефиной титул императрицы, — процедил сквозь зубы Наполеон, разрывая письмо в клочья. — Если у нее родится наследник, в случае моей смерти, она может бороться с Марией — Луизой за престол. О, коварная!
Едва сдерживая клокотавшую в нем ярость, Наполеон посмотрел на Ржевского.
— Что Жозефина велела передать мне на словах?
«Пора!» — решил поручик и гаркнул, как на параде:
— В этой шляпе, сир, вы похожи на огородное пугало!
Черты Бонапарта исказились.
— Какое ей дело до моей любимой шляпы?! Быть может, этой престарелой фурии хочется, чтобы я надел стариковский колпак?
— Он бы вам пошел куда больше.
— Что?! Вам тоже не нравится моя шляпа?
— Мне не нравитесь вы!
Наполеон лишился дара речи.
Ржевский выхватил из ножен саблю:
— Защищайтесь, сир!
Лицо корсиканца пошло багровыми пятнами.
— Так вот кто новый любовник Жозефины! — вскричал он, запустив в Ржевского своей треуголкой.
Поручик пронзил императорскую шляпу клинком.
Наполеон рванулся в сторону своей статуи, словно ища у нее защиты. На бегу он пытался обнажить саблю, но та упиралась эфесом в живот и не хотела обнажаться.
— В капусту порррублю! — торжествовал поручик, преследуя его по пятам.
Наконец Наполеону удалось вытащить оружие, но он не спешил скрестить с соперником клинки, перебегая от статуи к столу и обратно.
— Я предан! — кричал Наполеон. — Франция предана!
— Я не француз, — размахивал саблей Ржевский. — Я русский офицер!
— Каналья! Сколько вам заплатили? Я дам больше.
— Сейчас ваш черед платить! За Смоленск! за Москву! за Россию!
Глава 51. Караул!!!
Арман Коленкур, выпровоженный императором из кабинета, некоторое время в нерешительности топтался в приемной. В конце концов природное любопытство пересилило, и он приложил ухо к дверям.
— Они там языки чешут, а мне мемуары писать, — огрызнулся он в ответ на недоуменные взгляды караульных, весь обратившись в слух.
— Сир, позвольте вам впендюрить! — узнал Коленкур голос своего нового знакомого из Парижа.
— Попробуйте, попробуйте, — бодро отвечал ему голос императора Франции.
— Может, вы все — таки обнажите свое оружие?
— Непременно… сейчас… живот мешает…
— Всю жизнь мечтал увидеть ваши кишки.
— Вуаля, наконец — то… получилось! Я готов.
— Тогда, как вам такой приемчик?
— Полегче! полегче!
— А если вот так?
— Ай! Ой!
Оторвавшись от дверей, Коленкур повернулся к караульным с перекошенным лицом.
— Святые небеса!
— Что случилось? — встревожилась охрана.
— Нет, нет, ничего… важные известия из Парижа.
Коленкур в смятении сжал виски. Возгласы по ту сторону напомнили ему первый юношеский поход в бордель. Но тогда он имел дело с пусть и падшей, но все — таки женщиной. А тут сам император, в расцвете лет, в зените славы… какой кошма — а — ар!
Коленкур опять прижался ухом к дверям. В кабинете слышалось шарканье ног, натужное пыхтение и звуки роняемых на пол предметов.
— Осторожнее, медведь! — донесся до Коленкура голос Наполеона.
— Погоди у меня, галльский петушок! — весело отвечал его визави.
Уже и ласковые прозвища себе придумали! Коленкур всем телом прильнул к дверям. Судя по всему страсти в кабинете накалялись.
— А теперь моя очередь! — прерывисто восклицал Наполеон.
— Хотите на столе, сир? — отвечали ему. — Извольте-с!
Шум за дверьми усилился и стал слышен уже в приемной.
Караульные офицеры ринулись было в кабинет, но обершталмейстер преградил им путь.
— Стойте, господа! Никому не позволено вторгаться в интимную жизнь императора.
— Мы должны узнать, что там происходит, — заявил офицер со шрамом.
— Хорошо, я скажу, что происходит между ними… но только между нами. — Коленкур с таинственным видом притянул обоих к себе за локти. — Как вы полагаете: Нерону можно, а Наполеону нельзя?
— Что?
— Любить…
— Конечно, можно.
— Женщин, лошадей — это понятно. А себе подобных?!
— Наш император?!
— Полагаю, до вас дошло…
В приемной неожиданно объявилась мадам Сисико.
Не успела она раскрыть рот, как Коленкур, истерично хихикнув, ткнул ее пальцем в грудь:
— Что вам угодно, мадам?
— Я хотела узнать у императора, не желает ли он пригласить на сегодняшнюю ночь кого — нибудь из моих девочек.
— Девочек?! — Коленкур обернулся на офицеров: — Девочек! А? Ха — ха. Зовите лучше мальчиков. Пажей, зовите, клоунов, шутов! паяцев! Зовите всех!
— Что за намеки?! — возмутилась мадам Сисико. — Как вам не стыдно, месье!
— Караул!!! помогите! — донесся из кабинета истошный вопль Наполеона.
Мадам Сисико рванулась было вперед, но Коленкур удержал ее за руку:
— Пардон, тетушка, это зрелище не для вас.
— Но император взывает о помощи.
— Не волнуйтесь, наш доблестный караул ему поможет.
Пока они спорили, офицеры распахнули двери.
