— А почему вы испугались, что спас вас именно я?
— Мне ни от кого никаких услуг не надо! — резко ответил Василий Федорович. — Знаю я эту доброту: сделают тебе на копейку, а потом на целый рубль с тебя требуют!..
— Доброго здоровья! — остановил он меня и долго тряс руку. — А это, наверное, ваша жена?.. Очень приятно познакомиться. Как себя чувствуете? Должен вам сделать комплимент: симпатичнее женщины я не встречал в нашем городе.
Мы долго говорили про футбол, ругали дождливую осень. Наконец он осмелился поинтересоваться:
— Ну, как там мои дела?
— Загляните в следующем квартале, — неопределенно пообещал я.
Мы снова встретились через несколько месяцев.
— Мое почтение! — расплылся он в улыбке. — Какая прекрасная встреча! Вашу жену просто не узнать. Прямо-таки Снегурочка.
Мы долго обсуждали хоккейные баталии, ругали метель. Наконец он отважился спросить:
— А какие для меня новости?
— Позвоните через несколько недель, — многозначительно ответил я.
Однажды он встретил нас, когда мы выходили из кинотеатра.
— Какая неожиданность! — воскликнул он с таким чувством, словно это была самая счастливая минута в его жизни.
Жена опять получила щедрую порцию комплиментов. Мы долго обсуждали новинки кинопроката, ругали весенние ливни и обменивались впечатлениями по поводу заметки, напечатанной недавно в местной газете под рубрикой «Из зала суда».
Наконец он, будто между прочим, напомнил:
— Обо мне не забыли?
— Думаю, дней через десять смогу заняться вами, — ответил я.
Он караулил нас у дома. Но сделал вид, будто встреча — чистая случайность. Похвалив прическу жены и отметив, что коралловые босоножки ей очень к лицу, он сделал комплимент и мне:
— У вас такой чудесный вид, словно вы только что с курорта.
— Угадали! — радостно воскликнула жена.
Мы долго обсуждали проблему летнего отдыха, ругали жару, горторг — плавок в магазинах нет, за газированной водой огромные очереди.
Прощаясь, он между прочим спросил:
— Есть какие-нибудь надежды?..
— Думаю, скоро смогу вас порадовать, — оптимистически ответил я.
— Очень приятный человек, — сказала жена, когда мы остались с ней вдвоем. — Все о чем-то у тебя просит. Что-то дефицитное?
— Да ничего особенного. Ему нужен обыкновенный предохранитель.
— И тебе трудно ему помочь? Он такой вежливый, культурный. А какой хороший собеседник!
— В том-то и дело, что и мне приятно с ним поговорить, — сказал я. — Но поверь моему опыту: как только он получит предохранитель, не только беседовать, даже здороваться со мной перестанет!..
Он подошел ко мне после собрания и уставился на меня так, будто сверял мое лицо с фотографией.
— Что это на тебя нашло сегодня? — наконец вымолвил он.
— Ничего, — спокойно ответил я.
— С таким рвением критиковал меня, словно мы не друзья!
— Ты ведь знаешь, я человек принципиальный. Опоздал на работу позавчера? Опоздал! Пусть там на каких-то две-три минуты, но дисциплина есть дисциплина.
— А все-таки, почему ты меня критиковал на собрании?
— Ты что, с луны свалился? Почему критикуют на собраниях? Потому и я критиковал.
— Ничего не понимаю, — развел он руками. — Может быть, я сегодня забыл поздороваться с тобой и ты решил меня проучить?
— Брось чепуху молоть!
— А может быть, ты обиделся, что я не подождал тебя вчера, когда ты восьмую партию в домино доигрывал? Понимаешь, просто мне нужно было торопиться…
— Ну при чем тут домино?
— Неужели ты обиделся, что я с твоей Олей слишком долго беседовал по телефону? Но поверь, это она беспрерывно задавала мне вопросы, а я из вежливости вынужден был отвечать.
— Послушай, — не выдержал я, — мне тебя просто жаль. Не понимать, что такое принципиальность? Заруби себе на носу: я человек очень принципиальный. Критикую на собраниях без скидки на разные там приятельские отношения!
— Ясно, ясно, — закивал он головой. — Ты просто не мог простить мне своего поражения в шахматы.
— Ну скажи, дорогой мой, какое отношение к критике на собрании имеют шахматы?! — вскипел я.
— А что имеет отношение?
— То, что ты действительно опаздываешь на работу. Нельзя опаздывать, даже на две минуты.
— Нельзя, — согласился он. — Нельзя, это правильно. Но я уверен, что ты критиковал меня на собрании потому, что я не угостил тебя таранькой. Клянусь, я тебе лучший кусок оставил, но Петька с Васькой как насели…
— Опять ты не туда гнешь. Вместо того чтобы осознать свою ошибку, пообещать, что больше никогда не будешь опаздывать, ты о какой-то тарани вспоминаешь! Нельзя воспринимать критику как месть. Принципиальность в том и заключается, что честно говоришь все в глаза, — поучительно сказал я.
— А может, я на своем дне рождения мало уделил тебе внимания? — с надеждой спросил он.
— Вполне достаточно, — ответил я. — Как высокопринципиальный человек должен заметить, что ты все время пытаешься найти объяснение тому, что должно восприниматься само собою.
— И все-таки, за что ты меня критиковал на собрании? — обреченно спросил он.
— За опоздание, — устало сказал я.
— Что я сделал тебе такого, что ты меня критиковал за опоздание? — точнее сформулировал он вопрос.
— Ох и надоел же ты мне! — вздохнул я и вышел из зала.
Он бросился за мной.
— За что?.. — вопрошал дорогой.
— За что?.. — повторял в троллейбусе.
— За что?.. — схватил меня за рукав возле подъезда моего дома.
В его глазах было такое отчаяние, что я не выдержал.
— Моя принципиальная критика, — с расстановкой сказал я, — это ответ на твое нахальное поведение.
— В чем же заключается мое нахальное поведение?
— В чем? Твоя жена в цирке работает?
— Ну, работает.
— Уже больше половины наших сотрудников бесплатно в цирке побывали. А мне ты хоть раз предложил?
— Как-то не подумал…
— Вот то-то же!..
Но знаю, какая муха укусила нашего заведующего, но его отношение ко мне стало в последнее время просто невыносимым. Такое создавалось впечатление, что он сводит со мной какие-то счеты. Все, что бы я ни сделал, встречалось в штыки. Критиковался каждый мои шаг, ставилось под сомнение каждое мое слово. И те мои мелкие просчеты, на которые заведующий раньше и внимания не обращал, вдруг превратились и серьезные недостатки, на которые он то и дело указывал мне.
А для большей убедительности давил на меня и авторитетом управляющего:
— Игнат Сидорович считает, что вы плохо работаете!..
— Игнату Сидоровичу ото не поправилось!..
— Игнат Сидорович вне себя от возмущении!..
— Игнат Сидорович считает, что таким бездельникам, как вы, не место в нашем учреждении!..
И вот однажды я не выдержал, подошел к телефону и набрал номер управляющего.
— Здравствуйте, Игнат Сидорович, — сказал я и увидел, как тут же исчез румянец со щек заведующего.
А коллеги застыли в немом оцепенении.
— Это Боковой вас беспокоит, младший техник… Говорите, вам очень приятно? А вот мне — не очень… Да потому, что ваше отношение ко мне ни в какие ворота не лезет…
Заведующий нервно открыл ящик стола, взял яблоко и, откусив большой кусок, с омерзением выплюнул его в корзину для мусора.
— Вот вы, — продолжал я, — почему-то контролируете каждый мой шаг, придираетесь к каждой мелочи в моей работе. И регулярно передаете через заведующего, что я бездельник. Разве такое к лицу руководителю? А что, если я начну критиковать вас и придираться к каждому вашему слову? Ведь представить только, сколько тех слов вы ежедневно на ветер бросаете! А сколько обещаний даете! Заранее зная, что никогда их не выполните. Вот взять, например, вашу последнюю статью в нашей стенной газете. Там треть нереальных цифр и липовых показателей. И всем хватает деликатности не обращать на это внимания. А почему же вы обращаете внимание на мелочи в моей работе? Где ваша деликатность, спрашивается?..
Заведующий вскочил со стула и начал носиться по комнате, натыкаясь на мебель.
Что? Вообще не интересовались моей работой? И никогда ничего не говорили по этому поводу нашему заведующему? Тогда простите, пожалуйста. А я было плохо подумал о вас, Игнат Сидорович. Еще раз извините, пожалуйста, беру все свои слова обратно, — сказал я и положил трубку.
Потрясенные коллеги смотрели на меня с ужасом и одновременно с восторгом. Заведующий закурил сигарету, хотя никогда до этого не позволял себе курить в комнате.
— Знаете, — наконец выдавил он, — не ждал от вас такой подлости.
