— Спросите у моих коллег. Я даже на праздники не злоупотребляю…
— Хорошо. Верю вам, — пожал мне руку директор.
Но не прошло и трех дней, как он снова огорошил меня вопросом:
— Спекулируете понемногу?
— Неужели Куба и в этом обвиняет меня? — возмутился я.
— А может, вы дали ему повод для подобных обвинении? — прищурился директор.
— Все что угодно, по только не это…
— Все что угодно?! — вскочил директор. — Тут написано, — помахал он перед моим носом бумажкой, — что вы еще часами простаиваете во время работы в коридоре, что разлагаете коллектив непристойными анекдотами, противопоставляете себя товарищам…
— Все это самое настоящее вранье! — остановил я его.
— Но ведь Буба сам видел, слышал…
— Спросите у коллег, — взмолился я.
— Хорошо. Верю вам, — пожал мне руку директор.
Целую неделю я работал спокойно. И вдруг опять меня вызвали к директору.
— Значит, вы обо мне говорите такое, что, если поверить вам, меня давно пора прогонять отсюда? — сурово спросил директор. — Буба утверждает…
— Ошибается… ваш Буба, — начал я, заикаясь. — Спросите у коллег…
— Я вам и сейчас верю, — сказал директор. — И все-таки придется вам подать заявление об уходе. У меня в институте несколько сот сотрудников, и если я с каждым буду вот так нянчиться, когда же мне работать?..
После реорганизации нашей конторе добавили еще пять штатных единиц. Мой телефон звонил беспрестанно.
— Слушай, дружище, — гремело в трубке, — говорят, у тебя есть вакансия заведующего отделом. Возьми моего шурина. Лучшего работника днем с огнем не найдешь. Имеет опыт, стаж руководящей работы…
— Привет, уважаемый… Сделай одолжение, возьми к себе моего племянника. Парень хоть и зеленоватый, зато перспективный. Не пожалеешь…
— Доброго здоровья… Хочу посоветовать одного весьма талантливого человека. Все умеет, за что ни возьмется, все горит под руками…
— Сколько лет, сколько зим!.. Докажи, что ты не зазнался, не изменил старой дружбе. Прими мою тетку на должность учетчика. Чудесная женщина…
Я всем обещал подумать. И в конце концов решил устроить конкурс. Пусть победит сильнейший!
Для кандидатов на должности придумал несколько тестов. Да таких, что претенденты сходили с дистанции один за другим. Вот, например, ни один из них не ответил на вопрос: «Сколько конфет можно съесть во время спектакля?» Или: «Кому лучше одолжить десять рублей — другу, врагу, начальнику?» Или: «Как обеспечить кворум на неинтересной лекции?»
И вдруг приходит такой себе ординарный человек.
— Как вы сказали?.. Сколько конфет можно съесть во время спектакля? — переспросил он. И, усмехнувшись, ответил: — Можно не съесть ни одной. Все зависит от того, насколько интересен спектакль и какой ассортимент конфет в театральном буфете… Кому лучше одолжить десятку? Никому. Так как долги портят дружбу, враг все равно не оценит твоей жертвы, а начальник будет всегда смотреть на тебя с раздражением — кому приятно вспоминать о долге!
С третьим тестом он тоже справился блестяще:
— Обеспечить кворум на скучной лекции просто. Достаточно объявить, что после лекции будут продавать колготки и бразильский кофе. Слушатели, особенно женщины, пойдут косяком…
— Феноменально! — констатировали члены конкурсной комиссии. — Ответы безупречные. Ну как такого не зачислить!
Я с ними согласился и зачислил этого находчивого человека на должность заведующего.
А со временем принял еще четверых, которые приблизительно с такой же легкостью справились с коварными тестами.
И вот все пятеро новых сотрудников сидят в моем кабинете. Я искренне поздравляю их с победой. И крепко жму руки — своему шурину, двоюродному племяннику, троюродному брату моей жены, а также ее тетке с невесткой. Что ни говорите, а тесты — замечательная штука!
Как-то я сказал сам себе: ждать, пока тебя заметят, нерационально. Можно просто не дождаться. Поэтому я и решил заявить о себе сам. Причем заявить во весь голос.
— Товарищи! — сказал я однажды с трибуны профсоюзного собрания. — Беру обязательство так клеить подошвы, чтоб они как минимум месяц не отлетали.
Кто-то неуверенно захлопал. И вот уже весь зал зааплодировал мне.
— Смельчак!.. Отчаянный человек! — неслось из зала.
Многотиражка на первой странице напечатала мое фото под рубрикой «На них равняйте шаг!», а директор выдал мне премию.
Когда шум вокруг моего почина немного утих, я на очередном профсобрании снова поднялся на трибуну:
— Товарищи! Я решил сегодня выступить инициатором еще одного почина.
Зал замер.
— Все мы знаем, — сказал я, — что в ботинках, которые мы выпускаем, левый каблук больше правого. Так вот, я обязуюсь выпускать все ботинки с одинаковыми каблуками.
Зал разразился овацией.
На другой день наша многотиражная газета посвятила мне очерк, а представитель фабкома включил меня во внеочередной список на получение трехкомнатной квартиры.
На следующем профсоюзном собрании не успел председатель ознакомить присутствующих с повесткой дня, как я уже был на трибуне:
— Друзья! Сколько рекламаций получает наше предприятие? И все это лишь потому, что в ботинках, которые мы изготовляем, из стелек торчат гвозди. Так вот, девиз моего нового почина таков: «Ни единой царапины на ноге потребителя!»
Мои слова были встречены бурным одобрением коллектива.
Постепенно все привыкли, что на каждом собрании я выступаю с очередным почином. Даже интересовались в коридоре:
— Ну, а что сегодня?
— Сюрприз, — многозначительно усмехался я.
Действительно, то, что я предложил на очередном собрании, всех потрясло.
— Товарищи! Мы ведь с вами осеннюю обувь выпускаем. Зачем же в осенних туфлях украшать носки дырочками? Это для летних туфель вентиляция нужна, а в осенних наоборот: ногу от дождя защищать нужно!
— Логично!.. Правильно!.. Давно лора! — раздались голоса из зала.
О своем очередном почине я объявил по местному радио. Зачем ждать собрания?
Естественно, популярность моя росла с каждым новым предложением.
Но вдруг нас посетил какой-то солидный мужчина из профсовета. И стал прилюдно поносить мои начинания:
— Двадцать один почин у вас на фабрике направлен на борьбу за качество обуви, а обувь как была сплошным браком, так и осталась.
Все осуждающе посмотрели на меня. Авторитет мой зашатался и, никем не поддержанный, мог вот-вот рухнуть. Тогда я выбежал на трибуну и выкрикнул:
— Товарищи! Предлагаю новый почин!
Сотни глаз впились в меня. А представитель профсовета скептически улыбнулся. Но уже через минуту ему пришлось вместе со всем залом аплодировать мне. Я сказал:
— Хочу стать инициатором нового почина! Вот он: же почины доводить до конца, а не бросать их на полдороге, как это иногда еще случается…
Не надо было быть физиономистом, чтобы узнать его с первого взгляда. При встрече с таким типом в темной подворотне возникает неодолимое желание вывернуть свои карманы без лишних напоминаний.
…В купе мы были вдвоем. Сидели молча, смотрели в окно.
— Давно из тюрьмы? — первым нарушил я молчание.
— Не очень, — неуверенно ответил он, вынимая руку из моего кармана.
Конечно, в такой ситуации следовало бы вызвать милицию. И вора — под суд! Но я тотчас взял себя в руки. Это, думаю, всегда успеется. Ведь вот у нас на фабрике, когда проворовался кладовщик, его тоже хотели сразу под суд. Потом раздумали. Решили воспитывать. Условились: если еще раз украдет — принять меры. Он еще раз украл. Обсудили и решили: в последний раз простить. И что же, после каких-нибудь трех краж он уже вторую неделю честно трудится. Вот что значит доверие!
Укладываясь спать в вагоне, я демонстративно положил часы и бумажник на стол. Воспитывать так воспитывать!
Всю ночь я не спал и думал: украдет или не украдет?
Украл! И часы, и бумажник!
Я мужественно продолжал воспитание. На его глазах достал ключик и отпер чемодан.
— Схожу в вагон-ресторан, — многозначительно предупредил я его.
Я нехотя жевал бутерброд, ни на миг не забывая о содержимом чемодана: украдет или не украдет?
Украл! Несколько моих лучших вещей перекочевало в его мешок. Но чего стоят какие-то вещи, когда борешься за человека!
— Скажите, вы куда едете? — спрашиваю его.
Оказалось, нам по пути. Вор едет в город, в котором я живу.
— Может, остановитесь у меня? — гостеприимно предлагаю. — Отдельная квартира, кроме меня, никого…
Педагогический эксперимент продолжался. Когда мы добрались домой, я достал из буфета серебряные ложки и бронзовый подстаканник.