— К завтрашнему дню я уже закончу этот роман.
— Тем лучше, начнем новый.
Болельщики и те перестали говорить о футболе и, не подавая виду, с удовольствием прислушиваются к нашему разговору. По-моему, даже проснулись несколько спящих.
Мне все время кажется, что девушке хочется улыбнуться, настолько нелеп и глуп наш разговор. Но ей нельзя выходить из образа. Тем более в нашем тамбуре, куда она попала якобы случайно. Поэтому она продолжает разговаривать со мной свысока, надменно и коротко. Наш разговор напоминает игру в настольный теннис.
— У меня нет привычки встречаться с незнакомыми мне людьми, — сильно бьет она справа в левый, неудобный для меня угол.
Но я успеваю среагировать. У меня всегда была хорошая реакция.
— А мы познакомимся. Юра.
Мяч для нее тоже неудобный, низко летит над сеткой. Ей приходится подумать, прежде чем взять его. И тут… она находит совершенно неожиданное для меня решение:
— Судьи признали его виновным!
Этот мяч я пропускаю. У меня еще недостаточно опыта, чтобы взять его. Я ведь начинающий игрок в настольный теннис. Один-ноль в ее пользу. Но моя подача!
— Скажите, а вы когда-нибудь улыбаетесь?
Уже проснулись и остальные спящие. Настоящий матч со своими болельщиками. Еще в детстве, играя в прятки, я знал, что я азартный. Но что до такой степени, даже не предполагал. Пока мы идем по подземному переходу в метро, счет все время меняется то в ее, то в мою пользу. В метро ей, как всегда, налево. А мне, как всегда, направо. Но мне жаль прерывать встречу. Тем более что счет пошел на «больше-меньше». И я поворачиваю налево.
— Вам же совсем в другую сторону! — говорит она, спохватывается и краснеет. Мой самый сильный удар она все-таки не взяла! Теперь даже она понимает, что я понимаю, что она не в первый раз видит меня. Первый сет ею явно проигран. Однако я благородно не заостряю на этом внимание и предлагаю передышку:
— Просто я подумал, что вы будете читать и в метро тоже. А мне интересно: суд и ее тоже признает виновной?
Она послушно открывает книжку, и мы читаем с ней дружно, как будто делаем это вместе каждое утро. Правда, я ничего не понимаю из того, что читаю. На каждой странице мне мерещится автомат на проходной. Тем не менее каждый раз, когда мы заканчиваем читать страницу, она спрашивает меня:
— Вы прочитали?
Я отвечаю:
— Да, давно. Очень интересно!
Она переворачивает страницу, и я, тупо глядя на новую страницу, продолжаю думать об автомате.
Когда мы выходим из метро, она начинает второй сет:
— А вы на работу не опоздаете?
— Я нигде не работаю.
— Только пристаете к незнакомым девушкам?
— Да, это единственная профессия, которой я владею в совершенстве.
— Я вижу. Вы, наверно, учились этому? Интересно, у вас среднее образование или высшее?
— Высшее. Сейчас собираюсь в аспирантуру.
— Понятно. Стажируетесь. По утрам…
К ее работе мы подошли ровно во столько, во сколько автомат на проходной пробил первый в моей жизни прогул.
Она работала в скромном строительном управлении. Все оказалось прозаичнее, чем я предполагал. Правда, я не предполагал ничего конкретного. Но ее замкнутое лицо, гордая походка… И вдруг — маленький дощатый домик, со всех сторон сдавленный большущими домами. Он напоминал школьника, случайно попавшего в первый тамбур. При этом вызывал одновременно чувство жалости и загадочности, потому что в него сразу входило столько женщин, что непонятно было, где они все в нем размещаются. Или у него был подземный ход.
— До свидания. Спасибо, что проводили. Я всегда завидовала тунеядцам.
— И все-таки, как вас зовут?
— Зачем?
— Чтобы завтра в нашем тамбуре мне обращаться к вам интеллигентно по имени. А не: «Эй, вы!»
— Завтра я поменяю этот тамбур, несмотря на то что потеряю при этом несколько минут…
Впервые я вижу, как она улыбается. Это обнадеживает.
— Тогда я буду ждать вас здесь после работы.
В какой-то глупой книжке я читал, что незнакомую девушку легче напугать тем, что будешь ждать ее возле работы.
— Ой нет! Только не здесь. Обещайте мне, что не будете, если я скажу, как меня зовут?
Оказывается, не такая уж глупая книжка.
— Обещаю.
— Лена.
— А меня Юра.
— Очень приятно. Это я уже слышала. Вы начинаете повторяться.
Второй сет был начисто мною проигран. Лена нырнула в поток женщин, текущий в строительное управление, а я снова подумал, что пришла весна! Не астрономическая, а реальная, земная. Какие-то люди с жуткими проклятиями в адрес прохожих скидывали последний снег с крыши пятиэтажного дома. Утреннее солнце уже пригревало настолько, что можно было сидеть на скамейке в сквере. Делать мне было нечего. Поэтому я присел и стал думать: что мне делать? Зачем я сюда приехал? И вообще, где я сейчас нахожусь? Все ли у меня в порядке с умом? Не сдвинулся ли я ни с того ни с сего? Не пойти ли мне сразу к врачу, раз уж день все равно потерян? Иногда я подставлял лицо солнцу, и тогда все мысли приятно пропадали. Даже о палаче-автомате.
Трудно сказать, сколько времени я так просидел, порой поглядывая на дверь строительного управления. Мне казалось, что она вот-вот откроется и из нее выйдет Лена.
Вдруг дверь открылась, и из нее вышла Лена. Ее спортивная сумка потяжелела, как будто в ней была уже не одна книжка, а собрание сочинений.
— Теперь я верю, что вы нигде не работаете, — сказала она, увидев меня сидящим на скамейке и подставляющим лицо солнцу.
— Никуда не берут.
— Тем лучше. Тогда вы сможете меня проводить. Заодно и поможете донести сумку.
— А вы куда?
— В командировку. Заезжала на работу, чтобы забрать кое-какую документацию. Не ожидала, что ее будет так много.
— Вы хотите, чтобы я вас проводил в командировку?
— Нет, что вы! Только на вокзал. Я уезжаю на один день в город, который вы наверняка не знаете. Шесть часов на поезде от Москвы. Мы там строительство ведем…
Я взял у нее сумку, поймал такси. Когда мы сели в него, Лена благодарно предложила помочь мне устроиться на работу. Возобновлять матч нам уже не хотелось, поэтому всю дорогу до вокзала просто с удовольствием говорили о тунеядцах, аферистах, повесах и распущенных нравах современной молодежи…
— Счастливого пути! До встречи в электричке! — крикнул я Лене вдогонку и вскочил на подножку следующего вагона.
— Вы что, опоздавший? — строго спросил старичок-проводник.
За определенную мзду он согласился не поднимать шума. Сначала не соглашался, но потом, узнав, что в соседнем вагоне едет моя невеста, что завтра у нас свадьба и что я должен сделать ей неожиданный сюрприз, согласился:
— Ну, раз такое дело… — развел он руками и… принял мзду!
В купе Лена сидела одна. Вообще поезд был такой грязный и изо всех окон так дуло, что создавалось впечатление, будто никто не хочет в нем ехать.
— Ваши билеты? — Я открыл дверь и вошел в купе.
— Это вы?! — Она выронила книжку. — Я начинаю вас бояться.
— Не надо меня бояться. Просто я вдруг подумал, что вы книжку наверняка с собой в командировку возьмете. А мне интересно: судьи ее сьша тоже признают виновным?
— Удивительный вы все-таки человек. — К сожалению, в ее голосе было больше досады, чем восхищения. — Вас же высадят на первой станции без билета да еще оштрафуют или в милицию отведут, узнают, что нигде не работаете… Мне неудобно за вас будет. Вы обо мне хоть подумали?
— Ваши билеты? — В купе вошел старичок-проводник. — A-а, это вы, молодой человек, — узнал он меня. — Девушка с вами?
— Нет, она с билетом.
— Ну ничего, ничего, не буду вам мешать. — Он понимающе подмигнул мне.
— И все же, кто вы? — ошарашенно спросила Лена, когда он вышел.
— Трудно сказать, — ответил я, не зная, что сказать.
Мы продолжили прерванную беседу о тунеядцах, аферистах, браконьерах, повесах и распущенных нравах современной молодежи. На одной из станций я решил переменить тему разговора, вышел на перрон и принес Лене маленький букет первых подснежников.
