Молодчина! Не выпить ли водочки по этой причине?
В этот момент притон оцепила полиция. Произошла обычная картина. Стали Чижика ловить, чтобы в клетку посадить. И никто не видел, как он юркнул через задний ход на двор, а через полчаса шел уже за городом, и в ночной тишине слышалась его простая, незамысловатая воровская песня:
— А тю-тю, а тю-тю… А я в клетку не хочу…
* * *
Чистый лирик отнесся ко всему иначе. Сидели у окна. Двое. Курсистка Наташа и товарищ Чижик, эсдек.
— Чижик, Чижик, где ты был? — с тревогой спросила Наташа, чувствуя, что-Чижик уже не тот и нет солнца в его груди.
— На Фонтанне водку пил, — печально уронил он.
— Погрузился ли ты в Нирванну от хмеля?
— О да… Выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове… Мне казалось, что я птица и у меня во рту золотая рыбка поет о подснежниках…
— Зачем же ты пил? — серебряным эхом прозвучали ее слова.
— Обо мне распустили серьезные слухи… Говорили: ехал Чижик в лодочке, в генеральском чине… Мне стало тяжело. Точно на душе кровавый рубин в два пуда… Я и подумал: не выпить ли водочки по этой причине…
— Я так соскучилась по тебе. Окружающее меня буржуазное общество скверно говорит о наших отношениях… Они говорят… Они говорят, будто бы я стала Чижика ловить, чтобы в клетку посадить. О, конечно, я хотела бы стать твоей женой…
— Моей женой? — порывисто вскочил Чижик. — О нет… Я не признаю законного брака. Моя душа слишком голуба и кристальна. Как ты смела подумать об этом… Прощай, наши пути разошлись…
В нем боролись на обхват два сильных чувства. Уходя, он кинул растроганно и матерински нежно:
— А тю-тю, а тю-тю, а я в клетку не хочу…
Умирали сумерки.
* * *
Беллетрист-психолог до конца не дойдет.
— Чижик, Чижик, где ты был? — вертелось в мозгу у адвоката Абрама Чижика. Действительно, где он был? Тайный голос подсказывал:
— На Фонтанке водку пил.
Но другой голос, тоже внушенный, шептал: нет, ты занимался самоанализом. Почему он занимался этим? Потому что он был — адвокат. Почему он был адвокатом? Потому что темная мысль, клубком копошившаяся в его мозгу, говорила, что…
Кончится тем, что заключительные слова Чижика: а тю-тю… и т. д. темным клубком вертелись в мозгу у пробегавшей мимо собаки, рыжей с белыми пятнами. И у каждого пятна тоже вертелось в мозгу. У беллетристов-психологов всегда так.
* * *
Что лучше? Только, если затрудните себя этим вопросом, не отвечайте, как лошадь из анекдота о цыгане: и ты хуже, и ты хуже.
Между шестью и семью вечера, девятнадцатого июня, инженер Бутырин купался с лодки, против городских купален. Отвезли его домой с израненной о якорь, лежавший на дне, ногой к девяти вечера, а через три дня был он в редакции местной газеты и тихо говорил секретарю:
— Сами понимаете, не столько нога, сколько принцип. Бели ты сидишь в управе, не мы с вами за якорями должны смотреть…
— Хорошо, мы поместим, — благосклонно кинул секретарь, — раз дело общественное…
— Господи! — обрадованно вскрикнул инженер Бутырин. — Да если по частному делу, то хоть обе ноги… Да разве бы я посмел писать…
— Поместим, поместим.
— Не смею беспокоить…
Две недели кухарка Бутырина вставала в шесть часов утра и на улице, около дома, дожидалась, когда пробежит газетчик.
— Ну, что, есть? — осторожно спрашивала жена, просовывая голову в кабинет.
Бутырин хмуро краснел и сердито смотрел на газету.
— Боятся… Прогрессивная печать… С управой ссориться не хотят…
— Может, это стоить должно… Ты бы съездил… А я и Марье Саввишне сказала, чтобы газеты просматривала…
— А она что? — не смотря на жену, говорил Бутырин. — Удивлялась, наверное…
— Еще бы… Я, говорит, в этот день пирог с курицей испеку. Никитишна у ней на этот счет мастерица, а вы, говорит. с Петром Борисычем придете, и он вслух почитает…
— Да прочтешь тут, — горько усмехался Бутырин. — кружковщина все, в редакциях-то… Не свой человек не пролезет…
— Может, напечатают… Ты когда отдал-то?
— Да дней одиннадцать…
— Ну, вот, видишь… Набрать надо, исправить надо, газету разнести надо…
Бутырин ходил обиженный и скучный. Нога поправилась, а якоря остались на речном дне, против городских купален.
* * *
— Тут письмо это, инженерово, Василий Николаевич, — сказал метранпаж, перевязывая веревочкой свежий набор, — вчера не успели поместить, может, сегодня втиснем…
У редактора болели зубы и дома ждала жена, чтобы ехать в театр. Сегодня же его ждала одна знакомая дама, женщина бедная, некрасивая и всегда грязная, которой он снимал квартиру. У нее сегодня будет преферанс по маленькой, можно будет сидеть без пиджака и много курить. Поэтому он злобно ткнул в набор бутыринского письма и, поправляя повязку на щеке, из-под которой выбивалась вата, сказал с большой внутренней обидой:
— Инженеры… Пишут.
Уходя из типографии, на оттиске бутыринского письма он поставил толстым синим карандашом:
— Отложить.
* * *
Реже стала выходить кухарка Бутыриных на улицу. С меньшим волнением развертывал Бутырин газету, но, просматривая ее, со злой улыбкой подчеркивал те места, где выпали буквы или вместо маленькой буквы в средине строки высовывалась большая, заглавная.
— Писатели земли русской, — с тихим торжеством показывал он газету сослуживцу по железнодорожному депо, — прибыль с большой буквы пишут…
Сослуживец, человек молодой, в бумажном воротничке. и доверчивый, с уважением смотрел на Бутырина и спрашивал:
— А вы как, не того… Не пробовали статейки тискать?
— Уголь опять не привезли… — уклонялся Бутырин и уходил к полотну через вокзал.
За картами Бутырин начал острить и, если хотел уличить кого-нибудь в обидной посредственности, непременно говорил одно и то же:
— Ему бы в нашей газетке писать… Там только таких и надо…
* * *
Прошло пять месяцев. В субботу, как раз это пришлось первого, сослуживцы Бутырина, получая жалованье, подписывали лист, где каждый в сторонке, после своей фамилии ставил цифру.
— Подарок, так подарок, — возмущенно заглядывал после каждой подписи в листе начальник станции, — а то один рубль, другой рубль, а всего тридцать два человека…
— Ну, купим портсигар, и будет… Не золотой же самовар ему нести…
— Позвольте мне, как уже справлявшему два…
— При чем тут справлявшему или не справлявшему… На портсигар можно золотую монограмму, а сбоку золотом же «Любимому товарищу от любящих товарищей». Или что-нибудь другое…
— А потому заметку в газету: к десятилетнему юбилею П. Б. Бутырина товарищи, собравшись в помещении…
— Помещения не надо… Просто: соединившись.
Заметку послали и дали друг другу слово, что об
