— Можете меня поздравить: я лауреат премии имени Кульбяко-Старгородского, — сказал он.
— Не может быть! — изумился Крохин.
— А за что это тебе? — спросил я.
— Как за что? За добросовестный и вдохновенный труд! — с гордостью ответил Пампушкин. — Я всегда чувствовал, что имею право на большее, чем ставка лаборанта, и, как видите, не ошибся.
— Поздравляем, — нарочно равнодушным тоном бросил Крохин.
— С тебя причитается, — подыграл я ему.
Пампушкин сложил все бумаги в ящик и весело забарабанил пальцами по неполированной поверхности стола. Затем сорвался с места, якобы вспомнив о каком-то неотложном деле, и вихрем вылетел из комнаты..
Вернувшись из кабинета директора — там проходило совещание, посвященное укреплению трудовой дисциплины, — старший группы Середа и его заместитель Монах поинтересовались:
— Что за премию присудили нашему Пампушкину? Весь институт об этом шумит, а мы впервые слышим.
— Премию имени Кульбяко-Старгородского. Очень почетная награда, — сказал Крохин.
— Говоря откровенно, я и не знал о такой, — признался Середа.
— Радио нужно слушать и газеты читать, — с упреком сказал я.
— Ну как же, — солидно поддержал меня Крохин, — об этой премии все знают.
— Не иначе как по знакомству ему присудили, — предположил Монах.
— Наверняка кого-то имеет в этой комиссии, — охотно согласился с ним Середа.
Научный сотрудник Брылев влетел в комнату, будто за ним гнались:
— Если это только правда, я немедленно пойду в комиссию и скажу, что они присудили премию бездельнику и ничтожеству, поскольку…
Досказать свой гневный монолог он не успел — в комнату с улыбкой на устах вошел Пампушкин.
— Поздравляю, — сказал Брылев таким тоном, словно высказывал соболезнование.
— И я поздравляю, — хмуро буркнул Монах.
— Ну что ж, товарищи, — торжественно начал Середа, — вот и мы имеем в своем отделе лауреата. На месте Пампушкина эту высокую награду лично я воспринял бы как аванс на будущее…
Резко распахнулась дверь, и к нам вошел сам заместитель директора Иван Свиридович.
— Говорят, здесь кого-то медалью наградили. Хочу поздравить от имени дирекции, — сказал он. — Награда — это весьма почетно.
— Не медалью, а премией. Премией имени Кульбяко-Старгородского, — сказал Середа.
— Имени кого? — переспросил удивленно Иван Свиридович.
— Имени Кульбяко-Старгородского, — повторил Середа. — Вы разве не слышали? Об этой премии газеты писали, по радио говорили.
— Как же, как же! Конечно! — закивал головой Иван Свиридович…
На ближайшем институтском профсоюзном собрании лично Иван Свиридович предложил избрать в президиум лауреата Пампушкина. О Пампушкине появилась статья в стенгазете, в которой утверждалось, что он — один из самых перспективных лаборантов института. Из общей очереди на улучшение жилищных условий его перевели в очередь остро нуждающихся.
А вчера мы узнали, что в наш отдел дают ставку старшего научного сотрудника. Не исключено, что Пампушкин сразу станет старшим научным.
Поиграли, и хватит, — сердито заявил Крохин, Первый претендент на эту ставку Брылев. Он ее пять лет ждал. Да и мы в сравнении с этим Пампушкиным академики. Предлагаю немедленно во всем признаться…
Когда я закончил рассказ о нашем остроумном розыгрыше, в комнате воцарилась гробовая тишина. Наконец ее нарушил Брылев:
— По-моему, сегодня не первое апреля.
— Действительно, — поддержал его Середа, — работать надо, а не отрывать людей от дела глупыми шутками.
— Мы не шутим. Розыгрыш это! — поклялся Крохин. — Да и премии такой нет.
— Ну, это вы бросьте! — возмутился Монах. — Сам в газете читал, по радио слышал.
— Завистливые люди на все способны! — гневно воскликнул Пампушкин и победоносно посмотрел на нас. — Даже на вранье!
— Пойду к директору! — с вызовом заявил Крохин. — Над нами весь институт смеяться будет…
Вернулся он хмурый и притихший. Молча углубился в свои бумаги и на мое «Ну как?» только недоуменно пожал плечами.
— Ничего не понимаю, — сказал он после работы. — Директор назвал меня клеветником, а Иван Свиридович, сидевший в его кабинете, клятвенно подтвердил, что слышал о премии Кульбяко-Старгородского по радио. И, кажется, говорит, даже фамилию Пампушкина называли.
— Слушай, — положил я ему руку на плечо, — а может, действительно существует премия этого… как его… Кулебякина? И Пампушкин действительно лауреат этой премии?..
Известный кинорежиссер залпом выпил полстакана минеральной, откашлялся и продолжил захватывающий рассказ об истории создания своего лучшего фильма.
— Особенно тяжело было подобрать героиню — царевну Несмеяну. Кого только не пробовали на эту сложную роль! Десятки «звезд», сотни начинающих — и все безрезультатно. Однажды остановились было на выпускнице театрального института. Но вдруг в разгар съемок случилось нечто совершенно непредвиденное: оператор споткнулся о ногу ассистента и упал.
И пришлось отказаться… Нет, нет, не от оператора. От выпускницы. Дело в том, что, когда оператор споткнулся и упал, актриса начала дико хохотать. А вы сами понимаете, что это за Несмеяна, которая может хохотать по такому пустячному поводу. Ведь у нее не должно быть и подобия улыбки! У нее должно быть каменное лицо. Женщину, которую ничто не могло бы пронять, — вот кого мы искали. Искали долго и безуспешно. Наконец поместили объявление в газете.
И вот приходит ко мне девушка. Хорошенькая, молоденькая, с милыми ямочками на щечках — ну прямо загляденье! Только взгляд холодный. Такой, что аж дрожь пробирает.
«Попробуйте меня на роль Несмеяны», — просит.
Начали пробовать. Я ей стал наисмешнейшие анекдоты рассказывать — ни разу не засмеялась. Оператор трижды спотыкался о ногу ассистента и при этом комично падал — даже не улыбнулась. Четыре клоуна продемонстрировали перед ней свои коронные номера — никакой реакции.
Тогда мы прибегли к последнему испытанию: директор картины сплясал перед ней гопака. Смешное зрелище, немыслимо себе представить! Но она и тут осталась абсолютно равнодушной.
Мы были ошеломлены. Я не смог удержаться от радостного возгласа:
«Вы — просто талант! Вас сам господь бог к нам послал!»
«Никакой не господь, — ответила Несмеяна, — а директор гастронома, где я работаю. У нас, между прочим, все продавщицы талантливые — никогда не улыбаются…»
Город готовился к знаменательному событию, В самом центре открывался многоэтажный продовольственный магазин. Уникальное сооружение сверкало стеклом и неоном.
Все было готово к торжественному открытию. Кроме одного. Магазин не имел названия. Лингвисты целый месяц бились над этой проблемой. И напрасно. Все названия, накопленные человечеством за годы своего существования, такие, как «Изобилие», «Урожай», «Тысяча и одна мелочь», «Лакомка», «Сыр в масле» и т. д., были уже использованы не один раз.
Дирекция объявила конкурс. Предложения сыпались тропическим ливнем. Но конкурсная комиссия, заседавшая две недели, так и не определила победителя: названия, которые предлагали будущие покупатели, были далеко не оригинальны. Присудили только третью премию одному из участников конкурса за необычный подход к теме: он предложил магазин никак не называть.
Директор магазина не находил себе места: продукты, лежавшие на полках, могли испортиться. Директор торга нервно грыз ногти. Начальник Управления торговли сосал валидол.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы к председателю конкурсной комиссии не пришел скромный мужчина с двумя конвертами в руках.
— Вот в этом конверте, — сказал он, — название, которое я предлагаю. А в этом — мои координаты.
Срок подачи названий уже давно истек. И при других обстоятельствах председатель конкурсной комиссии ни за что на свете не нарушил бы условий конкурса. Но в такой ситуации… А вдруг?..
Он тут же вскрыл конверт. Развернул лист бумаги. Прочитал раз… Второй..» Третий»..
— Наконец-то! — облегченно вздохнул председатель конкурсной комиссий.
— Правда, неплохо? — спросил мужчина. — И всего одно слово!
— Неплохо?! — воскликнул председатель. — Блистательно! Поздравляю вас, дорогой! Первая премия — ваша, Я убежден, что все без исключения члены конкурсной комиссии будут ошеломлены. Недаром говорят: гениальность — в простоте!
Через час над дверью нового магазина вспыхнули неоновые буквы: «Продмаг».
Слово друга
(Выступление на юбилейном вечере)
Дорогие товарищи! Я попросил слова не случайно. Дело в том, что я тоже в какой-то степени причастен к творчеству Артема Спиридоновича Несинюшного. Артем Спиридонович не даст соврать, я был первым, с кем он всегда делился своими творческим» замыслами, с кем обсуждал план будущего произведения.
