Когда я принес рассказ в журнал, редактор дважды перечитал его, потом, вздохнув, спросил:
— А вам самому он нравится?
— Не так чтобы очень, — признался я.
— А помните, что делали классики, когда им не очень правились свои произведения? Вот взять, например, Гоголя. Перечитав вторую часть «Мертвых душ», что он сделал с рукописью?
— Сжег, — продемонстрировал я свою эрудицию.
— То-то же! — сказал редактор.
К этому интервью я готовился основательно. Каждый вопрос обдумывал и навешивал. И все же, оказавшись с выдающимся художником один на один, растерялся. Он встретил меня взглядом человека, у которого на учете каждая секунда.
— Извините, — достал я блокнот, — мы бы ни за что не отважились отбирать у вас драгоценные минуты, если бы многочисленные читатели буквально не засыпали нас письмами. Им не терпится узнать, над чем вы сейчас работаете.
— Сейчас я работаю над потолком, — сухо ответил он.
— Потолок, извините, это название произведения?
— Работаю над потолком своей дачи, — уточнил мастер кисти.
— О, конечно, физическая работа — лучший отдых! А не могли бы вы выполнить просьбу наших читателей — рассказать о кухне вашего творчества?
— Что тут рассказывать? Вот вся кухня перед вами: мел, белила, олифа, кисть. Когда работал пылесос, я белил и красил при помощи пульверизатора.
— Нашим читателям хотелось бы узнать о вашей главной работе, той, которой вы отдаете все свои силы и вдохновение.
— Безусловно, потолок — это у меня не главное… Моя главная работа, та, которой я отдаю все свои силы и вдохновение, — это пол. Никогда не думая, что циклевка паркета — такой изнурительный процесс.
— Все, что вы рассказали, очень интересно, — заметил я после небольшой паузы, — читатели будут в восторге. Кстати, в своих письмах они просят вас поделиться впечатлениями о последних книжных новинках.
— Самое глубокое впечатление произвели на меня брошюры «Чтобы канализация функционировала нормально», «Исправь сам». Очень разумные вощи! Авторы дают нам исключительно ценные советы. Я лично надеюсь, воспользовавшись ими, навсегда избавиться от неисправностей в водопроводе.
— Среди наших читателей, — перевернул я страницу блокнота, — немало талантливой молодецки. Им бы хотелось знать, какие творческие проблемы волнуют вас сегодня.
— О, меня волнуют многие проблемы, — задумчиво произнес художник. — Во-первых, волнует то, что в магазинах нашего города почему-то нет больших гвоздей, а без них, сами понимаете, забор не отремонтируешь. Потом серьезно беспокоит то, что вторую неделю не завозят охры и белил. Это очень тормозит мою работу. И еще, скажу я вам, замазка никудышная. Под руками крошится…
Он посмотрел на часы. Это был прозрачный намек.
— Еще минутку, — попросил я. — Скажите, пожалуйста, после того как вы покрасите потолок, отциклюете паркет, отремонтируете водопровод, исправите забор, вы, наверное, опять возьметесь за то, что дарит людям наслаждение, согревает их теплом.
— А как же! Я немедленно возьмусь за паровое отопление. Сначала заменю батареи, потом удлиню трубу. Если, конечно, достану аппарат для электросварки.
Живописец устало поднялся и протянул мне руку.
— Простите, — умоляюще сказал я, — но вы в словом не обмолвились о главном, о том, ради чего я к вам пришел, — о вашем художественном творчестве.
— Художественном? — мечтательно переспросил он, и глаза его увлажнились. — Вы же видите, сколько у меня работы. Даже если буду спать не более четырех с половиной часов в сутки, раньше чем за год не осилю…
— Но неужели вы не можете поручить все эти дела ремонтникам?
— Спасибо за совет, — вздохнул художник. — Только некому поручать. Помните, год тому назад появилась брошюра «Как писать этюды»? С тех пор все ремонтники бросили свое ремесло и ударились в живопись…
Нашу группу вызвал к себе директор.
— Так что, анонимочками балуетесь? — приветствовал он нас.
Мы недоуменно переглянулись.
— Кто-то на вас письмо в трест написал. Меня в таких грехах обвинил, что говорить противно.
— А может, это кто-то из другой группы? — высказал я предположение.
— Из другой — исключено, — покачал головой директор. — В ней идет речь о вещах, известных только вам одним.
— Узнать, кто из нас написал, — пара пустяков, — убежденно заявил Грач, самый молодой сотрудник группы.
— Конечно, по почерку, — подсказал я.
— Почерк анонимщик мог и изменить, — заметил Дериглаз, заместитель старшего группы.
— Теперь все анонимщики на машинке печатают, — со знанием дела уточнил старший группы Величко.
— А вы анонимку — на экспертизу! — посоветовал научный сотрудник Рассолов.
— Зачем нам эти сложности? — поморщился директор. — Я для того и собрал вас, чтобы мирно решить вопрос.
— Что значит — мирно? — обиделся Дериглаз. — Анонимщиков надо гнать в шею!
— Поганой метлой! — добавил я.
— Чтоб другим было неповадно, — поддержал нас Грач.
— Действительно. Зачем с такими панькаться? — сжал кулаки Величко.
— Взять бы его — да к прокурору! — решительно заявил Рассолов.
— Вообще-то можно было бы и не обращать внимания на анонимку, — сказал директор, — но…
— Как это не обращать внимания, когда рядом с тобой — кляузник! — прервал его Грач.
— Наоборот, надо еще внимательнее посмотреть вокруг, — посоветовал я.
— Правильно! Посмотрим и найдем! — заверил всех Дериглаз.
— И такие ему условия создадим, что сам убежит! — потряс в воздухе кулаком Величко.
— Уволим без выходного пособия! — выкрикнул гневно Рассолов.
— Вот я и говорю, — продолжал директор, — можно было бы и не обращать внимания на анонимку, если бы она не попала в руки самого управляющего трестом.
— Ничего, скоро попадет в руки управляющего и сам анонимщик! — грозно произнес Грач.
— Мы его сами притащим! — воскликнул я.
— За ушко да на солнышко, — как всегда образно выразился Дериглаз.
— Чтоб и духу его у нас не было! — воинственно выпалил Величко.
— Чтобы такими вещами у нас и не пахло! — глубокомысленно резюмировал Рассолов.
— Так вот, управляющий как раз и хочет встретиться с анонимщиком, — продолжал директор. — Он сказал мне: анонимка написана с таким литературным мастерством, что хоть бери и в газете печатай. Управляющий просто в восторге. Такому таланту, сказал он, не с пробирками возиться надо, а повести писать. А вы же знаете, в этих вещах управляющему можно верить — его родной брат в солидном журнале литконсультантом работает.
Мы, потрясенные, молчали.
— Смотрите-ка, среди нас талант выискался, — наконец ехидно заметил Грач.
— Ему еще и повести советуют писать! — в сердцах воскликнул я.
— А что? В каждом человеке какой-нибудь талант да сидит, — вздохнул Дериглаз.
— Главное, чтобы его не слишком поздно открыли, — в тон ему произнес Величко.
— Если брат литконсультант — это что-то значит, — философски заметил Рассолов.
…Через две недели я положил на стол управляющего трестом папку.
— Вот, повесть принес. Советовали написать — я и написал.
— Погодите с вашей повестью, — устало сказал управляющий. — Тут мне уже прислали четыре анонимные рукописи о недостатках нашего института: две в стихах, одна в форме комедии, а одна даже с музыкальным сопровождением.
«Ну, музыка — это Грача работа, — догадался я. — Он один у нас ноты знает. Стихи — это Дериглаз и Величко. А вот то, что Рассолов комедии пишет, никогда бы не подумал…»
— Это, конечно, не мое дело, но, мне кажется, ваше решение поспешно, — сказал заведующий театральным буфетом главному режиссеру. — Я думаю, моя дочь намного лучше бы сыграла роль Христи, чем ваша новая прима.
— Уважаемый, — мягко улыбнулся главреж, — я очень ценю ваше умение готовить вкусные бутерброды. Что же касается того, кому и какие давать роли, позвольте это решать мне.
— А все-таки зря вы не хотите роль Христи дать моей дочке, — вздохнул заведующий буфетом. — Я уже не первый десяток лет работаю в театре и хорошо знаю, кому какая роль под силу.
— Вы хотите сказать, что новая прима не осилит этой роли? — усмехнулся главреж.
— Я просто советую как друг: отдайте роль Христи моей дочке…
Премьера нового спектакля началась при полном зале. Главный режиссер торжествовал. Но вдруг он заметил, как ряды зрителей начали таять.
Героиня мужественно продолжала монолог, нервно дергая рюшки на бархатной юбке. А партер катастрофически пустел. Один за другим покидали свои места зрители, почти бегом направляясь к выходу.
