Дорогие товарищи! Я попросил слова не случайно. Дело в том, что я тоже в какой-то степени причастен к творчеству Артема Спиридоновича Несинюшного. Артем Спиридонович не даст соврать, я был первым, с кем он всегда делился своими творческим» замыслами, с кем обсуждал план будущего произведения.
Замыслит, например, очередную трилогию. И звонит:
«Василий, давай сюда!»
Я все бросаю — работу, семью. Полгода мы с ним путешествуем по местам, где будут жить, трудиться, любить будущие литературные герои. Удим рыбу, ездим на охоту. Я до деталей продумываю маршруты, меню, встречи с интересными людьми. Забочусь о том, чтобы он, не дай бог, не перетрудился, не подорвал свае могучее здоровье, то есть не засиживался до утра, не вскакивал чуть свет с кровати, а разумно чередовал работу с отдыхом.
Как сейчас помню, стрельнула однажды Артему Спиридоновичу в голову идея: записать лирическо-эпическую повесть «Чего ты грустишь, Федор?». Действие произведения должно было происходить в Крыму.
Приехали. Море кроткое, как характер жены юбиляра. Небо синее, как на полотнах примитивистов. Девушки загорелые. Шашлыки аппетитные. Окунулись мы с головой в этот антураж. Артем Спиридонович только и восклицает время от времени:
«Ну где найти слова, чтобы все это описать!»
Слова мы искали вместе. Вернее, он искал, а я ему условия для этого создавал.
А еще, помаю, стрельнуло ему в голову написать роман «Эй, проснитесь, капитан!». Шесть раз плавали мы по маршруту Одесса — Батуми. Изучали быт матросов, характеры туристов. Купались в бассейне, дремали в шезлонгах, до утра вели творческие дискуссии в баре, резались в шахматы в салоне. Какие незабываемые впечатления, какие дорогие сердцу воспоминания!..
А еще помню. Рассказал мне однажды Артем Спиридонович сюжет будущего широкоформатного произведения о неудачной любви строителя, который бросает и Киеве квартиру, любимое строительное управление, верных друзей и едет аж в Среднюю Азию за своим счастьем. Я немедленно уволился с работы, так как понимал: двумя-тремя месяцами отпуска за свой счет тут не отделаешься. Пришлось даже поскандалить с женой, которая никак не соглашалась отпустить меня на такой срок из дому.
Мне до сих пор по ночам снятся ущелья и барханы, минареты и чайханы, сказочные базары с гигантскими дынями и неправдоподобно красными арбузами, фантастический плов, узкие улочки и широкие жесты местных коллег по перу.
Не успели мы дома переварить впечатления, от поездки в Среднюю Азию, как у Артема Спиридоновича — новое озарение. На этот раз его творческий замысел властно позвал в дальнюю дорогу в северном направлении.
На самолетах, на «Волгах», на вездеходах, на оленях, на собаках гонялись мы за деталями к будущему литературному шедевру. Питались осетровой ухой и вяленой медвежатиной. В пути нас согревали шубы на собольем меху и тепло душ удивительно гостеприимных хозяев этой суровой земли…
И вот сегодня, дорогие друзья, я горжусь тем, что ни одно из названных и неназванных произведений не увидели свет. Я счастлив, друзья мои, ибо сделал все возможное, чтобы литературное наследие нашего любимого Артема Спиридоновича было минимальным. Представляете, сколько сэкономлено бумаги, сколько сэкономлено вашего драгоценного времени, товарищи! И еще я хочу сказать, что, чествуя некоторых литераторов, мы зря, совершенно несправедливо забываем о друзьях, так или иначе причастных к их творчеству!..
Когда мы зашли в каюту, он снял очки и с пафосом сказал:
— Ну и погода! Хуже не бывает!
— Вам не нравится? — удивился я. — Солнышко, теплый ветерок…
— Я не вижу солнца и не чувствую никакого ветра, — холодно возразил он.
— Пойдемте на палубу, там увидите и почувствуете.
Любуясь красотой речных берегов, я не мог удержаться от восклицания:
— А зелени сколько!
— Как кот наплакал, — мрачно сказал он. — Наш караван преодолевает пустыню, а на зубах скрипит песок.
— Какой караван? — изумился я. — Мы с вами на теплоходе…
— Ни в коем случае, — замахал он руками. — Что угодно, только не теплоход. Пусть уж лучше будет самолет. Летим на высоте десять тысяч метров. За бортом минус сорок пять. Вы посасываете карамель «Взлетную» и смотрите на пушистые облака.
— Не на облака мы смотрим, а на воду.
— Не убеждайте меня! Воды здесь быть не может. В крайнем случае, я соглашусь на тайгу или тундру. Мы едем на оленях, и за нами гонятся волки…
— Волки?
— Да, волки, и притом голодные. Кстати, про голод. Вы обедать не собираетесь?
— С огромным удовольствием, — согласился я.
Мы заказали два комплексных обеда.
— Куропаткой и не пахнет, — капризно скривился он.
— И не должно пахнуть. Это же борщ.
— Вы еще молоды, чтобы меня учить, — обиделся он. — Если мне видится куропатка, значит, должна быть куропатка, а не голубятина.
— Вы хотели сказать — сало, — мягко подсказал я.
— Что хотел, то и сказал, — возмутился он. — О сале не может быть и речи. Если вы очень настаиваете, могу согласиться на гусятину, в крайнем случае на зайчатину…
— В таком случае, этот, извините, шницель можно назвать…
— Где вы видите шницель? — перебил он меня. — Это мясо бизона. В крайнем случае паштет из куриных пупков!
— Тогда компот я позволю себе сравнить с…
— Можете не сравнивать. Так как это все равно не компот, а смесь экстракта левзея с настойкой боярышника. Понятно вам, Калистрат Мефодьевич?
— Николай Петрович, — напомнил я ему свое имя и отчество.
— Вы для меня Калистрат Мефодьевич! — безапелляционно произнес он.
— Может, паспорт принести? — предложил я.
— При чем тут паспорт? Вы для меня Калистрат Мефодьевич. В крайнем случае Модест Ферапонтович.
— Да никакой я не Калистрат Мефодьевич и не Модест Ферапонтович!
— Правильно, — неожиданно согласился он. — Вы не тот и не другой. Вы — Агата Сидоровна.
— Какая еще Агата?
— Сидоровна. И не пытайтесь возражать. Я вижу вас Агатой Сидоровной.
— Послушайте, — взмолился я, — вы не можете видеть меня Агатой Сидоровной. Я ведь мужчина, а не женщина. И борода у меня.
— Не убеждайте! Ничего не выйдет! Вы — Агата Сидоровна в пенсне и косыночке.
— Нет у меня пенсне и тем более косыночки! — взревел я. — Называйте меня уж лучше Калистратом или Модестом, но, во всяком случае, не женским именем.
— Успокойтесь, Агата Сидоровна, — сказал он.
— Категорически протестую! — воскликнул я.
— Что ж, — поднялся он, — очевидно, ничего у нас с вами не выйдет. Если мы уже сейчас не можем прийти к соглашению в мелочах, то что будет, когда мы начнем работать над вашим сценарием? Ищите себе другого режиссера…
— Постойте! — остановил я его. — Бог с вами, называйте меня Агатой Сидоровной!..
Редактор стал читать мой рассказ вслух:
— «Степан Петрович проснулся в шесть утра. Он всегда так рано просыпается, чтобы успеть все сделать до восьми. В восемь откроет глаза его жена к поинтересуется серебряным голоском: «Что там у нас на завтрак?» А до этого нужно на базар успеть и дочку в садик отвести. Какое счастье, что базар рядом!..
За десять минут Степан Петрович пробежал по мясному ряду, заскочил в павильон «Овощи» и, не сбавляя скорости, помчался в молочный, а оттуда в «Птица — яйца». Томатную насту он решил купить в центральном гастрономе. Там она была на четырнадцать копеек дешевле, чем в кооперативном магазине. В его голове роились мысли: «Неужели не высохли Маринкины колготки? Если нет, то в чем она пойдет в садик? Не надо было вчера смотреть по телевизору тот многосерийный фильм — постирал бы на час раньше…»
Редактор снял очки и внимательно посмотрел на меня.
— Даже трудно поверить, что эту чушь написали вы, — сказал он мрачно.
— Вам не нравится? — искренне удивился я. — А мне друзья говорят, что рассказ оригинальный.
— Настолько оригинальный, что напоминает бред.
— Почему бред? В нем описывается будничная ситуация, обычное утро обыкновенного человека…
— Обыкновенного? — переспросил редактор. — А ну-ка попробуйте перед работой сделать все, что сделал ваш Степан Петрович! Вы вот даже побриться не успели.
— Я — другое дело. А вот моя жена все это успевает. Поэтому, я уверен, есть на свете и волевые, мужественные мужчины, для которых не существует невозможного, которые не останавливаются перед трудностями и смело преодолевают преграды…
— Что жена ваша успевает, я не сомневаюсь, — согласился редактор. — Но вы ведь не жену сделали героем рассказа, а какого-то Степана Петровича. Ну разве может мужчина перед работой успеть сбегать на базар, посетить несколько магазинов, высушить колготки и приготовить завтрак? Ни за что! Это фантастика!
