Гейл Каллен
В погоне за красавицей
Лондон, 1846 год
Джулиан Делейни, граф Паркхерст, как зачарованный уставился на портрет обнаженной женщины, украшавший салон джентльменского клуба. За его спиной громко переговаривались последние задержавшиеся за столами игроки в фараон. Плечом к плечу с ним стояли его друзья, Лео Уэйд и Питер Дерби. Они восхищенно любовались тем, как светилось в озаряемом свечами полумраке тело натурщицы, прикрытое лишь длинным шарфом, который скорее манил, чем скрывал ее перламутровую красоту. Она лежала на боку, томно изогнувшись, а голова ее была полностью погружена в тень. Хотя она являла собой совершенство женской формы, мысли графа были заняты другим. Едва увидев картину, он, несмотря на скрытое лицо, узнал, кто на ней изображен. Это подсказал красный бриллиант, ограненный в форме сердца, уютно покоившийся между ее прелестных грудей.
Это был дар магараджи его отцу, редчайшая драгоценность, прозванная «Скандальная леди». Камень был украден у его семьи более десяти лет назад. Потеря его вызвала бурю гадких слухов… и смерть отца. Граф думал, что потеря эта навсегда. Думал до вчерашнего дня, когда увидел на балу мисс Ребекку Лиланд, нагло явившую его всем на обозрение. Джулиан был потрясен и чуть не поддался искушению устроить сцену, потребовав у нее перед всем светом отчета в происхождении этой драгоценности.
С той же минуты он начал строить сложные планы, как ему лучше встретиться с мисс Лиланд и задать ей волнующие его вопросы. Он позволил друзьям вытащить себя сегодня из дома в надежде, что Лео, знавший всех и вся, сможет что-то рассказать ему об этой девушке. Поскольку он не рассматривал Ребекку в числе возможных своих невест — в последнее время он всерьез озаботился поисками будущей супруги, — то и знал о ней очень мало… кроме того, что союз с ее скандальной семьей категорически не отвечает его требованиям.
Но каким образом она, вроде бы невинная юная кузина герцога Мэдингли, могла стать натурщицей этой картины с ее откровенной чувственностью, моделью этого образа, отчаянного желания всех мужчин?
— Ну разве эта картина не великолепна? — протянул Лео, сжимая в зубах сигару-черуту.
Лео радостно ухмылялся, ямочки на щеках подрагивали, а белокурые локоны были взъерошены, словно по ним только что прошлась шаловливая дамская ручка. Впрочем, может быть, и прошлась. С другого бока Джулиана Питер Дерби, высокий, темно-русый, запрокинув голову и прищурившись, вглядывался в картину, будто пытался вызнать все ее секреты. Оба были младшими сыновьями аристократических семейств. Джулиан почти завидовал им.
Лео уже несколько дней пытался отвлечь его от работы, увлеченно рассказывая о новой картине в клубе. Теперь Джулиан жалел, что не послушал его сразу.
— Кто она такая? — осведомился он, хотя уже знал правду.
— Это самое интересное, — откликнулся Лео, подняв брови с дьявольской усмешкой. — Она одна из нас.
Питер нервно закашлялся.
— Что ты сказал?
— Она — светская дама, мой мальчик, — рассмеялся Лео.
Джулиан медленно выдохнул воздух. Какие еще ему нужны были доказательства того, что натурщицей художника была мисс Лиланд?
— Ты наверняка ошибаешься, — мягко произнес он, рассчитывая получить дополнительные сведения.
— Так утверждает художник, — продолжал Лео. — Его имя — Роджер Истфилд.
— Я о нем слышал, — удивленно промолвил Питер, — Мой брат собирает его работы.
— Могу понять почему, — сухо заметил Джулиан. Не так легко было сосредоточиться на драгоценности, принесшей его семье столько бед, когда она была лишь деталью на фоне золотистого тела, сияющего жемчужным блеском.
— Истфилд сам обратился к управляющим клубом с грустным рассказом об истории этой картины, — продолжал Лео. — Он вроде бы затворник, молодой человек, мало знакомый со светом. Он сказал, что этот портрет предназначался для частного собрания во Франции, но ему не заплатили. Потом он лепетал что-то о больной матери и о том, что нуждается в деньгах для поездки к ней… Но в конце концов красота самой картины убедила управляющих приобрести ее.
— Но почему принято считать ее женщиной из общества? — усомнился Питер.
— У всех нас есть свои секреты, — размышлял вслух Джулиан.
— Дайте мне докончить, — с досадой промолвил Лео. — Он хотел больше денег, чем управляющие готовы были ему предложить, так что он для большей привлекательности покупки сообщил им, что на картине изображена дама, принадлежащая к знатной и хорошо известной в свете фамилии.
К герцогскому семейству. Это Джулиан уже знал. Более знатным и известным было разве что королевское семейство. Но он как-то не мог представить себе юную королеву Викторию в таком безрассудном образе.
— И они ему поверили? — потрясенно вскинул руки Питер.
— Поверили. Он известен своей честностью. Да и алмаз на шее натурщицы убеждает. Изумительный! Как вы считаете?
Джулиан промолчал. Скорее, этот алмаз следовало назвать проклятым.
Лео порывисто обнял друзей за плечи.
— Я ждал этой минуты, чтобы увидеть твое лицо, Джулиан. У тебя уже все устоялось, семья наконец обрела покой. Разве не пора просто наслаждаться жизнью?
Джулиан тоже на это надеялся. Он уже начал проводить в жизнь план по подысканию подходящей жены. Но это неожиданное появление проклятого алмаза изменило все. Он должен выяснить, что еще знает Лео о Ребекке Лиланд… не выглядя при этом слишком заинтересованным.
— Я с удовольствием заберу твои деньги, — произнес он. — Поиграем?
Трое друзей, смеясь, покинули салон и отыскали пустую карточную комнату. В течение нескольких следующих часов они играли, пили и беседовали, пока не разошлись другие члены клуба, а они сами не отправили последнего слугу отдыхать в служебные комнаты на верхнем этаже. За это время Джулиан почти ничего не узнал о Ребекке, за исключением замечания Питера, что из-за многочисленных болезней та провела детство в уединении. Джулиан вспомнил женщину, увиденную им на балу, ее решительную походку, то, как она небрежно отметала устремленные на нее взгляды мужчин… Нет, она выглядела слишком боевой и бодрой, чтобы счесть ее болезненной.
В клубе все стихло. Они сосредоточились на картах, поглядывая друг на друга с дружелюбным соперничеством. Дымок черуты Лео мирно струился над ними. Внезапно со стороны главной лестницы, ведущей в большой зал, до них донесся какой-то приглушенный звук.
Они обменялись вопросительными взглядами.
— Я полагал, что слуги ушли спать, — заметил Джулиан.
