class="p1">Ангел дернула губами в невольной улыбке.
И странное дело. Его плоть точно так же дернулась, хотя форму, которую она приняла, вряд ли можно было назвать кривой — или изогнутой, в данном случае. Боже милостивый, какой конфуз — встать колом из-за девичьей улыбки! Саймон закашлялся.
— Что с вами? — Улыбка сошла с лица Люси — и слава богу. Однако теперь мисс Крэддок-Хейз смотрела с участием: отнюдь не это чувство виконт обычно будил в прекраснейшем поле.
Его гордости теперь никогда не подняться с колен.
— Со мной все хорошо. — Он отпил воды. — Так о чем это я? Ах да, так и выходило, что Анжелике суждено было провести остаток дней в грезах о златовласом короле и сроду не подняться до его высот. Но однажды случилось вот что.
— Именно на это я и надеялась, иначе сказка вышла бы уж больно короткой, — заявила Люси. И снова вернулась к своему альбому.
Саймон предпочел не обращать внимания на ее вмешательство.
— Однажды поздно вечером Анжелика загнала свое стадо домой и, как каждый день, пересчитала коз. Но этим вечером одной не досчиталась. Пропала самая маленькая, черная козочка с белой ногой. Тут как раз пастушке показалось, что она услышала слабое блеяние со стороны скалы, на которой стоял замок. Анжелика вгляделась, но ничего не смогла рассмотреть. Снова послышалось блеяние. Тогда, следуя за звуками, Анжелика подобралась как можно ближе к скале, и только представьте изумление нашей пастушки, когда она увидела в камне расщелину.
Виконт перевел дух, чтобы глотнуть воды. Ангел глаз не подняла. В свете огня лицо ее выглядело безмятежным, и хотя рука быстро двигалась по бумаге, казалось, что в душе художницы царит умиротворенность. Саймон вдруг осознал, что с этой женщиной он чувствует себя уютно, хотя едва ее знает.
Иддесли моргнул и продолжил повествование:
— Казалось, в расщелине мелькает свет. Проход был узок, но Анжелика обнаружила, что если повернется боком, то сумеет протиснуться внутрь. И когда так и поступила, то увидела поразительную картину. Пред ней предстал очень странный человек — или, по крайней мере, он казался человеком. Высокий и стройный, с длинными серебристыми волосами и совершенно, совершенно голый. Он стоял, освещенный слабым голубым пламенем, горевшим в какой-то жаровне.
Люси выгнула брови.
— Но самым странным было то, что на глазах Анжелики мужчина начал таять. Когда же она подошла посмотреть поближе, то на месте, где он только что стоял, лежал гигантский серебряный змей, свернувшийся кольцами вокруг жаровни.
Привычным жестом виконт потер указательный палец, потрогав большим пальцем место, где должно было быть кольцо. И вдруг почувствовал крайнее изнеможение.
— Ах, наконец-то мы добрались до пресловутого Змеиного короля. — Мисс Крэддок-Хейз подняла взгляд и, должно быть, заметив усталость, отразившуюся на лице виконта, посерьезнела. — Как ваша спина?
«Как у чертей в аду».
— Молодцом, просто молодцом. Должно быть, удар ножом на самом деле ее выправил.
Секунду Люси смотрела на него. И убей его бог, несмотря на долгие годы, проведенные в изучении женщин, виконт не мог догадаться, о чем же она думает.
— Вы вообще бываете серьезны? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Никогда.
— Так я и думала. — Ангел задумчиво в него всматривалась. — Отчего же?
Саймон отвел взгляд. Не мог вынести это пытливое, чересчур проницательное разглядывание.
— Понятия не имею. А это важно?
— Думаю, имеете, — тихо промолвила она. — Важно это или нет… Ладно, не мне о том судить.
— Разве? — Виконт повернулся и уставился на нее, заставляя признать… но что? Он и сам не знал.
— Да, — прошептала Люси.
Он открыл было рот, собираясь возразить, но какое-то запоздалое чувство самосохранения остановило его.
Мисс Крэддок-Хейз вздохнула.
— Вам следует больше отдыхать, а я не даю вам покоя. — Ангел захлопнула альбом и встала. — Вчера я послала вашему камердинеру письмо. Вскоре он его получит.
Саймон откинул голову на подушки и стал смотреть, как она собирает посуду.
— Благодарю вас, прекрасная леди.
У двери она замешкалась и обернулась. Пламя свечей отразилось на ее лице, превращая его в картину эпохи Возрождения, как нельзя более подходящую для изображения ангелов.
— Вам не опасно здесь оставаться?
Голос ее прозвучал тихо-тихо, а Саймон уже начал впадать в дрему, потому и не был уверен в словах — ни в ее, ни в своих:
— Знать бы…
— Иддесли. Иддесли. — Papa хмурился, жуя кусок окорока, челюсти так и ходили, как заведенные. — Помнится, с четверть века назад, когда еще ходил на «Островитянине», знавал я одного Иддесли. Мичмана. Не успеем выйти из гавани, а он уж давай страдать морской болезнью. Вечно висел на поручнях вниз головой, весь зеленый, и выворачивало его наизнанку. Случаем, не родственник?
Люси подавила вздох. На протяжении всего ужина Papa донимал виконта насмешками. Обычно, принимая доселе неизвестных ему гостей, отец наслаждался. Ведь тем самым он приобретал новехоньких слушателей для своих побитых молью морских баек, поведанных бессчетное число раз и детям, и соседям, и слугам, и вообще всякому, кто смог продержаться достаточно долго, чтобы их выслушать. Но вот в лорде Иддесли отца явно что-то раздражало. Это была первая трапеза, на которую бедняга смог самостоятельно спуститься после того, как четверо суток провалялся прикованным к постели. За столом виконт вел себя непринужденно, демонстрируя изысканные манеры. Заметить, что он все еще оберегает правую руку, мог лишь внимательный наблюдатель.
Люси не стала бы осуждать гостя, ежели бы после сегодняшнего вечера он заперся у себя в комнате. Вот только ужасно расстроилась бы. Где-то в глубине души она понимала, что следует держаться от виконта подальше, однако думала о нем не переставая. Все время. И это воистину раздражало. Наверное, все дело в новизне: все-таки свежее лицо в узком кругу их знакомых. В конце концов, людей, которых доводилось видеть каждый день, Люси знала с пеленок. С другой стороны, а вдруг дело именно в этом самом мужчине?
От подобной мысли становилось неловко.
— Не думаю, — отвечал лорд Иддесли на вопрос капитана, одновременно накладывая картофельное пюре. — Как правило, члены моей семьи избегают всего, хоть сколь-нибудь отдаленно напоминающего работу. Для этого напрягаться надо, а от напряжения, к несчастью, можно и вспотеть. Потому мы склонны проводить дни в праздности, поедая пирожные и смакуя последние сплетни.
К тому же, отметила Люси, виконт, похоже, вполне способен за себя постоять и ничуть не уступает ее отцу. Papa зловеще сощурил глаза.
Люси схватила корзинку и помахала ею перед носом родителя:
— Еще хлеба? Миссис Броуди испекла его нынче утром.
Ее уловка не удостоилась внимания.
