– Сюда.
Он кивком головы указал на дверь в противоположной стене, и она последовала за ним через запруженный народом двор.
Он поговорил с каждым из двух жандармов, охранявших вход в тюрьму, один из которых ковырял в зубах, а другой задумчиво исследовал свою бороду в поисках вшей. Они оба кивнули. Один из них плюнул на булыжник двора себе под ноги и отпер дверь огромным ключом, свисавшим с пояса. Он махнул Арабелле, приглашая ее войти.
Дверь звякнула, закрываясь за ней. Она услышала скрежет ключа в замке и подумала, что пропала. Как она выберется из этого места? Никто не сообщил ей этого. Что, если все они уйдут и забудут о ней? Какое им дело до нее? Будет ли гнить одной заключенной больше или меньше, не все ли им равно? Но она сказала себе, что они видят в ней себе подобную. Жандармы считают ее труженицей, citoyenne, не чуждой небольших галантных развлечений.
Она постояла, чтобы сориентироваться. Здесь было мрачно, жарко и не хватало воздуха, но постепенно она начала различать фигуры, скрюченные тела у стен, лежащие прямо на полу. Воздух был наполнен тихим жужжанием, напоминающим пчелиный улей. Свет поступал только от двух смоляных факелов, укрепленных на дальней стене, и, когда она сделала шаг вперед, деревянные подошвы ее башмаков погрузились в неописуемо вязкое болото, которое представлял собой пол. Кричал младенец. Тихо плакал ребенок. Некоторые фигуры двинулись к ней. Женщины. Худые, с растрепанными волосами, одетые в лохмотья, некоторые с младенцами на руках, с затравленным голодным взглядом.
– У меня есть хлеб, – сказала Арабелла.
Жужжание перешло в гул, к ней потянулись руки, узницы рванулись к ней, спотыкаясь и падая. Она беспомощно смотрела на свою корзинку. Там бы едва хватило на небольшую семью, не говоря уже о толпе изголодавшихся и отчаявшихся женщин и детей.
Арабелла поставила корзинку на пол, не в силах вынести мысли о том, чтобы раздавать хлеб или выбирать его для них. Теперь глаза ее привыкли к полумраку, и она уже могла различить черты женщин, когда они бросились к ее корзинке. Она чуть отступила и огляделась. Заключенные все еще лежали на матрасах и подстилках на полу или сидели, скрючившись, у стен, и она догадалась, что они были слишком слабы, чтобы заставить себя сделать усилие даже ради хлеба. Она двинулась, держась вдоль стен, скорее проскальзывая, чем идя, останавливаясь около каждого узла с тряпьем, наклоняясь к нему, чтобы еле слышно задать один и тот же вопрос:
– Шарлотта?
Но ответом ей были пустые непонимающие взгляды, глаза, смотревшие с белых, горящих в лихорадочном жару лиц.
Однако она упорно продолжала поиски, прошла вдоль одной стены, потом повернула туда, где в каменных подсвечниках горели факелы. Она остановилась, и у нее занялся дух. На подстилке спала женщина с серебристо-белой прядью в темных седеющих волосах, сбегавшей на лоб вдовьим мыском.
Арабелла опустилась на колени возле ее подстилки и положила руку ей на плечо. Под ее ладонью оказалась острая кость, а от кожи женщины веяло жаром. На щеках ее рдели два лихорадочно-алых пятна, дыхание ее было затрудненным.
– Шарлотта? – пробормотала Арабелла, дотронувшись до щеки женщины. – Это вы, Шарлотта?
Тонкие, как бумага, веки медленно приподнялись, показав глубоко запавшие глаза, но они были такими же пронзительно-серыми, как у Джека. Под глазами залегли пурпурно-лиловые тени.
– Кто меня спрашивает? – спросила она голосом, прозвучавшим сильнее и громче, чем можно было ожидать, судя по ее виду. – Кто вы?
Тотчас же глаза ее выразили подозрение и тревогу, когда она подняла их на женщину, склонившуюся над ней.
– Жена Джека, – шепотом ответила Арабелла. – Вы Шарлотта?
– Джека?
Женщина сделала попытку выпрямиться и сесть, и Арабелла помогла ей, поддерживая за плечи.
– Джек здесь?
– Он снаружи. Он считал вас умершей.
Женщина клонилась, опираясь на руку Арабеллы.
– Я была… должна была умереть. И мне следовало умереть, но почему-то этого не произошло.
На мгновение силы оставили ее, и она прикрыла веки.
– Вы должны беречь силы, – сказала Арабелла, стараясь говорить как можно убедительнее. – Пожалуйста, прислонитесь к стене.
Шарлотта подчинилась, потом окинула Арабеллу острым проницательным взглядом:
– Жена Джека?
Арабелла села на грязный пол и взяла руку, похожую на птичью лапку, зажав ее между своими ладонями:
– Мое имя Арабелла. Слушайте меня внимательно, Шарлотта.
Шарлотта подчинилась, не двигаясь, не отвечая, но взгляд ее был прикован к лицу Арабеллы. Когда та замолчала, она позволила себе прислонить голову к стене, полузакрыв глаза.
– У меня бывают странные сны, – пробормотала она. – Но это не сон.
– Нет, я действительно здесь.
Арабелла взяла руку узницы и прижала к своему лицу.
– Послушайте, Шарлотта, я не призрак, не химера. Я жена Джека, и очень, очень скоро мы вытащим вас отсюда.
Шарлотта погладила щеку Арабеллы, но тотчас же рука ее бессильно упала.
– Я больна, – сказала она со вздохом. – То, что осталось от моей жизни, не стоит того, чтобы подвергать опасности еще кого-нибудь.
– Вы можете себе представить, что сказал бы ваш брат, услышав это? – спросила Арабелла, снова сжав ее руку в своих. – Шарлотта, он словно в камере пыток. Ему сказали, что вас убили в Ля Форс, и он не может себе простить, что поверил этому.
– Лучше бы я умерла тогда, – сказала Шарлотта.
– Нет, – твердо возразила Арабелла. – Вам надо еще капельку мужества. Это продлится совсем недолго, и, когда вы окажетесь на воле, на свежем воздухе, на солнечном свету, будете хорошо питаться, услышите пение птиц, почувствуете аромат цветов, вам станет лучше.
Бледная улыбка промелькнула на бескровных губах Шарлотты, потом ее глаза снова закрылись.
– Клянусь, что я отдала бы последний вздох за то, чтобы почувствовать на своем лице солнечное тепло.
– Вы его ощутите, – убежденно сказала Арабелла, – Поверьте мне и… Джеку.
– Брату я готова вручить свою жизнь, – тихо ответила Шарлотта.
На ее губах вновь мелькнула улыбка, и она посмотрела на свою посетительницу.
– Мне всегда было интересно знать, какая женщина окажется под стать Джеку. Вы его любите?
– Больше всего на свете.
– И если он отдал вам свое сердце, то любит вас безгранично, – сказала она. – Иногда я не верила, что он встретит подходящую женщину. Он нелегкий человек.
– Нелегкий, – с готовностью согласилась Арабелла и рассмеялась.
Шарлотта сделала попытку вторить ей, но закашлялась. Арабелла в отчаянии смотрела, как клочок ткани, который она приложила к губам, пропитывается кровью. Она встала и взяла свою опустевшую корзинку, вытащила из нее две салфетки и дала их Шарлотте. Это все, что она сейчас могла для нее сделать.
