ней на траву, кто-то робко коснулся ее руки.
– Витислава…
Очнувшись, она повернула голову и в удивлении подняла брови: перед ней был тот молодой немец, Хельмо. Вид у него был странный: возбужденный и угнетенный разом, взволнованный и несчастный. И кажется, он по пояс мокрый.
– Что с тобой? – невольно охнула Витляна. – Ты купался?
Уж не швырнули ли его парни в воду? Такие забавы тут водятся. Витляна помнила их беседу в гостях у Святожизны Остроглядовны и была не прочь поболтать с ним снова. Уж этот не потянет ее в темноту, надеясь на поцелуи.
– Я… нет… это безеделица… – Хельмо провел рукой по влажному подолу рубахи, будто только что заметил. – Я искал… тебя. Хотел видеть. Ты есть самая красивущая дева в этот страна…
Витляна засмеялась. Она видела, что Хельмо непритворно чем-то расстроен, да и не раз уже она замечала, какими восхищенными глазами он на нее смотрит. Она не хотела его обижать, но никак не могла унять смеха. Где-то здесь ходит Унегость, за которого она выйдет, если отец вывернется из накинутой на шею петли, а голова ее полна мыслями о мадьяре, которого она больше никогда не увидит. И тут еще немец! Только бы не заплакать!
– Не надо, не говори мне об этом! – с трудом сдержав смех, она подняла руку. Хельмо взял эту руку, и она не стала отнимать, чтобы заставить его слушать. – Меня любить ныне опасно. Мой отец может погибнуть. Князь грозит изгнать всю нашу семью, если отец не найдет этот проклятый Хилоусов меч. Нам придется уехать из Киева… Одно хорошо – мы вернемся в Выбуты, и я снова буду с моей матушкой.
Она улыбнулась при мысли об этом, но тут же сердце пронзила печаль – в Выбутах снова увидеть Деневера станет так же невозможно, как Романа цесаря.
– Ты будешь там, где твой брат Ульбо? – Хельмо взглянул на нее, осененный новой мыслью.
– Да, он там живет. Мы будем жить с ним.
– Послушай, Витислава. – Хельмо сел прямее и придвинулся к ней. – Ты любишь твой брат Ульбо?
– Да, само собой. – Витляна удивленно взглянула на него. – Он очень хороший человек. Добрый, мирный, честный. Всегда был нам самым лучшим старшим братом.
– Святослав обошел себя с ним худо? Без правды?
– Да, это так. – Витляна нахмурилась. – Святослав обошелся с ним несправедливо. Обесчестил без вины. А теперь хочет то же самое сделать с нами! Он знает, что мой отец не убивал папаса и меча того не брал! А напраслину возводит: дескать, он взял, чтобы Улеба князем сделать! Хочет нас всех из Киева изгнать. И княгиню-матушку ослабить. Без моего отца она уже не в той силе будет. Хоть они с ним и равны, но без отца она ему будет не соперница, и он один, Святослав, в земле Русской владыкой станет! Всех тогда на весло посадит и кагана воевать поведет!
– Ты хотеть, чтобы твой брат стал княшить Русью?
Витляна заглянула в глаза Хельмо: он смотрел на нее с тревогой, но вовсе не шутливо. За этим вопросом стояло что-то настоящее.
– Улеб имеет такие же права, – решительно ответила Витляна. – Он тоже сын Ингвара, и наша мать Эльги немногим хуже – они сестры, мы тоже от родного брата Олега Старого род ведем.
«И Улеб – старший из двоих», – мысленно добавила Витляна, но не стала посвящать немца в эту тайну.
Никто не говорил ей об этом: сама сообразила. Да и нетрудно. О приключениях юности Уты и Эльги Витляна слышала не раз и знала всю повесть. Сделать дитя Уте Ингвар мог только до того, как привез ее в Киев. Здесь уже не мог – в Киеве находилась Эльга, его законная невеста, и обе сестры поначалу поселились вместе. А с Эльгой Ингвар до свадьбы того самого дела не имел – после свадебной ночи народу показывали настилальник с кровавым пятном, чтобы снять обвинение, будто Эльга по дороге в Киев отдавалась Мистине, который ее сюда привез. Выходит, Ута могла зачать только раньше сестры, и раньше на пару месяцев! Святослав родился не преждевременно: осенью, около Дожинок, – Витляна будто между прочим спрашивала об этом у самой Эльги, – а свадьба ее была в самый разгар зимы. Если Эльга носила сына полный срок, то он никак не мог родиться раньше ребенка Уты, зачатого раньше. Этим рассуждением Витляна ни с кем не делилась, но, мысленно пройдя по этой цепи, похолодела. Выходит, Улеб – законный князь русский! И не он пытался отнять у Святослава престол, за что пострадал, а наоборот. Истинная воля Ингвара не была никому объявлена – тот погиб внезапно. Но не зря же он позволил Мистине дать ребенку имя его, Ингвара, отца!
– Ты будешь рада, если Ульбо станет князь? – допытывался Хельмо.
– Зачем об этом говорить? – с досадой ответила Витляна и огляделась, не слышит ли их кто-нибудь. – Это пустое!
– Нет, не пустое! – Хельмо сжал ее руку. Она в удивлении смотрела на него: он был словно в лихорадке, в каком-то отчаянии и словно искал у нее спасения. – Я могу… ты мочь… Если ты дашь ему золотой меч, он станет король Руси!
Эти слова Хельмо прошептал ей прямо в ухо, держа ее за руку и придвинувшись к ней вплотную.
Витляна немного отстранилась и взглянула на него с изумлением. Мелькнула мысль: да он обезумел. Угадав эту мысль, Хельмо утвердительно закивал: все без обмана.
– Бог отнял золотой меч, Святослав – не настоящий князь. Не настоящий, потому Бог отнял. Он даст для истинный князь. Для Ульбо. Надо сделать так. Святослав уйдет на война для хазар. Ульбо… ты уедешь туда, к Ульбо. Когда Святослав уйти, Ульбо воротиться с мечом. И все русь будет увидеть, что он истинный князь есть.
– Да откуда же он возьмет этот клятый меч? – прошептала Витляна. – Его же бесы унесли!
– Унесли, я знаю где. Я видел во снях санкти Вальпурга фон Айхштетт. Она дала указ… указать… подала путь. Давай ты возьмешь золотой меч и передать Ульбо. А когда он будет его брать в руках, наш государь Оттон встанет на его сторона. Помогать чем надобно. Войско, золото, кони, оружие – все. Ульбо будет женить себя на Бертруда. Горяна. Он ее любить, и она его тоже. Государь Оттон даст ему Горяна. Он будет князь и иметь все полное счастье.
По мере его речи глаза Витляны раскрывались все шире и шире. Но она не сомневалась: может, он безумен, но не лжет. Несколько бессвязная речь тем
