Шарлотта со слабой благодарной улыбкой приняла салфетку и с минуту удерживала руку Арабеллы в своей.
– Мне хотелось бы… – сказала она, но силы ей изменили.
– Чего хотелось бы, Шарлотта? – спросил Джек, все еще стоявший возле сестры на коленях. – Чего бы тебе хотелось, дорогая?
Ее веки затрепетали, и глаза открылись.
– Принять ванну, – ответила она просто.
Вся комната будто испытала удар электрического тока. Все зашевелились, потому что появилось конкретное дело, нечто такое, что могло принести ей явное облегчение. Тотчас же котлы были наполнены водой и повешены на крюки над огнем. Разожгли очень сильный огонь. Тут же появилась медная ванна и гора полотенец. Арабелла сбегала на чердак и принесла брусок мыла, который захватила отчасти для себя, но и предвидя возникшую теперь необходимость. Она принесла также собственную мягкую и тонкую ночную рубашку.
Шарлотта протянула к ней руку, и Арабелла приблизилась.
– Ты мне поможешь, Арабелла… сестра?
Арабелла вспыхнула от удовольствия. Она кивнула и взяла тонкую руку в свои.
– Скажи мне, и я сделаю все, что в моих силах.
Джек стоял за спиной сестры, наблюдая за этим разговором и прислушиваясь к нему. Он испытывал глубокую любовь к жене и гордость за нее. И разрывающую сердце печаль, потому что эти только завязывающиеся отношения должны были закончиться, едва начавшись.
Как только ванну наполнили водой, в кухне не осталось никого, кроме двух женщин. Шарлотта встала, тяжело опираясь о стул, и укрывавшие ее пледы упали.
– Я такая грязная, – сказала она, когда Арабелла сделала шаг к ней, чтобы помочь раздеться. – В одежде полно вшей. Не прикасайся к ней.
– Не имеет значения, – ответила Арабелла. – Лучше ее разрезать. Это облегчит дело.
Она нашла ножницы, разрезала грязные лохмотья и сняла их с Шарлотты, отчаянно стараясь не отшатнуться при виде вшей. Стянув тряпки с Шарлотты, она бросила их в камин и услышала, как шипят насекомые, поджариваясь на огне.
– Грязные твари, – бормотала она.
Исхудавшее тело Шарлотты было покрыто красными пятнами от укусов. Вши, должно быть, были и в ее волосах. Арабелла помогла ей сесть в ванну и встала на колени возле нее, держа в руках мыло и тряпочку для мытья.
Шарлотта приняла их от нее, и голос ее зазвучал чуть сильнее:
– Я могу мыться сама, если только ты вымоешь мне волосы. У Терезы найдется щелок?
– Пойду спрошу ее.
Щелок был единственным известным средством борьбы с головными вшами, встречавшимися довольно часто, и Тереза, сочувственно улыбаясь, принесла из чулана, где она чистила картофель, ожидая, пока освободится кухня, горшок со щелоком.
Арабелла действовала молча, гребнем со щелоком прочесывая голову Шарлотты. Ее волосы были не мыты и не стрижены почти год. Шарлотту забрали в тюрьму, не дав ей даже захватить гребня, и у нее не было возможности пользоваться простейшими средствами ухода за собой.
– Было бы лучше их обрезать, – сказала наконец Арабелла, чуть не плача, потому что не могла расчесать свалявшиеся волосы.
– В таком случае отрежь их, – согласилась сестра Джека, приподнимая с шеи мокрую массу волос. – Отрежь их, Арабелла.
– Как жаль, что здесь нет месье Кристофа, – задумчиво проговорила Арабелла. – Он бы подстриг тебя по последней моде. Но даже Бекки справилась бы с этим лучше, чем я.
– Да отрежь ты их!
Это прозвучало как приказ, и Арабелла подчинилась с отрешенным видом и пожатием плеч. Она щелкнула ножницами, и спутанные пряди волос полетели на пол. Потом она собрала их и бросила в камин. Она попыталась уложить волосы Шарлотты аккуратно, подровняла их вокруг ушей, но все-таки решила, что конечный результат нельзя счесть безусловным успехом.
Однако Шарлотта была просто счастлива. Она провела руками по своей коротко остриженной голове и испустила вздох облегчения, будто освободилась от железного ошейника.
– О, я чувствую такую легкость и свободу. Благодарю тебя, Арабелла. Джек никогда бы не смог с этим справиться.
– Не смог бы, – согласилась Арабелла, гадая, как отнесется Джек к новому облику сестры. – И все же не думаю, что он одобрит мое рукоделие.
Шарлотта тихонько рассмеялась:
– Может не одобрять сколько угодно. Это не его дело, сестра.
– Ты готова вылезти из ванны? – спросила Арабелла.
– Да, уж лучше вылезти, пока я не запачкалась снова в этой грязной воде. Пожалуйста, подай мне руку.
Арабелла взяла Шарлотту за руку и, поддерживая под локоть, помогла подняться.
– Есть еще горячая вода… чистая. Если ты сможешь с минуту постоять, я окачу тебя чистой теплой водой.
Она встала на цыпочки и вылила на золовку кувшин дымящейся воды, а та только жмурилась от удовольствия. Внезапно Арабелле показалось, что теперь она преобразилась и стала много крепче.
– О, я так долго об этом мечтала, – сказала Шарлотта, чуть пошатнувшись. – Грязь – это хуже голода, жажды и даже темноты.
По ее телу пробежала дрожь.
– Могу себе представить, – сказала Арабелла, и это было правдой.
Она взяла Шарлотту за руку и снова усадила в качалку.
– Не поешь ли еще крепкого бульона? Или, может быть, выпьешь вина?
– Было бы неблагодарностью отказываться, – сказала Шарлотта со слабой улыбкой. – Я попытаюсь отведать того и другого, чтобы сделать тебе приятное.
– Могу я теперь открыть дверь?
– Попроси Джека убрать ванну, – сказала Шарлотта. – Мне будет неприятно, если это сделает кто-нибудь другой…
Но Арабелла была уже у двери и говорила с Джеком, который теперь вошел в кухню. Он посмотрел на сестру.
– Что за черт? – Впервые за все эти дни его голос звучал как всегда. – Это твоя работа, Арабелла?
Он повернулся к жене.
– По моей просьбе, – ответила Шарлотта, и в голосе ее звучала усмешка.
– Сказать по правде, это больше походило на приказ, – призналась Арабелла. – Нам надо избавиться от этой воды, Джек.
Ему не потребовались объяснения. Он легко поднял ванну, локтем открыл дверь кухни и вышел через черный ход в сад, где и вылил под герань грязную воду – свидетельство заключения его сестры. Когда он вернулся, кухня снова была полна жизни; Шарлотта пила мелкими глотками бульон, ухитряясь сама удерживать ложку, а от выпитого вина ее щеки слегка порозовели. На мгновение перед ним забрезжила надежда, безумная, иррациональная и невероятная. Но потом его взгляд упал на ее впалые щеки и тонкую, как бумага, кожу, и он понял, что все бесполезно.
Его жена прикоснулась к нему. Ее золотистые глаза были полны любви и сострадания. Она прошептала:
– Бери то, что тебе дают, любовь моя. Теперь она дома.
Он обнял ее за плечи и поцеловал в темя, потом подошел к сестре и оставался возле нее всю ночь, бодрствуя, пока она спала, и нежно вполголоса разговаривая с ней, когда просыпалась, а также заменяя окровавленные салфетки свежими, когда ее мучили приступы кровохарканья.
