– Я хочу уехать, – объявила она. – Мне нужно предпринять кое-что серьезное в других краях, а к этому надо готовиться. Я хочу поехать в Монреаль к мадемуазель Буржуа, чтобы научиться чтению и пению, потому что здесь это у меня никогда не получится.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ПУТЕШЕСТВИЕ В МОНРЕАЛЬ
Весной, как только позволила погода, караван тронулся в путь. Летом предстояло добраться по воде до реки Святого Лаврентия, а потом – до Виль-Мари на острове Монреаль, чтобы оставить там Онорину на попечение заведения, управляемого Маргаритой Буржуа.
В Голдсборо Анжелика получила письмо от Молине, где говорилось, что справки, наведенные им о ее брате Жосслене Сансе, позволили удостовериться, что он уже много лет проживает в Новой Франции, куда добрался по реке Гудзон и озеру Шамплейн; таким образом, Жосслен возвратился в лоно своей родины, Франции, и своей религии, католичества, однако под чужим именем, чем и объясняется, почему она ничего не слыхала о нем во время первого путешествия.
Благодаря одному валлонцу, обосновавшемуся на Лонг-Айленде, Молине удалось проследить путь Жоса-Волка до Сореля, а потом и до его теперешнего обиталища, где он, окруженный многочисленным семейством, настолько прижился, что преспокойно именует себя «господином дю Лу».
Итак, мать Буржуа не ошиблась – ее маленькая воспитанница Мари-Анж дю Лу неспроста так походила внешностью на графиню Анжелику де Пейрак, ведь она приходилась ей племянницей!
Новость сильно взволновала Анжелику и несколько развеяла грусть, которая не оставляла ее с тех пор, как расставание с Онориной стало неизбежностью.
– Радуйся, дочка, – говорила она девочке, – у тебя в Монреале будет родня, будет кому с тобой играть и дарить тебе по праздникам сласти – дядя, тетя, двоюродные братья и сестры! Ведь я нашла своего старшего брата твоего дядюшку – Жосслена Сансе!
Онорина в ответ только хмурилась и не проявляла воодушевления. Находки матери лишь препятствовали независимости, о которой она так мечтала.
Выходит, она избавлялась от своего семейства – жертва, которая и так наполняла ее чувствительное сердечко страхом, – чтобы угодить под иго нового?
Она грезила, как будет якшаться только с «чужими», ибо только они, не зная ее, смогут ей доверять. Те же, кто тебя знает, слишком много на себя берут и делают твою жизнь невыносимой, вторгаются в самые твои сокровенные мысли, в самые тайные намерения, как те собачонки, которых индейцы обучают пролезать глубоко в норы и выволакивать оттуда бедного зайца. Так неужели ее снова ждет тирания взрослых, приходящихся ей родней?
«Врагом человеку станут родные его», – торжественно читал Жонас строки из Библии. Или «люди из дома его»? Впрочем, это одно и то же.
Вместе с письмом Молине прислал кое-что и Онорине, с которой он беседовал во время путешествия в Нью-Йорк. То был маленький ножик с резной рукояткой, изысканная дамская вещица лучшей английской работы, из самого Честерфилда.
– Надо же, какой он внимательный, этот Молине! – заметила Анжелика. – Точно он тебе родной дед! Вот бы он занялся твоей судьбой, как в свое время моей и моих сестер!
Сердце малышки радостно забилось. Это был, конечно, не кинжал для снятия скальпов, о котором она грезила ночами, однако и этим коротеньким клинком она сумеет изготовить немало замечательных поделок. Прежние волнения и разочарования мигом оставили ее.
Она везла с собой обе свои шкатулки с сокровищами, лук и стрелы. Ее ждало долгое путешествие вместе с родителями, которое она предвкушала с великой радостью, находясь на седьмом небе от счастья.
Стремясь побыстрее тронуться в путь, они оказались на берегу слишком рано.
Вестей из Франции и от младших сыновей еще не было. Анжелика надеялась вернуться еще летом, чтобы заняться сбором растений и кореньев. Каждое лето ее охватывало сожаление, когда она не оказывалась в Вапассу в самое лучшее время года, кроме того, ей не хотелось надолго разлучаться с близнецами.
Здоровье их не вызывало опасений, они оставались в хороших руках, однако они изменялись столь стремительно, что каждый день был наполнен новыми чудесами. То был настоящий театр, и можно было только сожалеть, что она столь долго не сможет лицезреть его занимательных представлений.
Все были согласны, что Шарля-Анри тоже следует оставить в Вапассу, ибо он казался теперь счастливым и даже иногда смеялся. Смех преображал его обычно испуганное личико с застывшим вопросительным выражением. Анжелика подслушала, как Онорина говорила ему:
– Я поручаю тебе своих брата и сестру.
Решено было из предосторожности не отнимать пока младенцев от груди.
Анжелика клялась, что вернется к их первой годовщине, – тогда и состоится это радостное событие Северина все хорошела. Слишком она пригожа для этого глупца Натаниэля Рамбура, который никак не удосуживался дать о себе знать. Молине не упоминал о нем в своем письме. Анжелика, увлекшись перспективой встречи со старшим братом, не позаботилась поберечь чувства девушки. Неужели это Натаниэлю обязаны они светом, горящим теперь в глазах Северины? Анжелика лишь мельком виделась с ее подругой Абигаль и позднее убедила себя, что та что-то скрывает. Когда она гостила у Бернов, Абигаль как будто собиралась что-то рассказать, однако этому помешало появление Габриеля Берна. Он тоже повел себя холодно и отстраненно, что, впрочем, еще ни о чем не говорило, ибо ей был известен его трудный характер.
Граф и графиня де Пейрак потратили совсем немного времени на перенос багажа на «Радугу». Вскоре были подняты паруса. Всего все равно не узнаешь!
Прежде чем покинуть Голдсборо, Анжелика ненадолго заглянула к чете Маниго, деду и бабке малыша Шарля-Анри. Очень коротко и без лишних прикрас, не желая их особенно щадить, она поведала им о посещении их младшей дочерью Женни форта Вапассу, о ее решении вернуться к когда-то похитившим ее индейцам и отдать на воспитание ей, Анжелике, сынишку Шарля-Анри, которому она все же не желала столь суровых испытаний; родители Женни узнали, что Анжелика и ее супруг с радостью пошли ей навстречу, нисколько не желая препятствовать решимости бедной женщины. Просьба Анжелики заключалась в одном: пускай Маниго позаботятся о составлении официальной бумаги, подтверждающей их согласие на усыновление Пейраками их внука, однако признающей их родство, чтобы на него распространялись те же права члена семьи, что и на всех других ее отпрысков – ведь речь идет о ребенке, рожденном в законе и являющемся продолжателем традиции, достойной гугенотской семьи из Ла-Рошели, поэтому нет никаких причин обделять его в будущем наследством.
