Грандж, похожий на маяк в ночи, сверкал множеством ламп и свечей так, что казалось, дом бледно-кремового цвета излучал золотистый свет. С обеих сторон парадной двери пылали факелы, витиеватый медный дверной молоток, висевший на крепких дубовых дверях, сиял тоже как-то странно.
Через открытые французские двери бального зала, выходившие на террасу под моим окном, доносились голоса слуг, снующих туда-сюда, чтобы удостовериться, что все готово. Звенел хрусталь и посуда, доносились звуки настраиваемых инструментов.
Стук в дверь оторвал меня от мечтаний. Овальная ручка повернулась, и в комнату вошла Клеменси.
– Пора идти вниз, мисс Лаура, – объявила она. Ее зеленые глаза сверкали, как осколки стекла, а щеки неожиданно ярко пылали.
«Интересно, она так же возбуждена, как и ее госпожа, тем, что у нас сегодня вечером в Грандже будут гости? – подумала я. – И, может быть, уже успела пофлиртовать с одним из лакеев?» Но если бы я попыталась спросить ее, то она, конечно, не ответила бы мне искренне, и, как обычно, бросила бы какую-нибудь насмешливую реплику, окинув к тому же презрительным взглядом. Поэтому я решила не спрашивать ее, ответив вместо этого:
– Да, я знаю. Сейчас иду.
Клеменси, как обычно, надменно кивнула и вышла. Я еще раз взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что выгляжу так, как хочу, и весело улыбнулась своему отображению.
Клеменси уже уложила мои волосы, искусно разделив их пробором посередине. Она заколола и завила волосы так, что те вились колечками по обеим сторонам лица, и вплела золотистые атласные ленты. В довершение Клеменси приколола на прическу белую орхидею в тон моему платью. Оно, конечно, не было таким красивым как платье, сшитое для первого бала в Лондоне, но все равно очень нравилось мне. Платье было сшито из перламутрово-белого шелка, украшенного тончайшим кружевом. Низкое декольте обнажало пышную грудь, короткие рукава напоминали створки ракушки. Основание каждого из них украшали золотистые банты. Широкий, плетеный золотой ремешок опоясывал мою талию. Юбка, обшитая снизу золотой лентой, спадала колоколом до самого пола. Шею украшала нитка жемчуга. На ногах блестели золотые туфельки.
Надев длинные белые кружевные перчатки, захватив золотистый веер и ридикюль, я выпорхнула из своей спальни и быстро пошла к лестнице, ведущей вниз; туда, где меня ждали мама и отец. Они смотрели на меня с гордостью и одобрением. Когда я спустилась, низкий, восхищенный свист папы и тихое мамино восклицание ввели меня в краску. Я с радостью заняла свое место между родителями, как раз вовремя, потому что по гравийной дорожке, ведущей к дому, уже шуршали колеса экипажа, оповещая о прибытии первых гостей.
Через минуту Сайкс, наш лакей, объявил о приезде дядюшки Драко и тетушки Мэгги вместе с Джерритом, Николасом и близнецами Александром и Анжеликой. Кузены Дамарис и Брайони (не сомневаюсь, что они надулись), так же как и мой брат Франсис, были слишком молоды, чтобы посещать вечеринки и поэтому остались дома. В это же самое время, по лестнице не спеша, спустился мой брат Гай.
Холл заполнился разговорами и смехом, когда гости обменивались приветствиями. В это время Сайкс вместе с двумя другими лакеями ловко, но ненавязчиво уносили шляпы, плащи, трости из ротанга и перчатки. Мужчины пожимали друг другу руки и похлопывали по плечам, а женщины обнимались и обменивались легкими поцелуями в щеки, согласно моде на континенте. И так как молодая хозяйка только что достигла порога совершеннолетия, то она не могла пренебрегать своими обязанностями. Обменявшись любезностями с дядей Драко и тетей Мэгги и пожелав им приятного вечера, я с радостью повернулась к своим кузенам.
Мы давно уже не виделись, потому что занятия съедали почти все мое время и затруднили общение с ними. Мои кузены последнее время тоже не искали встречи со своей любимой сестрой, как это обычно бывало. Все эти дни Джеррит, Николас и Александр работали на каолиновых разработках своего отца и в «П. & Ч. Пароходной Компании», которую папа и дядя Драко основали несколько лет назад. Анжелика же, которая была на год старше меня, находилась в Лондоне на заключительном Сезоне, где дебютировала. Поэтому сейчас, несмотря на то, что мы вместе выросли, у меня было такое ощущение, что я вижу их впервые. К своему удивлению, мне с трудом удалось узнать красивых мужчин и прекрасную женщину, которые стояли передо мной.
Хотя мои кузены выросли окруженные множеством слуг, которые ухаживали за ними, они вовсе не были изнеженными и ленивыми. Наоборот, подобно черным лошадям, выращенным дядей Драко в Стормсвент Хайтс, юноши были темноволосыми, живыми, умными, элегантными, очень похожими на своего отца. Увидев их, уже никто не сомневался, чьи это сыновья. Стройные и гибкие, с горячими головами и пылающими глазами, пылкие, вспыльчивые и смелые натуры, они, в то же время, были очень дружелюбны с теми, кто знал, как обращаться с ними. Но, так как таких людей было мало, то мои кузены пользовались дурной славой за их неистовое своенравное поведение, сдерживаемое только твердой рукой отца и авторитетным спокойным голосом матери. Были и такие, которые считали этих молодых Чендлеров наиболее надменными из всех детей этого выскочки – цыганского ублюдка. Но если братья и догадывались об этом, то не подавали вида, упрямо гордясь своими предками. Не обращая внимания на тот факт, что они и их подвиги частенько становились предметом сплетен, юноши искренне наслаждались неприкрытым презрением или тайной завистью глупых и пассивных людишек, лишенных запаса жизненных сил дяди Драко и выдержки тети Мэгги. Оскорбить одного из них – означало оскорбить всех. Хотя они и могли, да частенько так и случалось, драться между собой не на жизнь, а на смерть и каждый хотел быть первым, но всегда объединялись, если им грозила опасность со стороны. Вероятно, цыганская кровь оказывалась гуще воды.
Сейчас, подобно неугомонным животным, они не могли найти себе места. Холл, казалось, был не в состоянии вместить всех их; высокие потолки казались слишком низкими, просторные комнаты слишком узкими, слишком ограниченными для них. Глядя на братьев, я вспомнила почему-то о диких лошадях, на которых еще не было клейма человека.
Среди моих кузенов Чендлеров был один человек, которого бы можно было назвать своим: Николас. Слава моего рыцаря в сияющих доспехах не померкла с годами. Как я любила мальчика в детстве, так же люблю и сейчас, уже мужчину; нежно, неизменно, несмотря на то, что меня обещали в жены Джерриту.
Братья были так похожи, но в то же время такие разные. Джеррит, как мне казалось, являл собою луну над морем, такую холодную и далекую. Николас же, был как солнце над торфяниками, теплое и сверкающее. Поэтому сейчас, когда он смотрел на меня, мне казалось, что я подобна распускающемуся цветку, который протягивает к нему свои лепестки с мольбой: «Сорви меня для себя». Но, тем не менее, несмотря на эти мысли, сначала пришлось протянуть руку Джерриту.
