Кресченция недовольно поморщилась.
– А зачем тебе разбрасываться деньгами? А вдруг этот участок не принесет никаких доходов? Лучше сделай по-другому.
– Что ты предлагаешь?
– Вместо того, чтобы самому тратить свои сто тысяч дукатов, пригласи этого Запольяи к себе в компаньоны. И собственные деньги сохранишь, и его капиталы к твоим добавятся.
– Что? – возмущенно завопил Жигмонд.– Я никогда в жизни не отдам свою дочь за этого мерзавца. От меня он этого не дождется!
Но тут раздался стук в дверь, и на пороге показалась фигура Тамаша. Жигмонд мгновенно преобразился. Лицо его сияло такой радостью, как будто он был счастлив от одной возможности лицезреть своего близкого друга.
– Дорогой мой! – радостно распахнув объятия, бросился он к Тамашу.– Как давно мы не виделись! Ну, проходи, проходи. Спасибо, что навестил, садись.
Кресченция начала суетиться.
– А я оставлю вас, господа. Пойду скажу Марии, что пришел господин Тамаш. Вот уж она обрадуется, что вы здесь.
Когда дверь за ней закрылась, Жигмонд налил вина в кубки и предложил Тамашу. Тот отказался.
– Благодарю вас, господин Жигмонд. Я не хочу.
Тот удивленно пожал плечами.
– Странно. Ну да ладно. Послушай, Тамаш, я хотел задать тебе один вопрос. Ты собираешься свататься к моей дочери?
Тамаш покачал головой.
– Нет, я не собираюсь к ней свататься. К тому же, ее жених – мой друг.
Жигмонд усмехнулся.
– Тогда с какой же стати ты ходишь в мой дом? Ведь у нас с тобой нет никаких общих дел?
– Я хожу сюда только с одной целью,– твердо ответил Тамаш.– Я хочу собственными глазами видеть, как здесь обходятся с Фьорой, девушкой, которую я спас и которую доверил вам.
Улыбка сползла с лица Жигмонда.
– Ну и что ты хочешь сказать?
– Ей в вашем доме живется плохо. Очень плохо,– выпалил Тамаш.– Я даже не могу понять, отчего такое пренебрежение. Вы относитесь к ней не по-христиански.
В глазах Жигмонда блеснула ярость.
– Плохо? Ну, говори дальше. Я хочу послушать, что ты еще скажешь.
– Вы, господин Жигмонд, пустили на ветер деньги этой бедняжки. Здесь все издеваются, зло смеются над каждым ее шагом. Но вам за все придется ответить. Я об этом позабочусь.
Жигмонд побелел и подскочил. Взмахнув рукой в сторону двери, он завопил:
– А ну-ка убирайся из моего дома! И сейчас же! Чтобы духу твоего здесь не было!
Тамаш спокойно направился к выходу.
– Хорошо, я ухожу. Но предупреждаю – я ухожу навсегда, и не вздумайте меня звать, что бы ни было.
Он хлопнул дверью и вышел за порог. Заскрипев зубами, Иштван Жигмонд прокричал ему вслед:
– Я заставлю тебя разориться! Я пущу твое состояние по ветру! Ты пожалеешь о том дне, когда познакомился со мной.
Он прошел к столу, налил себе в кубок вина и мрачно выпил.
– Нет, я все-таки скуплю эти участки. Нет, каков негодяй! К ней, видите ли, плохо здесь относятся. А кто она такая? Откуда она взялась? Если она ему так дорога, пусть бы забрал себе. Так нет же, у него нет времени. Небось, опять в Буду едет кому-то задницу лизать. Ладно, мы еще посмотрим, кто кого.
Наливая себе одну порцию вина за другой, Жигмонд ругался:
– Ему моей дочери не видать, пусть даже и не думает.
Во время своей очередной встречи с воеводой Михаем Темешвари Тамаш осторожно спросил:
– У нас в Сегеде поговаривают, что на границе скоро будут построены еще две крепости.
Воевода удивленно посмотрел на Запольяи.
– А кто это говорит?
Тамаш развел руками.
– Да так, люди.
– Черт побери,– выругался Темешвари.– Это считается при дворе большой тайной. Мы не хотели, чтобы турки узнали об этом раньше времени. А оказывается, даже у вас в Сегеде об этом прослышали.
Тамаш засмеялся.
– Простите меня, ваша милость, но так уж получилось. Я не хотел проникать в эту тайну. Но у меня к вам просьба, или, вернее, совет, если вы разрешите мне дать его.
Воевода засмеялся.
– Конечно же, Тамаш, говори. Я хоть и первый министр короля, но ты мой друг.
– Земли под крепости откупаются у магнатов, ведь это так?
– Да.
– Мне кажется, что королевской казне не выгодно сразу рассчитываться за все. Насколько я знаю, король хочет откупить участки у магнатов Черокеза и Моноштора. Почему бы не сделать так – сначала король покупает участок для строительства укреплений в Черокезе, а уже потом в Моношторе. Выглядит очень просто, но и выгода от этого немалая. Королевская казна покупает сначала один участок, а потом другой. К тому времени, например, подойдет срок уплаты очередного арендного взноса за участки в Левитинце, и вы сможете рассчитаться с моношторским магнатом без всяких затруднений.
Воевода хмыкнул.
– Вот как? Ну что ж, я попробую поговорить с казначеем. Думаю, что он согласится.
Это был очень тонко рассчитанный ход, направленный против главного конкурента Тамаша – Иштвана Жигмонда. Но цель, которую при этом преследовал Тамаш, была совсем другой. Отдав Фьору в дом Жигмонда и разругавшись с самим хозяином, он уже не имел права претендовать на ее руку и сердце, а именно этого ему теперь хотелось больше всего.
Только разорив Жигмонда, он мог добиться исполнения своего заветного желания.
И вот теперь для этого представился удобный случай. Тамаш узнал, что Жигмонд вознамерился помешать его планам покупки участка у моношторского магната и вложить в это все свои деньги, сто тысяч золотых.
Используя свою дружбу с первым министром короля Матиаша, воеводой Михаем Темешвари, Запольяи решил, что необходимо использовать удачно подвернувшийся шанс. Если воевода Темешвари убедит казначея короля в том, что выгоднее будет расплатиться за участки под новые крепости не сразу, а по очереди, то Жигмонд вначале лишится всех своих денег, а потом и вовсе станет должником.
Запольяи может скупить все долговые обязательства Иштвана Жигмонда и, таким образом, сделать его своим крепостным.
Тамашу не понадобилось много времени, чтобы убедиться в том, что он все сделал правильно.
* * *
После того памятного вечера в доме Жигмонда, когда Ференц Хорват ухаживал за Фьорой, прошло несколько недель. За это время она успела вышить тонким венецианским узором свадебную фату, которая теперь занимала почетное место в ее комнате.
Однажды утром Фьора проснулась от того, что дверь ее комнаты распахнулась, и на пороге показалась Мария.
Она была одета в длинное подвенечное платье из ослепительно белого шелка. На голове ее красовалась фата – та самая фата, которую собственными руками для себя вышивала Фьора.
Мария продемонстрировала изумленно воззрившейся на нее служанке свое облачение и спросила:
