протянул Проньке кожух.
– Не надо, оставь себе, – устыдился вой.
Тихая Сосна уже стелила перед ольговской дружиной извилистый путь.
– Кто такие?! – раздался грозный окрик с заборола 31.
Демьян предусмотрительно остановил отряд на безопасном от стрел расстоянии. Деревянная крепость сурово возвышалась на высоком холме, подпирая небо шеломами 32 сторожевых башен. Олексич думал увидеть небольшую, огороженную жидким тыном заставку, а перед ними простирался целый городец 33. За пряслом 34 просматривалась церковная маковка. Строить рязанцы умели, да и дерева было в достатке, позади города до самого окаема тянулись те самые дремучие Вороножские леса.
– Липовецкие мы, князей своих ищем! – прокричал Демьян.
– Еще нахлебнички! – недовольно прокричал чей-то рокочущий низкий голос.
– Здесь наши, – обрадованно шепнул Олексич Горшене.
– Не больно ласково встречают, – старый вой всматривался в черную дыру волокового окна 35.
– Ждите! – крикнули со стены.
Потянулось время. В мертвой тишине ветер доносил только жалобный скрип замерзших деревьев.
– Робша, это ж Робша!!! – разорвал спокойствие веселый крик Ольговского князя. – Да открывайте вы уже!
Тяжелые ворота приоткрылись, выпуская самого Александра. Молодой князь без шапки и кожуха в одной свите 36 бежал навстречу Демьяну. Олексич, поспешно спрыгнув с коня, тоже рванул вперед. Друзья радостно обнялись.
– Я знал, знал… чуял, что вы живы! Не может Робша вот так погибнуть! Что же вы увели поганых в сторону и деру дали, обманули их, да?
Демьян отрицательно покачал головой.
– Неужто победили? – изумился князь.
– Айдар войско вел, дал уйти, – несколько смущенно ответил Олексич.
– Ты этого брату не сказывай, – Александр тревожно обернулся на городню, – говори, мол, обхитрили ногайцев.
– Зачем? – не понял Демьян. – Я за собой вины не чую.
Тут их перебил звонкий молодой голос:
– Батя, батя!
Это Горшенька меньшой, задыхаясь от быстрого бега, летел в объятья к своему родителю.
– Стало быть, отпустили вас поганые? – князь Святослав мерял широкими шагами горницу.
– Отпустили, – спокойно ответил Демьян.
– И воргольцев отпустили? – Липовецкий князь резко остановился. – И ты биться с ворогами князя твоего не стал? – брови Святослава сдвинулись к переносице.
– Не стал, – ольговский боярин смело смотрел в глаза липовецкому правителю.
– И выпивал с ними, с одного котла ел?
– Пил и ел! – с вызовом сказал Демьян, уже предвидя, что будет дальше.
– Они твою землю разоряют, кровь христианскую льют, а ты с ними пируешь?! Хорош у тебя боярин! – с презрением в голосе, обратился Святослав к брату, тихо сидевшему в углу.
Олексича захлестнуло возмущение:
– Твою землю, княже, тоже разоряют, а ты почему-то здесь!
– Я с ними за то расплачусь, крепко расплачусь, – сжал кулаки Святослав, – а за один стол с ногайцами не сяду, мараться не стану!
Демьян уже открыл рот, чтобы ответить что-то еще (не в оправдание, оправдываться он не считал нужным), но тут из полумрака, отделившись от закопченной стены, вышел человек, ранее незамеченный Олексичем. Незнакомец был лет сорока пяти, среднего роста, но широкоплечий, с намечающимся небольшим брюшком. Одежда богатая, липовецким боярам на зависть. Темно-русые волосы и борода аккуратно уложены волосок к волоску, жгучие угли глаз и тонкие губы выражали усмешку. Держался он как хозяин. «Воевода», – догадался Демьян.
– Дозволь, Святослав Андреич, слово молвить, – и, не дожидаясь разрешения князя, начал говорить. – Зря боярина коришь, он под твою руку двадцать воев крепких привел. Нешто у тебя людей много? Это мне возмущаться надобно – еще два десятка ртов кормить, а тебе радоваться нужно.
– Радоваться, что у меня люди трусливые зайцы, – угрюмо бросил Святослав.
– Я не трус! – щеки Демьяна запылали. – А людей своих по глупости губить не стану. В том толку никакого нет, никого этим не спасти.
– Кроме чести, – презрительно сплюнул Липовецкий князь.
– А мне такая честь на крови моих людей не нужна. Я пред тобой и перед князем своим ни в чем не виноват. Оставляли меня ногайцев задержать, так я их задержал. От погони вы ушли. Воев для дружины сберег. Не думал, что такой прием встречу!
– Зря князь злишься, если бы у меня хоть с десяток таких молодцов да разумников на заставе сидело, я бы горя не знал, – воевода бесцеремонно похлопал Демьяна по спине.
– Ведь правду Федор Евсеевич молвит, – наконец вступился за своего боярина и Александр, – что ты на Робшу взъелся. Если бы он там, в степи полег, кому бы лучше было? Не знаю как ты, а я святому Дамиану свечку поставлю, что он Демьянку уберег.
– Ладно, – махнул рукой Святослав, – если обидел, извини, сгоряча чего не скажешь, – повинился он вдруг перед Демьяном.
Ольговский боярин, поджав губы, молчал.
– Что надулся как сыч? – уже совсем мягко пожурил князь Олексича. – Давай выпьем за встречу. Федор, меда для молодца не пожалеешь?
– Куда ж деваться? – тяжело вздохнул воевода, от чего вызвал громкий смех. – Фимка, братину тащи!
Демьян Святослава знал как облупленного, тот частенько давал волю гневу, орал почем зря, но потом, остыв, делал вид, что ничего и не случилось. И Александру, и его боярам не раз незаслуженно доставалось от Липовецкого князя. Олексич, привыкнув, не обращал внимания на выходки буйного правителя. Но в этот раз обида глубокой бороздой залегла в душе, и хмельной мед, дурманящей волной растекавшийся по телу, не мог ее вытравить.
– Ну вот, обошлось. Говорил тебе – соври, – Александр и Демьян шагали по узкой улочке от дома воеводы на двор, выделенный для ольговских дружинников.
– Я прав, – уперто стоял на своем Демьян.
– Конечно, прав, только и ты на брата не серчай, он здесь от неведения да безделья с ума сходит, вот и чудит. А воевода местный, – Александр понизил голос, оглядываясь, – чистый разбойник, скуп, мочи нет.
– А мне он таким не показался.
– Это, потому что он тебя защищал, да ты Федора еще плохо знаешь. Объедаем мы его, видишь ли, а сам три шкуры с нас за жито дерет. Мы ему бродников отогнать помогли, так никакой благодарности. И все допытывается, знают ли рязанские князья, что мы тут зимуем. Смотри не проговорись!
– И его понять можно, он для своих припасы готовил, не знал, что такую ораву придется кормить.
– Кормит, как же! Наживается на беде нашей. Да, что я говорю, сам поймешь. А с едой здесь и вправду туго. Охотиться пытались, куда там. Вся дичь разбежалась, далеко в лес уходить надо. Здешние рыбу ловят и на Вороноже, и на Дону, а мы как не пытались – ничего. Может, они места рыбные
