Филиппа Грегори - Королевская шутиха

— Я просто подумала, что тебе захочется, чтобы мы жили только вдвоем, — сказала я, выдав моему будущему мужу полуправду.

— Я обязан заботиться о матери и сестрах. Это — мой священный долг. Ты и сама знаешь.

Я кивнула. Это я действительно знала.

— Они тебя чем-то обидели? — насторожился Дэниел.

Я покачала головой. Я не могла пожаловаться на их обращение со мной. Внешне все выглядело вполне благопристойно. Но я спала на выдвижной кровати в их комнате и слышала их перешептывания. Я не разбирала слов, однако чувствовала: они шепчутся обо мне. По утрам они задергивали занавес балдахина, чтобы я не видела, как они одеваются. Потом они выходили и принимались расчесывать друг другу волосы перед небольшим зеркалом, бросая косые взгляды на мою голову. Мои волосы не торопились расти. Зато моя одежда и белье были новыми. Девчонки молчаливо завидовали мне и без спросу, тайком надевали что-то из вещей. Они вовсе не были дружны между собой, но ненависть ко мне объединяла их, заставляя забывать про внутренние раздоры. Я часто утыкалась лицом в свой сенной матрас и беззвучно плакала от бессильной злости, которую была вынуждена еще и подавлять.

Мать Дэниела никогда не насмехалась надо мной и не упрекала меня. Если бы я и захотела пожаловаться на нее Дэниелу, я бы не смогла привести ни одного доказательства. Зато она постоянно давала мне почувствовать, что я недостаточно хороша для Дэниела и для ее семьи. Все, что я делала по дому, я делала не так, как надлежит настоящей жене. По своим манерам и даже по тому, как я двигалась, я была ненастоящей женщиной. К тому же я не отличалась религиозным благочестием. Миссис Карпентер не считала меня заботливой дочерью, делая вывод, что из меня получится такая же безалаберная и непокорная жена. Возможно, другая мать напрямик заявила бы своему сыну, что такая невестка ее ни с какой стороны не устраивает. Но миссис Карпентер, видимо, принадлежала к людям, привыкшим думать одно, а говорить совершенно другое.

— В Генуе у нас будет замечательная, счастливая жизнь, — сказал Дэниел. — Нам и сейчас хорошо. Наконец-то мы вместе и в безопасности. Ты ведь счастлива, любовь моя?

Я умела врать. Но я не хотела начинать нашу совместную жизнь с постоянного вранья.

— Я чувствую, что твои сестры недолюбливают меня, — без обиняков сказала я. — И твоей матери я не по нраву.

Дэниел рассеянно кивнул. Я не сказала ничего нового, чего бы он и сам не знал.

— Постепенно они изменят свое отношение к тебе, — сказал он, обнадеживая не столько меня, сколько себя самого. — Они полюбят тебя. Мы должны держаться все вместе. Для нашей безопасности, чтобы выжить. Мы обязательно должны держаться вместе. Мы научимся постепенно менять свои характеры и жить счастливо.

Я кивнула, предпочитая не показывать ему моих сомнений.

— Я очень на это надеюсь, — только и сказала я, и Дэниел радостно улыбнулся.

Мы поженились в конце июня, когда мне сшили свадебный наряд, а волосы подросли настолько, что, говоря словами миссис Карпентер, мне было «не стыдно показаться в приличном месте». В данном случае — в местном соборе Богоматери, где происходило наше венчание. Сводчатые колонны делали его похожим на французский собор, но он оканчивался не куполом, а квадратной колокольной башней, характерной для английских церквей. Наше венчание было строго христианским, с последующей мессой, и все мы очень тщательно следили за тем, чтобы не упустить никакую мелочь в обрядах. Затем, в тишине нашего дома на Лондон-стрит, сестры Дэниела развернули над нашими головами платок, символизирующий хупу — еврейский свадебный балдахин. Отец произнес семь свадебных благословений (в нескольких местах он умолкал, поскольку помнил не все слова), а мать Дэниела положила под ноги сыну завернутый в тряпку бокал, на который он должен был наступить. Когда начали сходиться гости, ставни дома уже были открыты, и начался вполне христианский брачный пир с танцами и подарками.

Вопрос о том, где новобрачные будут спать, столь донимавший сестер Дэниела, разрешился сам собой. Отец уступил нам свою комнату, а сам перебрался спать в помещение, где у него теперь стоял печатный станок. Мы получили узкое пространство, где нас не было видно, но зато было прекрасно слышно. За одной тонкой стеной обитали любопытные сестры, которые явно решили не спать в нашу брачную ночь, а за другой — страдающая бессонницей мать мужа (у меня даже в мыслях язык не поворачивался называть ее свекровью).

Нам не терпелось заняться тем, что мы однажды попробовали на палубе корабля. Мы устали от пытки неудовлетворенным желанием. По обычаю, нас со смехом и шутками отвели в спальню, а гости продолжали веселиться. Едва все они спустились вниз, Дэниел плотно задвинул засов, закрыл ставни и увлек меня в постель. Боже, как давно мы жаждали остаться вдвоем. Мы залезли под одеяло, где неистово целовались и ласкались в жаркой темноте, надеясь, что плотное одеяло заглушит наш страстный шепот. Но я не могла сдержать своего чувственного порыва и вскрикнула. Я тут же спохватилась и зажала себе рот рукой.

— Не обращай внимания, — шепнул мне Дэниел, освобождая мои губы, чтобы вновь поцеловать их.

— В этом доме слышен каждый шорох, — сказала я.

— Ну и что? Ты же теперь — моя жена. Поцелуй меня, — попросил он.

— Хорошо, только тихо…

Я поцеловала его и почувствовала, как тают его губы. Дэниел лег вниз и сказал, чтобы я вскарабкалась на него. Едва только его член оказался во мне, я застонала от удовольствия. В следующее мгновение я закусила себе руку и мысленно пообещала, что научусь наслаждаться молча.

Дэниел перевернул меня и сам оказался сверху.

— Прикрой мне рот своей рукой, — потребовала я.

Он не решался это сделать.

— Получается, что я принуждаю тебя.

Я усмехнулась.

— Если бы ты меня принуждал, я бы вела себя гораздо тише, — пошутила я.

Но Дэниелу было не до шуток. Он слез с меня, лег на спину и уложил меня рядом. Моя голова покоилась на его плече.

— Давай подождем, пока все уснут, — сказал он. — Не могут же они веселиться всю ночь.

Гости вскоре разошлись. Мой отец пошел спать в печатную комнатку. Но оставались любопытные сестры. Возможно, миссис Карпентер уже не отличалась девичьим любопытством, однако слух у нее был очень хороший. Мы ждали, пока она грузно поднимется по лестнице. Скрипнула дверь ее комнаты. Потом скрипнул веревочный матрас ее кровати. На пол с громким стуком упал вначале один ее деревянный башмак, потом другой. Но этим звуки не кончились. За тонкой стеной послышался шелест снимаемой одежды. Миссис Карпентер раздевалась. Потом вновь заскрипел матрас. Она улеглась и накрылась одеялом.