Вефрид. Даже Хельга, окажись она здесь, едва ли дала бы уверенный совет. Вефрид терзалась, не зная, вмешаться ли ей, полагаясь на Скульд, или оставить все идти своим чередом. Скульд сказала, что под видом человека по имени Вальгест с ним был сам бог из рода асов, Вали! Если в деле участвуют боги – не слишком ли самонадеянно встревать ей, молодой девушке! Соперничать с валькирией!
Очень хотелось рассказать обо всем Беру, но и на это Вефрид не решалась. Ведь они договорились, что будут жить так, будто их ничего не связывает, а она не только примчалась к нему из Силверволла, но и разболтала Дагни, будто они, мол, обручены! Все сделала наоборот! Сам Бер, как она помнила, ни разу не заговаривал об этом браке, так не выглядит ли она самодовольной дурочкой, что воображает себя невестой знатного человека, когда тот ни о каком обручении и не думает! Молчаливее обычного, Вефрид лишь бросала на Бера смущенные взгляды издалека и даже на его приветствие ответила простым кивком.
Но Бер, хоть и удрученный своим положением, был не из тех людей, кто долго печалится и позволяет грустить другим. Обед еще не подали, Дагни была в поварне, Анунд, Хедин и Хольмар тихо совещались близ конунгова престола, когда Бер встал с места и пересел поближе к Вефрид.
– Ты захватила свой меч? – тихо спросил он.
– Меч? – Вефрид в изумлении вытаращила глаза. – Какой еще меч?
– Которым ты перебьешь всех чудовищ и спасешь меня. Помнишь, ты рассказывала о Сванхвит и Рагнаре, которого мачеха заставляла пасти стадо? Я сейчас немногим лучше того парня. Дагни, кажется, уже считает, что пора заставить меня отрабатывать хлеб – хотя бы пасти кого-нибудь.
– Что ты говоришь, – от волнения Вефрид не поняла шутки, – Дагни не такая! Она людям еды не жалеет.
– Тогда мне грозит умереть от скуки. Словом, пора какой-нибудь отважной деве спасти меня.
– О боги! – Вефрид прижала руки к щекам. – Ты знаешь… я как раз думала об этом.
Бер с трудом сдержал улыбку: Вефрид с ее хрупкой внешностью, большими зеленовато-серыми глазами и покрасневшими от волнения кончикам ушей менее всего походила на колдунью-воительницу. Но при этом он ясно видел, что она полна самого искреннего, пылкого, самоотверженного желания сделать что-нибудь для его избавления, и это так его тронуло, что он взял ее маленькую ручку в свою. Такое желание сделало бы честь и настоящей валькирии, пусть Вефрид располагала слишком малыми средствами для его осуществления.
Бер не думал, что чем-то это заслужил. Юная девушка по природе своей переполнена жаждой любви и самопожертвования; тот, кто в них нуждается, может только поэтому стать ее избранником. В этот миг Бер очень жалел, что не конунг и не может дать Вефрид высокий престол.
В дверях появилась Дагни во главе дружины служанок, несущих котел с похлебкой из рыбы, репы и крупы, блюдо жареной свинины, большущий горшок жареных свежих грибов в сметане и что-то еще; все зашевелились, стали занимать места за столом, и Вефрид пришлось уйти, чтобы сесть за короткий женский стол с Правеной и самой Дагни. Она даже радовалась: еще не собралась с духом, чтобы рассказать Беру о встрече со Скульд.
Поначалу все ели в приличном молчании. Когда блюда и горшки убрали, Дагни стала разливать пиво по чашам для мужчин, а Правена и Вефрид поднялись, собираясь уйти, но Анунд остановил их.
– Погодите, удыр, не уходите. Правена, хотел бы я побеседовать с тобой немного.
– Со мной? – Правена удивилась, но снова села. – О чем же Анунд конунг желает говорить со мной?
– Я так понял, у тебя нет родных братьев, – начал Анунд.
– И никаких нет. У моих родителей нет родичей в Киеве, где они живут.
– А у твоего мужа много ли было родичей – кроме конунга Сватислейва?
– Есть родня по его матери – в Выбутах, и по названному отцу – в Киеве.
– Я вот что подумал… – Анунд взглянул на Хедина, потом снова на Правену. – Твой муж, Улеб, чуть не стал конунгом в Хольмгарде. Люди были согласны, но его не успели возвести на престол, потому что помешал Сватислейв, верно?
– Верно… – Правена невольно выпрямилась.
Снова мелькнуло в мыслях: если бы не Игморова братия, сейчас она могла бы быть княгиней в Хольмгарде. Но жалела Правена не о престоле, а только об Улебе – о своей оборванной женской судьбе, о единственном ребенке-сироте, об одиночестве, от которого зябла душа.
– Сейчас там, как вы говорите, провозглашен конунгом маленький ребенок, сын Сватислейва. Но уверена ли ты, что твоему ребенку ничего не грозит?
– Моему ребенку? – Правена бросила на него острый взгляд. – Почему что-то должно ему грозить? Я пустилась в это путешествие, чтобы избавить сына от необходимости мстить за отца. И если бы ты, Анунд конунг, не задержал Берислава, месть уже могла бы быть свершена! Но с этой стороны моему сыну нечего бояться. У него есть высокий покровитель… среди жителей Асгарда, и он дал слово, что моему сыну не придется участвовать в этой распре!
Она вскинула голову, подумав о Вальгесте – о Вали, – с благодарностью, гордостью и даже легкой нежностью.
– Кугу Юмо! – Анунд подался вперед на сидении и снова бросил взгляд на Хедина: вот, мол, какие тайны тут открываются! – У тебя есть покровитель в Асгарде?
– Есть.
Слушатели ждали, но она не стала продолжать.
– Это хорошо, – сказал Анунд. – Но надо подумать и вот о чем. Твой сын, сын Улеба – наследник его и Олава. Сын Сватислейва, когда немного подрастет, может задуматься… а скорее, задумаются вместо него те люди, что будут им управлять, пока он мал. Сам Сватислейв не захочет, чтобы у его сына был такой сильный соперник.
– О чем ты говоришь? Соперник?
– Да, твой сын тоже имеет право на престол в Хольмгарде!
Правена едва не засмеялась – так далеки ее мысли и надежды были от престолов.
– Божечки! Ты хочешь сказать, что мой сын захочет стать конунгом?
– Почему же нет?
– Никогда он этого не захочет, если только мое слово для него будет что-то значить.
– Улеб тоже не хотел, – заметил Бер; он снова помрачнел, видя в словах Анунда немало толка. – Его это не спасло.
– Вот, послушай, что говорит Берислейв! – обрадовался поддержке Анунд, тем более что не ждал ее от Бера. – У человека могут быть честнейшие намерения, но злые люди и других судят по своей злобе. Пока твой сын мал и не может постоять за себя…
Он запнулся, встретив горящий взгляд Правены.
– Для
