Господин директор в отчаянии…
Мари схватила с вешалки шляпу и даже не накинула на себя жакет. В этом не было необходимости, потому что августовское солнце ярко палило над землей.
– Нападение, говорите? Да не может быть!
Это очередная забастовка рабочих? Неужели они добрались и до бюро свекра? Неужели они угрожали ему? Но он же там не один, фон Клипштайн тоже там. Неужели он не смог справиться с ситуацией?
Им пришлось немного подождать у ворот, чтобы свернуть на улицу. Несколько грузовиков проехали мимо них в сторону города, поднимая на обочинах дорог желтоватые облака пыли и окутывая ими другие машины.
Гумберт закашлялся. Некоторое время они ехали сквозь клубящуюся пыль, наконец впереди показалась фабрика.
– Что там творится? – прошептала Мари.
Фабричные ворота были открыты. Слева перед входом стояли четыре грузовика, явно ожидая своей очереди въехать на территорию. Правая полоса служила для выезда с фабричного двора уже загруженных машин.
– Остановись за грузовиками, Гумберт…
– Я тоже въеду во двор, если вы разрешите, госпожа!
– Нет. Я выйду здесь.
– Тогда подождите. Я пойду с вами.
Никто не обратил на них внимания. Пока они шли к воротам, окутанные клубами пыли, мимо них один за другим проносились груженые грузовики. У ворот их кто-то недовольно спросил, что они здесь делают.
– Это фрау Мельцер, – услышала она испуганный голос привратника. – Она здесь управляет делами…
Стоящий за ними грузовик завелся и покатил мимо них во двор фабрики. Происходящее там было настолько непонятно, что Мари сначала подумала – ей снится страшный сон.
Целая армия рабочих таскала металлические детали на погрузочные платформы. Большие и маленькие, тяжелые переносили по несколько человек, мелкие собирали в ведра. Блестящие кривошипы, зубчатые колеса, стержни, на которых крепилась оснастка, поблескивающие пруты, цепи, промасленные трубки. Мари не сразу сообразила, что на грузовики грузят разобранные на отдельные части сельфакторы, ткацкие станки и печатные машины.
– Они… они крадут ваши станки… – пробормотал Гумберт. – Так дело не пойдет… Кто им позволил…
Мари пыталась разглядеть в этой толчее хоть кого-нибудь. Тот мужчина перед входом – разве это не фон Клипштайн? Он стоял к ней спиной и возбужденно с кем-то разговаривал.
– Идем! – приказала она Гумберту, пробираясь между рабочими. Он шел за ней, прямо по пятам, опасаясь, что с госпожой может что-то случиться, и в то же время боясь попасть в какую-нибудь драку или что-то вроде того. Он не был героем: кем угодно, но только не героем.
Еще до того, как Мари подошла к мужчинам, в душу к ней закралось страшное подозрение. Разве такое возможно? Во всяком случае, не вот так же прямо! Да не может быть! Что сказала Лиза? Как стервятники…
– Это незаконно! – услышала она яростный голос фон Клипштайна. – Вы не имеете права демонтировать машины! Существуют договоренности. Такие действия регулируются договором.
– We don’t care, Mr. Klichen… You lost the war – so you will pay the debt… Вы заплатите… потому что вы проиграли эта война. Такова жизнь, my boy.
– Этим делом займется полиция!
– We are not afraid of the German police. Мы купили machines. Согласно договору, signed by Mr. Melzer…
– Это может быть только фальсификация. Директор Мельцер никогда бы не продал вам свои машины.
– Могу подтвердить! – громко воскликнула Мари. – Могу поклясться хоть под присягой!
Человек, с которым ругался фон Клипштайн, был в костюме иностранного покроя, в помятой шляпе, надвинутой набекрень на потный лоб. Он был весьма тучным, лицо его раскраснелось от жары.
– Who are you?
– Это мистер Джереми Фальк из Америки, Гринвилл, – сказал фон Клипштайн Мари, взбешенный грубостью американца. Только после этого он обратился к Фальку:
– Госпожа Мари Мельцер, невестка директора и заместитель управляющего компании.
– I am very sorry, Mrs. Melzer, – сказал толстяк, даже не собираясь поздороваться с Мари или хотя бы в вежливом жесте приподнять шляпу. – The game is already over… жаль, но все, конец…
В этот момент они услышали крик. Громкий и безудержный, беспомощный и отчаянный.
– Нет! Вы, ублюдки, вы не заберете мои машины! Ни те, которые построил Якоб. Ни мои машины… Ни мои…
– Господи! – прошептала Мари. – Отец! Да где же он?
Фон Клипштайн опрометью бросился во двор, прямо в самую гущу толчеи. Там уже образовалась толпа, рабочие остановились, сгрудившись. Они переговаривались и, опустив груз, показывали куда-то пальцем.
– Врача! Вызовите врача! – прокричал кто-то.
Мари оттеснила мужчин в сторону, активно работая руками и локтями до тех пор, пока не добралась до центра группы. Там фон Клипштайн стоял на коленях возле лежащего на земле – с вытянутыми руками и странно скрюченными кистями. Мари узнала светло-серый летний костюм, серые туфли со шнурками, серебряные наручные часы с коричневым кожаным ремешком, которыми так гордился ее свекор.
Она подошла ближе, опустилась на колени рядом с ним, увидела его побледневшее лицо, полуоткрытый рот, из которого стекала струйка крови.
– Он еще дышит, – услышала она слова фон Клипштайна. – Где вы припарковали машину? Нужно отвезти его в клинику.
Мари поймала взгляд Иоганна Мельцера, хотя глаза его уже почти закрылись. На какой-то миг он приоткрыл их, может быть, он в последний раз хотел что-то увидеть, но, возможно, это была только реакция радужной оболочки на смерть, которая уже овладевала его телом.
– Гумберт! – нервно крикнул фон Клипштайн. – Гумберт! Ну где же вы? Пригоните сюда машину. Быстрее.
Его голос потерялся в реве мотора: водитель соседнего грузовика нажал на стартер.
– I’m so sorry, Mrs. Melzer, – сказал кто-то рядом с Мари. – We didn’t touch him. He just fell down…
Она едва ли слышала эти слова. Нежно положив руку на лицо Иоганна Мельцера, она погладила его лоб, как бы прощаясь, и закрыла его глаза. Она плакала, но в сумятице, сопровождаемой криками и машинным гулом, этого никто не заметил.
43
– Уходит эпоха… – дрожащим голосом сказала госпожа директор Вислер. – Мои искренние соболезнования, дорогая моя…
Она обняла Алисию Мельцер, затем быстро вытерла глаза носовым платком. Директор Вислер молча пожал руку Алисии и несколько раз кивнул, как будто уже выразил ей свое сочувствие, а теперь только подтверждает его. Алисия вымученно улыбнулась, поблагодарила их и тут же перешла к следующему соболезнующему. Всегда одни и те же слова и следующие за ними одни и те же ответы. «Сердечное спасибо». «Как хорошо, что вы пришли». «Благодарю вас от всего сердца». «Да, это тяжелый удар для всех нас». «Да, это было совершенно неожиданно». «Большое спасибо». «Передайте цветы Гумберту, пожалуйста». «Да, сегодня днем, сразу после…»
Гроб с телом Иоганна Мельцера был установлен в холле. Открытый, погруженный в приглушенный голубоватый свет гроб возвышался на черном катафалке, по обеим сторонам которого стояло восемь серебряных канделябров со свечами. Стеклянные двери на террасу закрывали плотные шторы, а все зеркала Алисия приказала завесить темными полотнами.
Иоганн Мельцер с аккуратно сложенными руками, покоился среди моря белых кружев и цветов, строгое
