Маркиза позабавило то, что из «одной из этих цыган» Савийя превратилась в «юную леди». Но в тоже время он понимал, что это надо рассматривать как комплимент.
Прислуга любого аристократического дома всегда отличалась крайним снобизмом, и их понятия о правилах поведения и о том, что пристойно, а что — нет, крайне жесткими. Достаточно было малейшего ущемления их привилегий или признаваемого ими порядка старшинства — и начиналось чуть ли не вооруженное восстание.
Маркиз решил, что тот факт, что его слуги перестали бояться Савийю и даже приняли ее, следовало считать очень необычной и совершенно непредсказуемой переменой в их отношении к цыганам.
Однако он не стал делиться этими соображениями с Хобли, а только сказал:
— Преподобный очень похвально отозвался о ее сообразительности.
— Преподобный прекрасно разбирается в людях, милорд, — решительно заявил Хобли.
Скача через парк, а потом через лес к дому Юдит, маркиз поймал себя на том, что снова думает о Савийе.
В той части Хартфордшира, где располагались их имения, было много лесов, и, проезжая через них, маркиз понял, что тут можно было скрыться не одному, а множеству цыганских таборов — да так, что найти их было бы просто невозможно.
Тем не менее маркиз довольно хорошо представлял себе, где именно могли остановиться сородичи Савийи, и решил, что, когда у него появится свободное время, он, пожалуй, нанесет им неожиданный визит и посмотрит, каковы они и как живут.
В то же время, если верить Савийе, такой визит означал бы, что ее перестанут отпускать к нему в поместье. А сейчас маркизу нисколько не хотелось бы такого поворота событий.
Правда, он не был уверен, что девушка говорила правду.
Он всегда считал цыган свободными и беззаботными и полагал, что их женщины дарят свое расположение всем, кто им приглянется.
Тут он с улыбкой подумал, что если бы это и было так, то их поведение мало чем отличалось бы от самых знатных аристократок, так как нравы в высшем свете были весьма свободными.
Беспутное общество, центром которого с самого начала столетия стал Карлтон-хауз, задавало прискорбно аморальный тон поведения, а Лондон, как прекрасно знал маркиз, был настоящим рассадником греха.
Надо было быть слепым, чтобы не видеть все растущего количества ярко раскрашенных распутниц, наводнявших по ночам улицы города. А ведь некоторые из этих девиц были еще совсем юными — настоящими детьми! Существовали и воровские притоны, в которых мальчишек учили ремеслу домушников, карманников и всем другим видам преступлений, которые только есть на свете.
По мнению маркиза, в Лондоне развелось слишком много зла, которое следовало бы разоблачать и искоренять, — и он всерьез подумывал о том, не следует ли при удобном случае заговорить об этом в палате лордов.
Но тут же с ироничной улыбкой напоминал себе, что не ему выступать против аморальности и превращаться в защитника благопристойности.
Перед его мысленным взором мелькали лица множества привлекательных женщин, которые смотрели на него с огнем во взоре, протягивали к нему свои белоснежные руки, подставляли ему губы с легкостью, без слов говорившей о том, что он — далеко не первый их возлюбленный и, конечно же, не последний.
И в то же время он готов был бы держать пари на сколь угодно крупную сумму в том, что девушка-цыганка, которую сбил его фаэтон, была созданием чистым и нетронутым.
Эта мысль заставила его громко рассмеяться.
«Право, я, наверное, слишком увлекся ею. Надо же было вообразить, будто такое возможно» — сказал он себе.
Ведь, судя по тому, что рассказала Савийя, она побывала в России, Венгрии и Германии. И чтобы попасть в эти страны, она должна была проезжать через множество других. Можно ли было поверить, что во время этих переездов ее необычная красота не привлекла к себе внимания?
Да и как насчет мужчин ее племени? Есть же у них глаза, а в жилах их должна течь горячая кровь!
Маркиз выехал из леса напротив дома Юдит и заставил себя перестать думать и о Савийе, и о тех женщинах, которых он знал.
Он был уверен, что сейчас ему предстоит немало достаточно сложных решений и, скорее всего, значительное количество самых разных дел.
И он не ошибался.
Когда маркиз вернулся домой к ленчу, то уже знал, что ему по крайней мере неделю нельзя будет вернуться в Лондон.
По правде говоря, оценив, в каком виде оказались дела и имения Юдит, он пришел в ужас.
Уезжая, она оставила очень четкие распоряжения.
Все ее поместья должны были перейти под его управление, и все дальнейшие распоряжения и, конечно, оплата всем служащим будут исходить от Рэкстона.
Маркиз подумал, что кто-нибудь другой на его месте возмутился бы подобной обузой, — и весьма немалой, — которую на него взвалили без всякого предупреждения. Но, видимо, Юдит догадывалась, что ее решение станет в некотором роде триумфом маркиза.
Его отец всегда мечтал приобрести близлежащие земли и присоединить их к поместью Рэкстонов. И теперь это, по сути дела, уже произошло!
Маркиз переговорил с агентом, управляющими фермами и поверенным Юдит, который дожидался его с целой пачкой требовавших подписи бумаг.
По дороге домой маркиз сказал себе, что ему придется немедленно уделить своим новым землям самое пристальное внимание, чтобы устранить снижение доходов, которое он обнаружил.
Даже оказавшись дома, он все еще продолжал обдумывать, кому следует поручить ключевые посты в имении и как новые люди будут сотрудничать с его собственными управляющими.
До ленча оставалось всего четверть часа. Маркиз вручил свою шляпу и хлыст лакею и автоматически направился в библиотеку.
Как он и ожидал, Преподобный оказался именно там — и Савийя тоже.
Они были настолько поглощены чтением, что маркиз прошел половину комнаты, прежде чем они заметили его приход.
Но когда, услышав его шаги, учитель и ученица повернулись навстречу ему, в их глазах ясно отобразилась радость.
— А, вот и вы, милорд! — воскликнул Преподобный. — Сегодня утром вы уехали очень рано — я даже не успел рассказать вам о том, какое открытие сделал!
— Доброе утро, сэр, — поздоровался маркиз. — Доброго утра и вам, Савийя.
Девушка улыбнулась ему, и он снова подумал о том, насколько она хороша собой: ее темные волосы необычайно красиво контрастировали с яркими переплетами книг. А ее движения показались ему еще более грациозными, чем он помнил.
— Доброе утро, милорд, — сказала она, а потом сразу же добавила, словно ребенок, которому не терпелось рассказать нечто необычайное: — Преподобный джентльмен нашел такую книгу, которая, как он решил, вам понравится!
