– Я приму меры, мадам Дьёдонне любезно отдала мне ключи.
Виктор дождался, когда она сядет в машину и сказал:
– Заезжайте ко мне на обратном пути, я сварю вам кофе!
Вместо ответа она рванула с места, развернулась и проехала мимо него, обдав облаком пыли.
На рыночной площади Трех Гусей Бланш раздумывала, что бы купить к обеду. Она знала всех лучших торговцев и у кого продукты вкуснее, но сегодня утром у нее не было никакого вдохновения. Она нерешительно остановилась на тротуаре и рассеянно посмотрела на великолепное убранство из башенок, колоколен и угловых лестниц, окружавшее ее. Сарлат был изумительным городом, и она каждый раз, выходя из дому, восхищалась им, но сегодня ей мешал какой-то безотчетный страх, что-то вроде труднообъяснимого предчувствия.
Едва передвигая ноги, Бланш дошла до улицы Республики, которую все называли Поперечной, потому что та делила город надвое. Наконец она решила зайти в свою любимую кондитерскую и, стоя в очереди перед прилавком с пирожными, не могла избавиться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Подняв голову, она встретилась взглядом с мужчиной, который странно смотрел на нее. Две-три секунды они сверлили друг друга взглядом, и вдруг ее сердце бешено заколотилось. Это был Жан Вильнёв, хотя и здорово изменившийся. Он тоже ее узнал. Их последняя встреча лет тридцать назад была столь важной для обоих, что ни тот ни другой не могли забыть ее.
Бланш первая опустила глаза. Она почувствовала, что краснеет; от подспудного ужаса сердце стучало все быстрей. Скажет ли он ей что-нибудь? Очевидно, ничего странного в том, что они поздороваются, не будет,– ведь они оба были жителями Сарлата и встречались раньше, но у нее не было ни малейшего желания с ним говорить.
Она отвернулась, чтобы избежать пристального взгляда, и когда продавщица спросила ее, что желает мадам, она ответила что попало, лишь бы поскорее выйти. Оказавшись на тротуаре, она вынуждена была идти спокойно, в то время как ей хотелось бежать со всех ног. Без сомнения, Жан приехал в Сарлат на похороны дяди и ожидал наследства. Заходил ли он уже в нотариальную контору? Кто занимается его делом, Виктор или Максим? А главное, сколько времени он еще пробудет в этих краях?
Перспектива встречать Жана на каждом углу делала ее больной от страха. Она налетела на прохожего, но даже не подумала извиниться, и продолжала идти быстрым шагом. Дойдя до угла улицы, она бросила взгляд через плечо. Нет, он не шел за ней. Как и в тот день, увы! Во всяком случае, им больше нечего сказать друг другу. И лучшей тому гарантией была связывающая их тайна.
Запыхавшись, Бланш подошла к улице Президьяль в тот момент, когда Марсьяль выходил из дому. Она постаралась придать своему лицу приветливое выражение.
Было почти четыре утра, когда Виктор, доведенный до изнеможения, все-таки решил включить свет. Он, очевидно, так и не сомкнет глаз, если ему не удастся побороть бессонницу. Впрочем, он перебрал уже все средства. Каждый раз, когда сон, казалось, вот-вот сморит его, в мозгу навязчиво всплывал образ Лоры. Стоило ему отогнать его, как тишину нарушал какой-нибудь звук. Сейчас, когда дом хорошо прогрелся, он начал ходить ходуном сверху донизу. Древесина, расширившаяся от влажности, теперь подсыхала, потрескивая и похрустывая. Некоторые окна открывались без всякого вмешательства, вызывая сквозняки, завывание в трубах и хлопанье дверей. Не считая того, что снаружи ветки деревьев царапались в оконные стекла, когда поднимался ветер, и со вчерашнего вечера, не переставая, лил дождь.
Доверяя старой крестьянской мудрости, утверждавшей, что «погибель приходит с небес», Виктор в первую очередь нанял кровельщика, чтобы тот осмотрел все крыши и залатал дыры. Следующим этапом ремонтных работ был осмотр окон и дверей, что на неделю загрузило работой столяра. К счастью, внутренние ставни не пострадали за годы запустения.
Менее чем за месяц Виктор привык к широким пространствам своего дома и, чтобы не жить только в комнате и кухне, рыскал повсюду, строя планы. Комната Тома была уже готова. В ней появились новые обои с морским рисунком, а также старая ученическая парта Виктора, которую ему пришлось тащить через всю галерею.
Он надел свитер, а сверху накинул темно-синий махровый халат. С потрескиванием древесины он сделать ничего не мог, но чтобы справиться с ветками, следует вызвать обрезчика деревьев. Что же касается Лоры, то здесь ему поможет лучший лекарь – время. Оно погасит то острое желание, которое он по-прежнему испытывал к ней. Но если он будет постоянно изводить себя, воображая Лору в объятиях Нильса, то станет совершенно сумасшедшим.
Лучше пойти сделать кофе и пожевать что-нибудь, раз уж пришлось встать. Перед тем как спуститься, Виктор заглянул в комнату, куда переставил секретер. Его закрытая дверца по-прежнему интриговала его, и он опять поковырял замочную скважину, но напрасно. Наконец, доведя себя чуть ли не до исступления, он решил спуститься вниз за отверткой, чтобы использовать ее как рычаг. Отец продал ему Рок вместе с мебелью – тем хуже, если он повредит секретер. Впрочем, цена была смехотворной, совсем не такой, какая была принята на рынке недвижимости, но ее частично компенсировал объем предстоящих ремонтных работ. Максим постановил, что все сделано правильно, и поспешил подготовить акт купли-продажи.
Деревянная дверца приподнялась с сухим щелчком. Лезвие отвертки глубоко впилось в инкрустацию. Виктор почувствовал себя виноватым. С тех пор как он поселился в Роке, он вел себя как мальчишка.
Разозлившись на себя, Виктор быстро просмотрел содержимое ящиков. Несколько лент и булавок для волос, лупа, чистые конверты. Испортить старинный секретер ради этого?
– Я полный идиот...– пробормотал он.
В тот момент, когда он был готов закрыть дверцу, он заметил кусок бумаги в одном из верхних ящичков. Он схватил его и обнаружил, что это цветная фотография. Роскошная блондинка, улыбаясь в объектив, позировала в купальнике, который только подчеркивал ее скульптурную анатомию. Однако снимок кому-то явно не нравился, потому что был испещрен маленькими неровными дырочками, словно его яростно кололи циркулем.
Виктор подошел к лампе, чтобы рассмотреть его получше. Изучив то, что осталось от лица (дырочек в этом месте было больше всего), он укрепился в уверенности, что это Анеке. Он никогда не видел ее ни будучи ребенком, ни на фотографии. Мифическая любовница отца, о которой они с Максом говорили всегда шепотом, никогда не имела для них реального облика.
Озадаченный, он вернулся к секретеру, чтобы снова внимательно все осмотреть. Выдвигая один ящик за другим, в глубине он обнаружил еще три смятые фотографии. Он разгладил их ладонью. Крупный план лишний раз убедил его в том, что сходство Анеке с Нильсом было очевидным. Тот же светлый взгляд, те же светлые, почти белые волосы, тот же небольшой прямой нос. На последнем снимке она позировала с обнаженной грудью, а голова была криво отрезана ножницами. Мог ли отец, сходивший с ума от горя после смерти этой женщины, так неистовствовать над фотографиями? Их мать? Та была слишком тихой и мягкой женщиной, чтобы со злобой наброситься на кусок бумаги. Если только сам Нильс, проводя каникулы в Роке, случайно обнаружил эти снимки? По сравнению с Бланш, Анеке была великолепной матерью, которую хотел бы иметь любой мальчик. Ее преждевременная смерть исковеркала судьбу Нильса; возможно, он был несправедливо и неосознанно обижен на нее?
