закончил:
– От пьянства и чревоугодия, за что и раньше не раз я нес покаяния у Святого Вита… Во все их дела я не входил, но ведомо мне, что задумали они напугать твоих людей, госпожа, как будто тот греческий клирик творит черную ворожбу, и сделать надпись на греческом языке, как будто заклинание черной магии… Сам дьявол вкладывал свои мысли в голову Куно – они взаправду вызвали демона, и начал он губить людей… Ту старуху, которая сделала этих сухих тварей… И люди уже озлобились на Ставракия, и дела были близки к успеху… Но тут Бог, или я не знаю кто, послал эту вещь… И снова твой взор, господин, отвернулся от нас и воззрился на схизматика… Рихер и Куно говорили: если князь получит золотой меч, он будет воевать с хазарами. А это выгодно только грекам. То, что на пользу грекам, не на пользу нам, франкам. Они говорили: нужно убрать это игрушку дьявола. Но времени было мало. Это придумал Куно – убить грека и забрать эту вещь. Но что они хотят убить христианского служителя на языческом алтаре, этого я не знал, клянусь святым Витом! Хоть он был и схизматик… Да и что я мог бы сделать…
Отец Теодор снова повесил голову, сжал руки и принялся молиться с такой лихорадочной поспешностью, будто каждое слово было камешком, из которых он возводил стену между собой и бездной гибели.
Пораженный этими открытиями Святослав взглянул на Мистину. Не то чтобы он пожалел о напрасных обвинениях, об этом он сейчас не помнил. Но во взгляде его отражалось доверие и призыв о помощи к человеку, которого он с детства привык считать умнейшим в Киеве.
– Где ваши люди спрятали меч, когда забрали его у грека? – спросил Мистина у отца Теодора.
Этот вопрос все равно будет задан. Так лучше сейчас, пока несчастный диакон путается в словах и мыслях.
– Под каким-то деревом. Где-то в лесу. Я не знаю, я там никогда не был. Знаю только, что потом, после тех гуляний, когда исчезли Куно и с ним Хельмо, Рихер и Вальдо ходили к тому месту следующей ночью, но ничего не нашли.
Все верно: к тому времени до громобоя добрался Торлейв и забрал оттуда завернутый в кожу сук, который там оставила Правена.
– Что они собирались сделать с мечом? – спросил Святослав.
– Я не ведаю, господин. Должно быть, отвезти государю нашему Оттону.
Святослав гневно нахмурился, а у Мистины отлегло от сердца. Похоже, об участии Витляны и о попытке Хельмо перетянуть на свою сторону его самого отец Теодор не знал. А раз так, эти тайны сокрыты навеки… если опять не вмешается некто одноглазый.
– Прости меня, если можешь, господин! – Отец Теодор сполз с лавки и снова повалился на колени. – Моих спутников уже покарал Господь, но мне он изволил оставить мою жалкую жизнь, может быть, желая дать мне время раскаяться и заслужить прощение перед ним… Только о Куно я не ведаю, где он сейчас.
– Как это, ётуна мать? – воскликнул Святослав, Асмунд и Вальга тоже встрепенулись. – А он разве не со всеми порублен был?
Вот это новость – что самый опасный из этих гадов цел и невесть где ползает! В тому времени как сам Святослав увидел тела, приглядываться к ним, пытаясь кого-то узнать, было уже почти бесполезно.
– Нет, господин. Мы его не видели с Ночи Летних Огней. Они были с Хельмо вместе. Потом были у господина Мислислава в плену. А потом Куно убежал, но к нам не приходил. Клянусь Святой Девой, в нашем жилище он не показывался.
– Двое немцев были у тебя в плену? – Святослав воззрился на Мистину.
– Только один, – сознался Мистина. – Хельмо. А второго с той же ночи Купальской в живых не было.
По избе снова пролетел ропот изумления.
– Он пытался убить меня, – объявил Торлейв, видя, что разговор опять вернулся к опасной черте. – Если бы не Агнер, мой бережатый, я бы лежал в лесу с перерезанным горлом.
– Они посмели умышлять на тебя?
Святослав не питал особой привязанности к своему двоюродному брату, но попытка убить такого человека его возмутила. Его кровный родич – не какая-то бабка Плынь!
– И как все было? – спросил Асмунд.
– Я… – Торлейв лихорадочно соображал, о чем можно рассказать, – увидел, как Хельмо тащил куда-то… одну девушку знатного рода. Она кричала. Я подошел к ним и спросил, что это он делает. Девушка вырвалась. Я пошел проводить ее к людям, где она будет безопасна. Когда вернулся, Хельмо там уже не было, зато мои двое бережатых показали мне труп его слуги – как мы тогда думали. Все случилось у меня за спиной, я даже не знал, что был на волосок от смерти. Если позволишь, я позову моих людей, они здесь. И ты все услышишь от них.
Святослав кивнул. Торлейв прошел к двери, выглянул на крыльцо и сказал кому-то несколько слов. Он вернулся, а вслед за ним в избу вошел еще один человек – крепкий мужчина лет сорока с небольшим, очень загорелый, с длинными волосами, заплетенными в косы, с косичками в бороде, с надетыми на концы серебряными бусинами. С кожаной повязкой на правом глазу…
Женщины воззрились на пришельца с любопытством. А Святослав охнул и шагнул к нему.
– Хоар! Ты здесь?
Под обычной льняной рубахой нельзя было видеть, есть ли на груди огромный шрам от копья. Но взгляд Святослава невольно устремился к этому месту.
– Да, зовут меня и так, – подтвердил пришелец. – Но имя мое – Агнер. Я, конунг, когда-то был в дружине твоего родича Хельги Красного, а после его гибели лет двадцать провел в сарацинских странах. Только недавно вернулся сюда и решил послужить сыну моего прежнего вождя, он ведь вырос человеком весьма достойным, валлах! Надеюсь, ты с этим согласишься.
– Расскажи, что вышло с тем немцем возле Клова, в Купальскую ночь, – велел Торлейв.
Агнер стал рассказывать: как они шли втроем по бору, как они с Илисаром немного отстали от Торлейва, как тот услышал женские крики и пошел на них, а они чуть задержались и благодаря этому вовремя увидели, как к их господину подбирается лихой человек с ножом в руке. По дружинной привычке Агнер показал руками, как «снял» лиходея, набросившись на него сзади. При этом в глазах Святослава мелькнуло понимание, но Эльга, поглядывая на князя, с удивлением видела, что он потрясен куда больше, чем требовал случай. Это она любила Торлейва не меньше, чем собственного сына, но Святослав к нему всегда был
