Он быстро остановил ее:
— Я так не говорил.
Если… если бы мы договорились, это не повлекло бы никаких обязательств. Я больше ничего не потребую, уверяю вас. Вам нечего опасаться, что мне захочется заставить вас отвечать за последствия или попытаться каким-то образом связать вас.
— В самом деле? — Намек на то, что он нужен ей только для намеченной цели, привел его в замешательство. Прежде именно он всегда давал ясно понять, что не будет считать себя связанным. Такая смена ролей могла бы нанести удар его самолюбию, если бы не комизм ситуации.
— Ничего смешного, — проговорила она сквозь зубы, заметив в его глазах удовольствие.
— Да-да, — согласился он полным обещания голосом. — Просто интересно. Не могу припомнить, когда я был так увлечен или так польщен. Сherie, я бесспорно к вашим услугам. Располагайте мной, как хотите.
Предложение было необычайно щедрым, она прекрасно это сознавала и была немало поражена таким великодушием. Она в сомнении смотрела на него.
— Я не хотела бы воспользоваться вашей слабостью.
— Я прошу вас сделать это.
— И мне было бы неприятно думать, что я могла бы причинить вам вред.
Он напряг мышцы лица, чтобы сохранить серьезное выражение.
— Будьте уверены, я от этого даже не вздрогну.
— Она понизила голос почти до шепота:
— Говорят, женщине бывает больно.
— Есть способы уменьшить эту боль, и я ручаюсь, что использую их и покажу вам путь к наслаждению.
Гастон зашевелился в другой комнате:
— О чем вы там шепчетесь?
Его вопрос прозвучал напоминанием. Внезапно решившись, Сирен подняла голову.
— Тогда я принимаю ваше обещание, ведь я не могу ожидать, что когда-нибудь мне предложат больше.
Рене встретил ее ясный взгляд с чувством, похожим на раскаяние. Желание смеяться пропало.
— Этого слишком мало, — сказал он, — гораздо меньше, чем вы заслуживаете. Я бы очень хотел, чтобы было больше.
Трудность, с которой они столкнулись, заключалась в том, как найти способ достигнуть, цели за оставшееся время. Два дня. Через два дня Рене Лемонье должен уйти. Бесполезно было бы упрашивать Пьера и Жана, ссылаться на желание Лемонье изучить их дело, стать вояжером, если даже он упомянул об этом всерьез, в чем Сирен вовсе не была уверена. Подозрения Бретонов насчет него, поначалу неуверенные, были доведены до предела теми знаками внимания, которые они видели. Весь остаток дня кто-то из них все время ходил туда-сюда, вычищая и смазывая капканы на передней палубе или торчал со своими приятелями возле сходней.
Под вечер они еще приняли груз из двадцати бочонков индиго. Вид пузатых, испачканных голубым бочек с бросающимися в глаза надписями «мука» во многом объяснял, почему последнюю неделю братья допоздна засиживались в пивной. Должно быть, они торговались с плантатором. Цена на индиго с недавних пор выросла. Появились известия о том, что за доставку индиго в английские порты должны платить с целью поддержать производство красителя в английской колонии Каролина. Однако в результате увеличилась бы и ценность индиго, которое выращивали в Луизиане.
Выяснились и причины — по крайней мере, одна из них — растущей раздражительности и вспыльчивости Бретонов, которые замечала Сирен в последние дни. Пока Лемонье оставался у них, они не могли планировать торговую экспедицию, о которой свидетельствовали бочки с индиго, не могли даже упоминать об этом, но тем более они не могли отказаться от экспедиции. И в довершение всего, благодаря присутствию Лемонье, им пришлось тайком переправлять краску на борт собственной лодки и прятать ее под парусиной.
Прибытие партии индиго в момент, когда они полностью перестали доверять Лемонье, привело к тому, что с наступлением вечера братья даже не пытались отлучиться в пивную, а болтались в каюте, перекидываясь шутками, обмениваясь новостями и сплетнями, мешая Сирен, готовившей блюдо из рыбы, креветок и трав в коричневом соусе, которое подавалось с рисом, медленно кипевшем в черном железном горшке.
Когда ужин был съеден и мужчины принесли Сирен мыть свои деревянные миски и ложки, она спросила:
— Разве вам не хочется выпить? Мне кажется, я слышу музыку в пивной.
— Сегодня и вода сойдет, сheriе, — ответил Пьер.
Жан посмеивался, лежа на медвежьей шкуре перед очагом и подбирая мелодию на концертине:
— Она всегда сойдет, если у человека в карманах пусто.
Она сумела бы отослать Гастона с каким-нибудь поручением, но невозможно было избавиться сразу от троих, не вызвав подозрений. Обменявшись взглядами с Рене Лемонье, который лежал, приподнявшись на локте, Сирен удрученно улыбнулась ему и чуть заметно пожала плечами.
Этой ночью ее совращение не состоится. Она не знала, радоваться или огорчаться.
На следующий день Сирен отправилась в город на рынок. Для такой торговой вылазки было много оснований. Ей нужно было пополнить запасы еды, к тому же она старалась теперь готовить как можно лучше, пока Рене был способен оценить ее усилия. Кроме того, необходимо было проверить, что имеется в продаже, и начинать запасаться для экспедиции к англичанам, в которую собирались Бретоны. Но больше всего ей надо было хотя бы на часок вырваться из каюты.
Она почти не покидала судно с тех пор, как вытащила Рене Лемонье из реки, и это заточение становилось тягостным. И все же главная причина состояла не в том. Заключив соглашение с этим повесой, она стала невероятно застенчивой. Она ощущала на себе его взгляд, куда бы ни пошла, — в тесной каюте укрыться от него было невозможно. Может быть, это был всего лишь плод ее возбужденного воображения, но ей чудилось, что его глаза смотрят требовательно, нетерпеливо, как будто он страстно жаждет заявить на нее свои права. Под таким взглядом она двигалась все более неловко, ее обычное спокойствие и уравновешенность исчезли. Она вдруг стала косноязычной и бестолковой. Больше того, с сегодняшнего утра у нее появилась странная манера вспыхивать, встречаясь с ним взглядом. И это ей не нравилось. Совершенно не нравилось.
Гастон неторопливо шагал рядом с Сирен, нес ее корзинку и насвистывал сквозь зубы. Их сабо глухо шлепали по грязи. День был хмурый, холодный ветер трепал концы платка на шее Гастона и мял края простого полотняного чепца, который Сирен надевала на выход. Ветер устало шелестел среди деревьев вдоль дороги, их ветки облепили черные дрозды, они пронзительно кричали и бранились, бросались вниз, к земле, и снова взлетали, похожие на кружащуюся осеннюю листву глянцево-черного цвета. Вверху, над головой, стая уток, слишком многочисленная, чтобы ее можно было сосчитать, летела неровным клином. С опушки леса выглядывала дикая кошка с куцым хвостом, она зашипела и бросилась прочь при приближении людей.
