В Ольвии прошёл первый снегопад, а в Тритейлионе снега ещё не было. После череды дождливых дней распогодилось, выглянуло солнце, и Галена уговорила свою госпожу выйти на прогулку.
Лёгкий морозец за ночь подсушил землю и садовые дорожки, деревья медленно роняли последние листья, а парк, в буйстве летней зелени казавшийся дремучим лесом, теперь проглядывался насквозь. Федра со служанкой дошли до места, где кончался старый парк и начинался молодой. Деревья, посаженные по приказу Идоменея вокруг нового особняка, за последние годы разрослись, и их ветви уже смыкались над аллеями, образуя летом тенистые галереи. Белокаменный особняк под красно-коричневой крышей, освещённый ярким солнцем, сверкал меж серых стволов как кусок льда.
Федра задумчиво посмотрела в сторону дома. Галена, проследив за этим взглядом, предложила:
— Может, прогуляемся к особняку, госпожа? Говорят, Нисифор привёз мастеров и под их руководством рабы начали внутреннюю отделку дома.
— Нет, Галена, не сегодня. Давай вернёмся в гинекей. Холодно, — Федра зябко повела плечами. Назад они возвращались той же дорогой, только госпожа шла на шаг впереди, ей не хотелось, чтобы служанка видела сейчас её лицо.
Разговоры о новом особняке вызывали у Федры противоречивые чувства. Много лет назад, в ночь любви, Идоменей поделился с нею планами. Тогда они мечтали, что сыновья, закончив обучение, вернутся в Таврику, и один из них поселится в городе, а другой — в Тритейлионе. «Мы не будем мешать молодым, — сказал Идоменей. — Я построю для нас новый дом, всем места хватит».
Строительство особняка отнимало львиную долю доходов поместья. Идоменей хотел сделать новое жилище максимально удобным и роскошным, но в Таврике не имелось месторождений мрамора, поэтому его, как и многие другие строительные материалы, везли морем. Раньше в таких тратах был хоть какой-то смысл, а сейчас… Федра терялась в догадках, зачем достраивать этот дом, если сыновья решили не возвращаться на родину? Если андрон стоит многие дни в году пустым, а ей вполне достаточно двухэтажного гинекея? Но Идоменей с удивительным упорством продолжал обустраивать ставший уже ненужным дом. Видимо, он просто привык доводить все свои задумки до конца — так Федра объясняла себе прихоть мужа.
Когда Федра с Галеной вышли из аллеи, то увидели, что со стороны храмовой террасы к гинекею медленно идёт немолодая, грузная и при ходьбе опирающаяся на палку женщина в наброшенной на плечи коричнево-зелёной шерстяной накидке, такие цвета обычно носят жители сельской местности.
— Метида? — не оборачиваясь, спросила у служанки Федра.
— Да, госпожа, это она, — подтвердила Галена и замахала рукой: — Метида, госпожа здесь!
Услышав голос Галены, женщина обернулась на зов и склонила голову. Приблизившись к хозяйке Тритейлиона, поклонилась ей ещё раз:
— Госпожа, приветствую. Пусть сегодняшний день для вас будет добрым.
— Благодарю, Метида, и тебе того же. Давненько ты не появлялась в верхнем Тритейлионе.
— Желала бы бывать у вас чаще, госпожа, но немощь одолела, — ответила женщина, кивая на палку. — Тяжело стало ходить по лестницам вверх-вниз.
Галена покосилась на трость, о которую опиралась гостья. Этот предмет из драгоценного палисандрового дерева с набалдашником из серебра и слоновой кости резко контрастировал с простым нарядом Метиды. Идоменеев подарок.
С Метидой Галена когда-то соперничала за право жить при госпоже в гинекее. Если Галена была рабыней в доме родителей Федры, то Метида принадлежала отцу господина Идоменея. После того как хозяин овдовел, умная и трудолюбивая рабыня смогла заслужить доверие господина и стать полновластной хозяйкой в господском доме. Тогда она и получила прозвище — Метида*, настоящим именем с тех пор её никто не звал.
Ходили слухи, что Метида между домашними хлопотами смогла подчинить сердце одинокого мужчины. Сама женщина никогда на этот счёт не распространялась и при жизни хозяина никакими привилегиями не пользовалась. Получив свободу, она, как и Гектор, нового господина не покинула.
Идоменей, в отличие от своего отца, всячески поддерживал Метиду. Он захотел, чтобы женщина жила при его жене в гинекее, но и здесь бывшая рабыня проявила мудрость. Она уступила выгодную должность Галене, а сама предпочла командовать в посёлке: женщины под её началом трудились в ткацкой мастерской и прядильне. Тогда Идоменей велел построить для Метиды дом и приставить к ней помощницу.
Галена, хоть и посматривала на бывшую соперницу свысока, в глубине души признавала, что ни одна из прислужниц в Тритейлионе не пользуется таким уважением, как Метида.
— Пойдём в дом, — пригласила гостью Федра. — Расскажешь, с чем пришла.
— Благодарю за приглашение, госпожа.
В покоях Федры их встретила Хиона, помогла госпоже раздеться. Метида, поймав взгляд юной рабыни, ласково улыбнулась ей. Совсем ещё девочка, а от лица глаз не отвести. Что же дальше будет?
Хиона, почувствовав внимание гостьи, слегка покраснела. Она часто встречала Метиду, когда приходила в посёлок рабов. Пожилая женщина с круглым приветливым лицом и гладко зачёсанными седыми волосами нравилась девушке, и Метида отвечала ей взаимностью.
— Присядь вот в это кресло, — как всегда чуткая Федра посчитала, что полной женщине неудобно будет на узком стуле или табурете, и предложила ей своё кресло. А после обратилась к девушке: — Хиона, милая, сходи на кухню за угощеньем.
— Благодарю, госпожа. Не стою я таких трудов, — возразила Метида, но хозяйку послушалась.
Когда все уселись, а Хиона внесла поднос со сладостями и поставила его перед гостьей, та заговорила о причине своего визита:
— Госпожа, с начала осени мы отправили в город почти двести локтей* различных тканей, часть из них пошла под окраску, часть сразу поступила в лавки. Как сказал Нисифор, общая выручка от продажи за вычетом платы красильщикам составила более шестисот драхм. Каждый кусок полотна был примерно по четыре — пять локтей в длину
— Размер плаща или накидки. Я слышала эти цифры от Нисифора, — подтвердила Федра.
— Всё так, госпожа. Накидка в четыре локтя в лавке стоит двадцать драхм, а химатион такой длины или чуть короче, но покрытый вышивкой, был куплен за сотню.
— В пять раз дороже, — кивнула Федра, она, наконец, поняла, к чему клонит пожилая рабыня.
— Вот я и подумала: хорошо бы часть полотен украшать вышивкой.
— Ах, Метида, если бы ты знала, сколько времени и трудов ушло у Клитии на этот химатион! Вряд ли она сможет работать быстрее. Кроме того, у девушки есть и другие обязанности в гинекее. Что касается меня, то я едва успеваю украшать одежду для себя и своего супруга.
— Я совсем не хочу вас утруждать, госпожа, и не прошу, чтобы ваша рабыня сидела за пяльцами день и ночь. Моё предложение состоит в другом. Нужно выбрать из рабынь, что заняты в ткацкой мастерской, способных освоить этот вид искусства, а Клития в свободное время будет приходить в посёлок их обучать. Думаю, вскорости мы сможем увеличить доход мастерских в два — три раза.
— Ты говорила об этом с Нисифором? — поинтересовалась Федра.
— Говорила, госпожа. Он согласен со мной, нужно только ваше позволение. За ним я и пришла.
Федра задумалась, а Галена обиженно поджала губы: Метида могла бы с ней посоветоваться, прежде чем с госпожой говорить! Разве не она, Галена, управляет гинекеем? Разве не ей подчиняются домашние рабыни? Но вслух служанка ничего не сказала. Чувствовалось, что хозяйке Тритейлиона понравилась задумка.
— Мне кажется, твоё предложение разумно, Метида. — Пожилая женщина слегка склонила голову в ответ на слова Федры. — Осталось только сообщить Клитии о её новых обязанностях, — и, повернувшись к Хионе, хозяйка спросила: — Где сейчас твоя подруга?
— Она на кухне, госпожа.
— Сходи за ней, милая. Пусть поднимется к нам.
Метида
2.
Рыжеволосая рабыня вошла в комнату и смущённо уставилась на Метиду, а потом перевела взгляд на госпожу. Видимо, Хиона уже успела обо всём рассказать.