— Простите, господин, не уследил. Полночи проворочался, а к утру сон сморил. Проспал… Подождите немного, сейчас огонь разведу и пойду готовить вам завтрак.
— Отойди, Гектор, — Идоменей присел у очага и отстранил старика. — Сам разожгу, ступай за едой.
Гектор, кряхтя, поднялся и, держась за поясницу, отправился на кухню. Глядя слуге вслед, Идоменей покачал головой: тяжело старику приглядывать за хозяйством. Нужно было оставить его зимовать в городском доме, но Гектор ни в какую не хотел уходить на покой. Идоменею тоже нелегко отказываться от помощи преданного слуги, с которым столько лет прожил бок о бок и который знает все его привычки и причуды, но что поделать — время никого не щадит.
Наконец огонь в очаге разгорелся, весело затрещали дубовые поленья, в лицо полыхнуло жаром. Идоменей, смотря на пляску красно-жёлтого пламени, подумал, что нужно бы кого-то из рабов приставить к Гектору в ученики. Но сделать это так, чтобы старый слуга не обиделся.
— Завтрак готов, господин.
Шаркая ногами, в комнату вошёл Гектор и поставил поднос на низкий столик рядом с хозяйским креслом.
— Благодарю, — ответил Идоменей. — Я тут подумал, — начал нелегкий разговор мужчина, — не взять ли тебе помощника по дому? Ты будешь, как обычно, обихаживать меня, а тяжёлой работой займётся нанятый слуга. У тебя появится больше времени для отдыха…
— Как вам угодно, господин, — не глядя на хозяина, проворчал Гектор. По его голосу Идоменей понял, что слуга недоволен, но не успел ничего сказать. Гектор продолжил: — Дом-то мал, господин. Как мы все поместимся, если ещё один человек будет здесь постоянно околачиваться?
Дом, в котором Идоменей останавливался в Ольвии, действительно был невелик. По сути, это не полноценный жилой дом, а старая сторожевая башня, когда-то входящая в состав городских оборонительных укреплений. Со временем город разросся, и крепостные стены перенесли на новое место, а башня, имевшая толщину стен более восьми локтей и прочный фундамент, осталась. Сначала в ней располагалась городская казна, потом крепкое здание использовали для хранения различных ценностей местные купцы и трапезиты, а затем помещение было выкуплено частным лицом и переделано под жилой дом. В таком жилище не могла комфортно разместиться семья, но для одиноких путешественников проживание в башне имело ряд преимуществ: строение располагалось практически в центре, с его смотровой площадки открывался великолепный вид на город и гавань, толстые стены помогали удерживать тепло зимой и прохладу летом, а для обслуживания внутренних покоев не требовалось много слуг.
Идоменей арендовал этот дом уже немало лет, оставляя его за собой даже на время длительного отсутствия, украсил интерьер на свой вкус и оборудовал небольшую купальню. Для симпосиев же, что ему приходилось устраивать в Ольвии, мужчина снимал помещения в общественных зданиях, а для устройства частных интимных пирушек пользовался андронами друзей. Идоменей очень ценил обособленность и покой своего ольвийского жилища, а Гектор ревностно следил за порядком в нём и оберегал от докучливых посетителей.
Хозяин ничего не ответил на ворчание слуги. Ему самому не хотелось видеть чужого человека в доме, но сомнения всё же не оставляли— впереди долгая зима, справится ли немолодой уже Гектор со своими обязанностями? Сейчас Идоменей жалел, что не привёз с собой Зела, и даже думал, не послать ли кого с письмом в Тритейлион. Но отказался от этого: путешествие в зимнюю пору таило много опасностей.
Вспомнилось о Хионе, как она уговаривала взять её на зимовку в Ольвию. Сначала эта идея казалась Идоменею заманчивой. Он представлял их вечерние беседы у очага, как он рассказывает девушке какую-нибудь забавную историю, или она читает ему Гомера, или поёт, или играет на сиринге. Но вот гетеры, как та, что до сих пор находилась в его спальне… Наверное, основная причина, по которой он не взял Хиону с собой, — отношения с другими женщинами. Скорее всего, девушке было бы неприятно узнать, что любимый господин не хранит верность её не менее любимой госпоже. Ведь юность так непримирима.
Кстати, нужно бы расплатиться с прелестницей, скрасившей ему ночь, и отпустить её.
Гектор
— Господин, что делать с этим?
Пожилой слуга держал в руках подобранную с пола одежду ночной гостьи. Идоменей с трудом припомнил её имя. Эгла, кажется.
— Отнеси владелице, — пожал плечами Идоменей. — Пусть девушка оденется и спустится вниз. — Гектор, тяжело шаркая ногами, направился к лестнице. Увидев это, Идоменей вздохнул и отменил приказ: — Погоди, друг, сам отнесу.
2.
Мешочек, плотно набитый монетами, мягко шлёпнулся на подушку рядом с головой Эглы. Девушка открыла глаза и с притворным недоумением посмотрела на него, затем медленно перевела взгляд на мужчину. Еле сдерживалась от желания схватить кошель и сжать его в руке, Эгла сладко потянулась. Одеяло соскользнуло с её груди. Идоменей усмехнулся этой старой, как мир, женской уловке.
Ещё вчера, на симпосии, он заметил красивую невысокую девушку, которая всеми средствами старалась завладеть его вниманием. Наблюдая за её потугами, он даже сначала решил, что она — юная и неопытная гетера, впервые участвующая в симпосии.
После неудачного исполнения песни девушка не ушла, а принялась танцевать перед его апоклинтрой. Идоменей, всегда сдержанный в еде и питье, в отличие от большинства захмелевших сотрапезников сразу догадался, что танец не был частью выступления музыкантш с бубнами. Мужчину позабавила смелость и наивное нахальство девушки — нарушение порядка симпосия чревато для гетеры огромными проблемами, её могли больше никуда не пригласить. Поэтому он захотел провести с нею ночь, чтобы узнать, так ли свободна она от предрассудков на ложе, как в жизни.
Сначала ласки красавицы показались излишне старательными, но потом от его ответных поцелуев она загорелась, и Идоменей почувствовал, что теперь девушка отдаётся ему не за деньги.
Не удержавшись, Эгла схватила мешочек. Рёбра монет больно впились в ладонь, и сразу же вспомнились слова Майи, что нельзя показывать мужчине свою заинтересованность в деньгах. Виновато опустив ресницы, девушка спросила:
— Доволен ли ты, господин, ночью, проведённой со мной? Позовёшь ли ещё?
— Доволен. Позову или сам приду, — отозвался мужчина. — Далеко твой дом?
Эгла растерялась. У каждой уважающей себя гетеры был свой дом, где она принимала поклонников. Но ей некуда пригласить господина Идоменея, да и снять дом зимой быстро не получится. Эгла в досаде прикусила губу. Как же не хватает Майи! Уж она бы нашла ответ!
Хозяин и не догадывался, что за мысли терзают его гостью. Он видел лишь капризно закушенную губку, белое гладкое лицо с карими глазами, нежные полукружья груди, тёмные волосы, разметавшиеся по подушке. Желание вновь поднялось в нем. Идоменей опустился на кровать и притянул Эглу к себе. Та мгновенно откликнулась — проворно скользнула под мужчину и обхватила его поясницу ногами.
3.
Порыв ветра распахнул ставню, и волна студёного воздуха омыла их распалённые любовными утехами тела. Эгла вздрогнула, прижалась к тёплому боку мужчины, а Идоменей потянул за конец одеяло и накрыл им себя и девушку.
— Ты так и не сказала, где живёшь.
— Далеко отсюда, — нехотя проговорила Эгла. — Вряд ли я смогу принимать тебя в своём доме, Идоменей. Ты ведь привык, — девушка обвела комнату глазами, — к роскоши, а я живу очень скромно.
— Вот как? Я думал, твои рабыни не успевают менять коврики у двери, стёртые ногами многочисленных поклонников.
— Нет, — вдохнула девушка, — ничего этого нет.
— Удивлён, — поднял бровь Идоменей, заглядывая ей в лицо. — На ложе ты лучше многих.
— Благодарю за похвалу. Только я с каждым не могу так, как с тобой, — Эгла стыдливо опустила ресницы. — Может, поэтому и поклонников немного…
Идоменей не стал больше расспрашивать девушку. От женщин, продающих своё тело, правды всё равно не узнаешь, каждая говорит лишь то, что от неё хотят услышать. Может действительно слишком разборчива, а может чересчур незамысловата, и ничем, кроме ложа, привлечь не умеет. Он думал о будущей зиме, с рано наступающими сумерками и длинными ночами, и как хорошо, когда в холода постель согревает чьё-то горячее тело.
