– Знаю, моя хорошая, – с сожалением произнесла Ивлин, гладя ее по голове, – я сейчас тобой займусь.
Маккерик стоял рядом с ними и протягивал ей чашку с отваром. Ивлин взяла ее, бормоча слова благодарности. Когда их пальцы соприкоснулись, она подавила желание немедленно отдернуть руку.
– Что ей нужно? – спросил Маккерик.
Ивлин осторожно глотнула отвар и кашлянула. Ей казалось удивительным, что она намного лучше стала себя чувствовать.
– Ей нужно промыть рану и поменять повязку. Вчера ее бок выглядел почти зажившим. Может быть, повязка ей уже и не понадобится. – Ивлин была рада, что они пока оставили тему о чтении «Песни Песней». Она сунула ноги в башмаки.
Маккерик недовольно хмыкнул и сказал:
– Я сам займусь этим.
– Нет. – Ивлин встала, держа кружку в одной руке, а книгу – в другой. Она справилась с легким приступом головокружения. – Вряд ли она позволит тебе сделать это. Элинор – моя питомица, и я сама должна о ней позаботиться.
Горец нахмурился. Он оглядел ее с головы до пят, и от его внимательного взгляда Ивлин стало как-то не по себе.
– Не думаю, что у тебя есть силы для… – начал он. Но Ивлин не стала его слушать и направилась к табурету.
– Ты мне не нянька, Маккерик, – заявила она, поставила кружку на низкое сиденье и, взяв брошенную седельную сумку, осторожно выпрямилась. Она боялась, что от слабости может упасть прямо в огонь, и тогда Маккерик решит, что он прав.
Она раскрыла сумку и положила внутрь бесценную книгу. Ей стало стыдно за свой резкий тон, и Ивлин постаралась исправить впечатление.
– Я бесконечно благодарна тебе за твою доброту, – сказала она, – но я не хочу, чтобы мной руководили. Я поняла это в тот момент, когда решила не возвращаться в монастырь. – Она на мгновение посмотрела ему в глаза. – Ты можешь быть вождем своего клана, но ты мне не господин.
Ивлин отвернулась, чтобы повесить сумку на гвоздь под полкой, и ожидала гневного ответа от шотландца.
– Очень хорошо, Ив. Но ты скажи мне, когда притомишься. Я помогу тебе, если ты захочешь сходить по нужде. В этом нет ничего постыдного.
Ивлин остановилась, но не стала поворачиваться к Маккерику. Она была совершенно не готова к такому ответу. Протянув руку к ножу и миске со мхом, что находились на полке, девушка услышала чавкающие звуки. Она обернулась.
Маккерик опять сидел на корточках перед огнем, рядом висел котел с похлебкой. Он кормил волчицу, выставив вперед длинную деревянную ложку. Горец посмотрел на Ивлин и сказал:
– Знаешь, похоже, я ей понравился. – Резковатые линии его лица сложились в мальчишескую улыбку.
Ивлин не смогла сдержаться и тоже улыбнулась. Затем сняла с веревки две чистые тряпицы.
– Ей больше всего понравилась твоя похлебка.
– Может быть, – дружелюбно пожал плечами Маккерик и помешал ложкой в котле. Элинор подошла к нему поближе и уловила аппетитный аромат. – Я хороший повар и потому понимаю твою подружку. Должны же мы с чего-то начать.
Он закрыл котел крышкой и положил сверху ложку.
– Все, больше не получишь, – сказал Маккерик. Волчица отошла и послушно легла на пол. Маккерик глянул на Ивлин, и она заметила в его глазах веселые искорки. – Я думаю, что если буду кормить ее и заботиться о ней, то в конце концов она привяжется ко мне.
Ивлин внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, есть ли в последней фразе Маккерика скрытый смысл. Но внутренний голос шепнул Ивлин, что над такими вещами лучше не размышлять, поэтому она отвела взгляд от горца и села на пол рядом с волчицей, собираясь заняться ее раной.
Коналл тут же перетащил низкий табурет поближе к тому месту, где расположились Ив с волчицей. Он взял ее кружку в руки и, уперев локти в колени, принялся хлебать остывающий отвар. С этого места – рядом, но чуть-чуть позади – ему открывался замечательный вид на бледные изящные руки Ив, пляшущие над волчицей, и на длинный изгиб ее шеи, когда она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону.
Его последние слова явно насторожили Ивлин, и Коналл мысленно сказал себе, что нужно вести себя более осторожно. Но он никогда раньше не ухаживал за женщинами. Нонна была обещана ему с рождения, так что ему не пришлось никого обольщать и соблазнять, теперь он был вынужден осваивать эту науку прямо по ходу дела.
Размышления о своей неопытности в вопросах любви дали новый поворот его мыслям.
– А ты была замужем, Ив? – спросил он. Ее рука на мгновение замерла.
– Нет, никогда, – ответила девушка и продолжила разматывать повязку.
– Верится с трудом, – заметил Коналл, когда понял, что она не будет вдаваться в детали.
Ивлин промыла рану влажной тряпицей.
– Почему?
– Девушка благородного происхождения, такая красивая и образованная – я думаю, тебя еще в детстве обручили с каким-нибудь лэрдом.
Кончики ее ушей порозовели.
«Помедленнее, Коналл, – напомнил он себе. – Не спеши».
– Я… правда была обручена. – Она посмотрела на него через плечо, и Коналл увидел ее покрасневшее лицо. – Мне кажется, рана почти затянулась. Приложить еще раз мох или не надо?
Коналлу понравилось, что Ив интересует его мнение. Он наклонился и внимательно осмотрел рану.
– Ну, по мне так твоя зверюга совсем здорова. Ты хорошо поработала. – И он широко улыбнулся.
Ив нахмурилась и едва заметно прищурила глаза. Коналл перестал улыбаться и придал лицу, какой надеялся, уместное в этом случае серьезное выражение.
– Думаю, что мох уже не нужен, – сказал Коналл. – Но стоит еще на день-два оставить повязку. Так, на всякий случай.
Ив согласно кивнула, подозрение во взгляде сменилось удовлетворением.
– Хорошо. – Она взяла в руки длинную тряпицу и расправила ее.
– Твой нареченный умер?
– Нет. – Она замолчала, перевязывая бок Элинор. Смастерив тугой узел, Ив закончила фразу: – Я ушла в монастырь до того, как мы поженились.
Коналл удивленно поднял брови. Его сердце сжалось.
– Любому мужчине не понравится, если его нареченная вдруг вильнет хвостом и сбежит, нарушив клятву.
– Да, он… огорчился, – Ив встала с пола с едва заметным вздохом, – но вскоре женился на другой. Насколько я знаю, они счастливы.
– Непостоянный у тебя жених, – с иронией заметил Коналл.
«Вернее, полный идиот», – сказал он себе.
– Он хороший человек, – возразила Ив. – Просто мы не подходили друг другу. И я поняла это раньше его.
– Почему? – спросил Коналл, ожидая услышать что-нибудь о любви, чести и благородных манерах, которых не хватало ее нареченному.
– Потому что я не хочу детей.
У Коналла перехватило дыхание. Он был настолько поражен, что сказал первое, что пришло ему на ум:
