Пожилая женщина резко взглянула на собеседницу, заподозрив скрытый смысл в ее замечаниях, и лишь сухо сказала:
— Зрители, безусловно, также имеют свое собственное личное восприятие.
— Вы так думаете, мадам? — с насмешливым сомнением в голосе уточнила Элизабет. — Полагаю, подобное возможно… в некоторых случаях.
Что-то игривое в находчивом ответе Элизабет смягчило его дерзость, и леди Инглбур засмеялась, хотя ее отрывистый смех больше напоминал резкое лающее покашливание.
— Надеюсь, вы оставите вечер следующего вторника свободным, миссис Дарси. В этот день я устраиваю у себя небольшие сборища. Я пошлю вам записку с напоминанием.
Вернувшись домой, Элизабет нашла Дарси в библиотеке. Она беззаботно рассказала ему о приглашении и узнала от него, что только что получила доступ в один из самых элитарных салонов в Лондоне.
— Не может быть! — удивилась она. — Знаменитый салон ее милости посещают только синие чулки и писатели.
— Главным критерием для нее, как мне кажется, является решительная легкость в беседе и гибкость ума.
— Звучит устрашающе. Но, думаю, нам там понравится.
— Я очень сомневаюсь, любимая, что маркиза даже подумать могла пригласить и меня.
— Если так, я откажусь. — Его спокойствие удивило ее, но сама она возмутилась немало. — Было бы крайне нелюбезно со стороны леди Инглбур приглашать только одного из нас на вечер.
— Ничего оскорбительного в этом нет, Элизабет. Леди Инглбур известна своим полным пренебрежением к брачным узам тех, кого она вводит в свой круг.
Элизабет опустилась в кресло напротив мужа:
— Тогда я предпочту остаться дома с тобой и Джорджианой.
— Я очень рад, что ты это сказала, Элизабет. Тем не менее мы будем время от времени получать отдельные приглашения, и от некоторых из них отказываться вовсе нельзя. Я убежден, что твое беспокойство по поводу моих чувств не должно быть причиной отказывать себе в этом удовольствии.
Дарси замолчал, потом поднялся и подошел к ее креслу. По выражению лица Элизабет он понимал, что убедить ее не составит труда. Ей хотелось пойти к маркизе, с ним или без него. И он добавил:
— Дорогая моя, знакомство с маркизой может стать бесценным для тебя.
Элизабет вскочила с места. Они стояли друг против друга, и мерцающий свет камина освещал их лица.
— Меньше всего на меня может подействовать такой довод, как этот! Разве ты этого не знаешь?!
— Но ты же не станешь отрицать влияние ее милости в обществе?
— Я не стану ей льстить!
— Знаешь, Элизабет, я терпеть не могу низкопоклонство. Но существует разница между заискиванием перед титулованной особой и признанием бесспорного факта, что знакомство с этой незаурядной женщиной может оказать тебе неоценимую услугу в светском обществе.
— Уволь меня от таких бесспорных фактов. Я не желаю значимости, приобретенной таким путем, и я не стану подходить к своим знакомствам и дружеским симпатиям с такой точки зрения. Я твоя жена, и этого для меня предостаточно.
— Именно потому, что ты моя жена, я не принимаю твоего отказа от оказанной тебе чести.
Его слова, казалось, эхом вторили сердитому предсказанию леди Кэтрин по поводу их брака: «Вы намеренно обрекаете его на презрение света». Элизабет тогда отказывалась верить гневному выпаду леди Кэтрин, но ее потрясло вызывающее пренебрежение, выказанное ей сэром Грэмом. И все же она отказалась мириться с тем, что ее значимость измерялась по шкале общественного мнения весомостью ее знакомств и связей.
— Я не узнаю тебя сейчас, мистер Дарси. (На самом деле она узнавала его очень хорошо, но она-то считала, что эта его сословная гордыня осталась в прошлом.) Я не думала, что ты так стремишься поднять мнение обо мне в глазах света.
Искры ее ярости воспламенили его гнев.
— Ты напомнила мне о моих чувствах, и мне следует начать оправдываться, как я полагаю? — Он встречал ее огонь льдом.
Дарси внутренне вздрагивал от выразительности ее губ в гневе.
— Значит, ты отказываешься от своих слов, что патронат маркизы может немного уравновесить отсутствие у меня социальной значимости?
— Нет никакого смысла отрицать это. Леди Инглбур — одна из самых по праву знаменитых женщин в Лондоне, а вовсе не одна из многих знатных дам высшего общества. То, что она отметила тебя своей благосклонностью, большая честь. Элизабет, я только желаю защитить тебя.
— От чего же, сэр? — проговорила Элизабет тихо и кротко, но в ее прекрасных глазах вспыхнуло презрение. Дарси сдерживал свой гнев, и она знала это, но провоцировала его. — От оскорблений неотесанных баронетов? — Выкрикнув это, она выдала себя с головой, показав пальцем, что самолюбие ее было уязвлено намного сильнее, чем казалось Дарси, но он слишком кипел от гнева, чтобы осознать это.
— Ручаюсь тебе, — холодно произнес он, — что сэр Грэм Истон пожалел о своем поспешном выпаде прежде, чем наступило утро. Он отчаянно пытается восстановить утраченные позиции в обществе.
Она недоуменно посмотрела на мужа, но промолчала, и он объяснил:
— По бальному залу прокатился слух, что тебя отметила своим вниманием маркиза. Все вокруг откровенно поздравляли меня, в то время как он оскорбил тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ожидала добиться такого успеха на балу? Если да, то тебе неизвестна затаенная жестокость, вырывающаяся наружу, когда свет — назови его высшим обществом, не важно — одержим стремлением защитить твердыни своего социального статуса.
— Тогда все они глупцы. — Она искала способ спуститься вниз с пика, которого достиг ее гнев.
— Конечно, но все же это то общество, внутри которого мы с тобой существуем.
«Проклятая гордость! И откуда она в ней?» — думал Фицуильям. И все же он только сильнее любил Элизабет за это.
— Элизабет, нет ничего, чем бы я не мог пожертвовать ради тебя. — Его гнев достиг своего предела.
— Ты уже пожертвовал хорошим отношением и вниманием своих родственников и знакомых, — не удержалась Элизабет. — Мне невыносимо сознавать, что ты мог бы почувствовать, что тебе приходится жертвовать и своей честью.
— Только не честью, Элизабет. — Он шагнул к окну, посмотрел на скованную холодом улицу, потом снова повернулся к жене, освещенной мерцающим светом огня в камине. Щеки ее пылали. Ему еще столько предстояло узнать о ней. Его гнев стал таять.
— Я знал, что вызову возмущение семьи своей женитьбой, хотя и недооценил их жестокости. Но, родная моя, ты научила меня уважать и ценить тебя превыше § всего этого. Я откажусь, без всякого сожаления, от дружбы с любым представителем моего круга, который не выказывает тебе должного уважения. Когда я вижу, как тебя оценили те новые друзья, которых ты себе приобрела, я понимаю, что их дружба защищает тебя, заставляя замолчать злопыхателей.
