– Есть много причин, почему женщина может невзлюбить мужчину, – вмешалась Констанция, чувствуя, что за этими словами кроется что-то еще. Есть только одна причина, почему женщина может невзлюбить мужчину с фамилией Маклин. Явно не в лучших традициях леди, она осушила и второй бокал. – Ничто не доказывает, что она сноб.
– Но почему… – Джеймс протянул пустой бокал матери. – Ведь Рэмсей – один из самых ярких благородных людей среди тех, кого мне приходилось встречать. Высокий, элегантный, джентльмен среди джентльменов. Чем же вызвано ее отношение, если не снобизмом?
В наступившей тишине Констанция в очередной раз наполнила бокалы, затем взяла свой и поставила на ковер рядом с креслом. Чем же еще, в самом деле? Адам никогда не встречался с ее старым возлюбленным Гаскеллом Маклином. Но имя наверняка известно мужу и… репутация Гаскелла тоже. Адам не поймет… Боже! Она позволила воображению увлечь себя. Молодой человек, возможно, всего лишь дальний родственник.
– Она казалась напряженной на причале сегодня днем, – Констанция постаралась взять себя в руки. – Ты уверен, что во время путешествия она ничем не болела?
– Дайте подумать, – Джеймс откинулся на спинку кресла, поскреб рукой подбородок. – Последние три дня она жаловалась на головную боль и почти все время проводила в каюте, но от помощи доктора отказалась. Наверное, просто небольшое женское недомогание…
Констанция бросила внимательный взгляд на своего старшего сына, а Адам Марлоу сочувственно подмигнул Джеймсу.
– Джеймс Атертон Марлоу, вы непроходимый тупица! Неудивительно, что ни одна порядочная девушка не собирается за тебя замуж! – Констанция поднялась на защиту дочери. – У нее тоже были тяжелые дни! Она просто истощена. А еще ожидание встречи с родиной. Не удивительно, что девочка чувствовала себя неважно. Поверьте, стоит ей немного отдохнуть и привыкнуть – и перед нами появится всем известная шалунья Иден!
* * *
На следующий день после обеда Иден застыла на пороге своей комнаты, положив руку на косяк открытой двери, а вторую прижав к щеке. Ее одолевали сомнения. Иден уже развернулась, чтобы отправиться в гостиную, но на ее пути возникла седовласая служанка, убиравшая комнаты наверху.
– Честно, мисс, я управлюсь, – уверяла Черити, глядя на полупустые сундуки, белье, сложенное стопками на кушетке, и предметы женского туалета, наполнявшие спальню Иден. Комната больше походила на пошивочную мастерскую, чем на спальню молодой девушки.
– Хорошо. Проследите, чтобы тяжелые бархатные платья были обернуты бумагой до того, как их повесят в шкаф.
– Да, мисс Иден. Я все знаю, – Черити улыбнулась, пытаясь скрыть раздражение.
Иден поняла ее чувства и вздохнула, призывая себя не вмешиваться.
– Простите, Черити. Я привыкла все делать сама. Наверное, понадобится некоторое время, чтобы расстаться со школьными привычками. Теперь я дома.
Девушка выглядела такой смущенной, что Черити подошла и обняла Иден за плечи, ободряюще улыбаясь.
– Вы быстро привыкнете. Все время помните, если вам что-то нужно, это может сделать кто-нибудь из слуг.
Иден рассмеялась.
– Все так просто, – она начала спускаться, понимая, что должна привыкнуть ко многому, чтобы не допускать неловкости. Слуги… братья… родители…
Иден прошла по дому, заглядывая в комнаты и сравнивая их с теми, которые нередко видела во сне. Заметила новый коврик, вазу, картину. Из окна верхней гостиной оглядела сад, увидела мать, нарезавшую цветы для украшения стола. Вид был такой чарующий, что Иден присела на подоконник, прижалась головой к стеклу. Ее ДОМ. Он всегда оставался в памяти, и даже сейчас кажется огромным, когда она уже выросла. Возможно, когда-нибудь ее собственный дом будет наполнен таким же уютом и сердечностью.
Иден молча смотрела на мать, направлявшуюся к дому. Родной дом… Но… Как скоро ее выдадут замуж и навсегда изгонят из родного гнезда? В глазах заблестели слезы, она попыталась сдержать плач. Иден встала и заставила себя вспомнить о миссис Данливи, чувстве долга. Нет, нельзя позволить чувствам подавлять мысли о долге. Она должна занять место рядом с мужем, когда выберет его. Но до этого может наслаждаться пребыванием дома и постарается оправдать надежды родителей на то, что их дочь привнесет в колониальную жизнь немного изящества, ради чего, собственно, ее и отправили учиться в Англию.
Промокнув глаза кружевным платочком, Иден выпрямилась и с намеренным изяществом пошла к двери. Начать можно хотя бы с того, чтобы помочь маме украсить стол цветами.
Констанция пересекла холл и направилась в кабинет мужа. Иден заметила мать с верхнего пролета лестницы, но окликать с такого расстояния вряд ли имело смысл. Девушка медленно спускалась вниз, про себя отмечая изменения в холле: очаровательные голубые обои, новый бельгийский ковер, столик с мраморной крышкой. Иден остановилась, улыбаясь и чувствуя умиротворение.
За поворотом находился кабинет отца – сквозь полуоткрытую дверь послышался его голос:
– Констанция!
Отец не был рассержен, скорее удивлен. Иден улыбнулась, думая, какую странную пару составляли ее родители: высокий, полный достоинства отец и рядом с ним – хрупкая, чувствительная мать. Но они всегда так хорошо ладили…
– Констанция, но… Если кто-нибудь зайдет…
Услышав эти слова, Иден резко остановилась.
– Никто не зайдет, Адам, – уверенно сказала Констанция. Ее смех был капризным. – Мальчики штудируют местную экономику… или местных женщин. Иден разбирает свои вещи. А слуги и сами знают, что в твоей берлоге тебя лучше не беспокоить.
– О, Констанция, у меня целый ворох цифр, которые нужно… – голос отца стал низким, прерывистым.
– Я тоже цифра, которой нужно внимание, – воцарилось молчание, затем ее бархатистый голос продолжил: – Ты не сможешь ничего разглядеть, – видимо, ее рука закрыла ему глаза.
– Боже, Констанция, что ты делаешь… О-о! Ненасытная шалунья! – его голос стал глухим, почти неслышным.
Раздался победный смех Констанции. В тишине послышался шорох шелка, затем скрип стула.
Иден замерла, не в силах двинуться с места. Тяжелое дыхание и стон удовольствия донеслись из кабинета. Затем она расслышала шепот матери:
– Я закрою дверь.
Иден метнулась в сторону, чтобы ее не заметили, но успела увидеть мать с поддернутой вверх юбкой, в расстегнутом корсаже. Констанция помедлила, затем закрыла дверь, не увидев дочь. У Иден перехватило дыхание. Сердце бешено колотилось. И это родители – воспитанная мать и благородный отец!
Иден бросилась вниз по лестнице и выбежала в сад. В дальнем углу пересеченного аллеями парка она опустилась на каменную скамью, прижав руку к разгоряченному лбу.
