Иден бросилась вниз по лестнице и выбежала в сад. В дальнем углу пересеченного аллеями парка она опустилась на каменную скамью, прижав руку к разгоряченному лбу.
На нее нахлынул поток воспоминаний. Сколько раз она видела сцены, вызывавшие недоумение: мать на коленях у отца, блузка полурасстегнута, она приникла к мужу. Они часто хохотали над чем-то, но увидев дочь, куда-нибудь отсылали. Тогда она не знала, что эти прикосновения, невольным свидетелем которых она была, – всего лишь прелюдия к чему-то более чувственному, неведомому. Но сейчас она поняла, что происходит… А поскольку Иден не раз в детстве видела целующихся родителей, то, видимо, они частенько занимались подобными… э-э… вещами. И до сих пор! Иден покраснела. Как могут ее родители вести себя так вульгарно!
Она вспомнила голос отца: «Констанция!» В нем звучали удивление и удовольствие одновременно.
Удовольствие! Иден содрогнулась. Девочка для счастья! И ее рождение тоже отмечено греховностью.
Ей не раз говорили: «Яблочко от яблони недалеко падает». Ужасное подозрение поразило девушку. Так и есть, она – дочь своей матери. Какие странные чувства вызывал в ней взгляд этого грубого шотландца! А когда он поцеловал ее… И бесстыдное, унизительное чувство, которое охватило ее. Охватывает… Все благоразумие исчезло, стоило ей очутиться в мужских руках, и, без сомнения, Маклин понимал, знал эту ее слабость, чувственную струнку… Он, словно хищник, был готов гнать свою жертву. Возможно, он действительно думал, что Джеймс – ее любовник.
Почувствовав себя уязвимой со стороны собственного тела, Иден поняла – на ее плечи лег невыносимый груз. Если она испорчена в душе – ее братья наверняка еще более испорчены, ведь страсти одолевают мужчин сильнее, чем женщин. Фразы Джеймса о его любви к вину, о порочности и собственной непоследовательности наводили на грустные размышления.
Ее семья – во власти чувственности. В ней самой, как волна, пенится женственность. Но стремление чувствовать себя уверенно заставило расправить плечи и вздернуть подбородок. В конце концов, это – ее семья. И она должна что-то сделать. Нельзя же сидеть и ждать, пока волны испорченности захлестнут всех.
* * *
Прошло две недели. Констанция вошла в кабинет мужа и остановилась у порога, оглядывая семейное собрание – три сына и муж развалились на стульях. Их вид был весьма малопривлекателен. Мужчины кивком отметили ее появление, но встать ни у кого не хватило сил. Констанция закусила губу и, пробравшись мимо вытянутых ног сыновей, села на диван. Никогда еще члены ее семьи не падали так низко.
– Колин ушла, – лениво заметил Джеймс.
– Угрожает, что уйдет, – поправил его Адам.
– Когда? – Констанция хотела наполнить высокий бокал вином, но графин оказался пустым. Она укоризненно посмотрела на сыновей. – Я ушла всего лишь на один час, повидаться с миссис Перкинс.
– Через десять минут после твоего ухода сюда ворвалась Колин и сообщила, что кто-то пометил воском бутылки с шерри, – Адам подпер голову ладонью, поясняя: – Говорит, что не будет работать в доме, где ей не доверяют.
– Чушь! Все и так знают, она любит хватить лишнего. Так зачем нам помечать бутылки?
– Но у нее есть доказательства, – проворчал Итон.
– Опять ОНА, – угрюмо буркнул Чейз.
– А кто еще? – вступил Джеймс. – Иден отправилась в крестовый поход против нас всех.
– Боже, помоги, – вздохнул Итон. – Она заставила Бригитту ходить по дому и каяться: «Моя постель не убрана целую неделю. Даже больше».
– Должна же она чем-то занять Бригитту, – Констанция защищала дочь уже с меньшей страстностью в голосе. Служанке придется каяться всю оставшуюся жизнь. Это еще полбеды. Но потерять такого отличного повара, как Колин…
– И… – Адам поерзал на стуле. – Она сказала мне своим мелодичным голоском, что в Англии джентльмены удаляются в «более уединенные места», и только там портят воздух сигаретным дымом.
Констанция вновь закусила губу, стараясь скрыть удовольствие, которое ей доставил вид оскорбленного в лучших чувствах мужа.
– Поверь, дорогой, она просто хочет…
– … чтобы ее выпороли! – перебил Итон. – Стоило ей только услышать о Роттердамском Клубе, как она посчитала своим долгом все время цитировать всякие гадости о порочности игры в казино!
– А если Чейза с помощью ловко продуманных семейных развлечений будут удерживать вдали от мадам Рошель, он начнет бросаться на женщин на улицах, – сказал Джеймс и ощутил толчок в плечо.
Констанция глянула на Чейза, затем на старшего сына.
– Мадам Рошель? – она сжала руки. – Ваша сестра пытается уберечь вас от поступков, недостойных джентльменов. А если говорить начистоту, – Констанция оглядела лениво раскинувшуюся мощную фигуру Чейза, – мы могли бы пойти ей навстречу.
– Если говорить начистоту, – в тоне Чейза звучала насмешка, – мы могли бы пойти в другую сторону.
– Ваша сестра просто хочет…
– Мужчину, – быстро вставил Джеймс. – Ей нужен мужчина, способный уничтожить этот ужасный налет добродетели.
– Вот-вот! – закричал Итон.
– Ей нужен МУЖ, – уточнила Констанция. Затем вспомнила о бедной поварихе и добавила: – И я занимаюсь этим. День визитов – суббота, а до этого вы… Мы все должны подождать и потерпеть. Уверена, у нее будет уйма приглашений и не меньше визитеров.
Джеймс вздохнул, вспомнив превосходные манеры Иден, и подумал, что у этого проекта мало шансов на удачу.
– Будем молиться, чтобы нашелся достойный визитер.
– Иден, дорогая, ты не знакома с мистером и миссис Вервурт? – Констанция увела дочь от одного кружка собеседников, чтобы представить в другом. – Это Хилди, тетя Вервурт и дядя из Нью-Йорка. И, конечно, Андерс Вервурт, их Иден улыбнулась прямо в мясистое лицо и протянула руку, слегка поморщившись, когда толстая кисть молодого человека сжала ей пальцы. Уже сотый раз за сегодняшний вечер, хотя еще нет и десяти часов. Иден была уверена, что у каждого присутствующего есть сын или брат, которых можно посчитать вполне приличными молодыми людьми, с той оговоркой, что ноги у них как свинцовые, а пальцы – словно пружины в мышеловке.
Все глаза в огромной гостиной следили за ней, пока она непринужденно беседовала и смеялась с новыми и старыми знакомыми. Ее красота и грация уже сами по себе были исключительными, а ум и обаяние просто околдовывали. Все матери прилагали усилия, чтобы запомнить название той великолепной английской школы, которая вскоре должна испытать на себе нашествие юных бостонок. Все шептались о том, что юная Марлоу – гвоздь сезона. Уж она не засидится в девушках. На семейной бирже подают первосортный товар. И все матери, имеющие дочерей, облегченно вздыхают при мысли – понадобится только один мужчина, чтобы положить конец этой притягательной силе.
