— Все это очень романтично, мама, и я надеюсь, что встречу такого, как папа, и буду с ним счастлива до конца дней.
— Я буду молить, чтобы так и случилось, моя дорогая.
Лежа в темноте, Айна думала, что виконт ни в коей мере не похож на отца. Он необычайно красив, но интуиция ей подсказывала, что у него нет той доброты, какая была у ее отца.
К тому же он вчера как-то странно обо всем расспрашивал. Айне показалось, он не совсем ей поверил, услышав, что она родом из Глостершира. Кроме того, он сомневался, действительно ли тетя Розамунда ее родственница.
«Наверное, он знается с очень странными людьми», — подумала Айна.
Представляя себе его лицо, она вспомнила, как он сказал, что хочет видеть ее завтра — наедине.
«Уверена, это невозможно, — думала она. — И все же я хочу увидеть его, хочу поговорить с ним, но, если он снова попросит меня о поцелуе, я должна, разумеется, отказать».
Тут у нее снова промелькнула мысль, как это будет чудесно, если он обнимет ее и она не сможет убежать. Она почему-то была уверена, что почувствует тот же ток, какой пронзил ее, когда он дотронулся до ее руки.
Однако Айна тут же преисполнилась решимости вести себя, как подобает леди, чтобы не огорчить маму. Она твердо знала, что мужчины и женщины не должны целоваться, если не любят по-настоящему и не обручены.
«Если бы он действительно любил меня, — размышляла Айна, — ничего чудеснее его поцелуя быть не могло. — Тут она прервала свои мечтания. — А вдруг он станет обращаться со мной, как с хорошеньким ребенком или легкомысленной женщиной? Вот ужас-то!»
Айну внезапно осенило, что, возможно, из-за профессии тети виконт мог подумать, будто она такая же, как девушки «Гейети», которые принимали приглашения от джентльменов поужинать наедине и целовали актеров, когда играли на сцене.
Наверное, поэтому отец и не одобрял актрис. И мама никогда не говорила о своей сестре, если только они не оставались вдвоем. Оглядываясь на прошлое, Айна вспомнила, что как-то сказала матери:
— Почему никто из твоих родственников никогда не навещает нас, мама? Дедушка, конечно, рассердился, когда ты убежала из дому, и, наверное, остальные члены семейства не посмели его ослушаться. Но твоя сестра Розамунда тоже убежала, поэтому у вас есть что-то общее. — Она вопросительно взглянула на мать, которая не знала, что ответить.
— Думаю, твой отец как священник не одобряет людей, играющих на сцене.
— Почему?
Мать с трудом подыскивала объяснение. Наконец она сказала, что выставлять себя на обозрение считается малопочтенным занятием, когда простой люд платит за то, чтобы увидеть на сцене кого-то, кто был рожден, как говорят слуги, «в благородном семействе».
— Ты хочешь сказать, что леди не должна быть актрисой, раз люди платят за возможность смотреть на нее?
— Вот именно, — ответила мать.
— Но это ведь не делает твою сестру одной из грешниц, отвергнутых церковью, о которых папа говорит в проповедях?
— Нет-нет, это совсем другое дело, — поспешила заверить ее мать. — И все-таки, родная, чтобы не огорчать папу, давай не будем в его присутствии упоминать о театре «Гейети». — Она улыбнулась дочери. — Вряд ли ты познакомишься с кем-нибудь из актрис или узнаешь что-либо об их жизни, поэтому не стоит обсуждать это с папой.
Айна чувствовала, что мама говорит очень серьезно. Теперь она решила, что, раз тетю Розамунду целовали на сцене, мужчины наверняка пытались урвать поцелуй и вне сцены. Поэтому и виконт хотел поцеловать ее.
— Я не должна ему ничего позволять, — твердила она себе, — и если останусь с ним наедине, то мне следует вести себя очень… очень… достойно, как учил папа.
Но чутье ей подсказывало: это будет нелегко. В виконте было что-то подавляющее, сильное, типично мужское, и вряд ли она сумеет заставить его не делать того, что он хочет.
Однако Айна его не боялась. Честно говоря, ей хотелось снова увидеть его, разговаривать с ним, слушать, как он своим чарующим баритоном твердит, что она прекрасна.
— Здесь так чудесно, Господи, — прошептала Айна, засыпая, — но помоги мне, прошу тебя, быть такой, какой пожелал бы видеть меня папа… как бы трудно ни пришлось.
Не успела девушка прошептать тихое «аминь», как глаза ее закрылись. Последнее слово так и не слетело с ее губ — она уснула.
Проснулась Айна рано и, потому что была очень взволнованна, спрыгнула с кровати и подбежала к окну. Солнце только начало пробиваться сквозь дымку, окутавшую море. Это создавало впечатление нереальности, как будто все происходило во сне.
Эми принесла девушке завтрак. Служанка вошла в спальню со словами:
— Можете не спешить. Я хочу, чтобы мисс Рози поспала подольше. Она не привыкла укладываться после полуночи.
Айна рассмеялась.
— Неужели было так поздно?
— Именно так! — заявила Эми тоном, не терпящим возражений.
Съев завтрак, показавшийся ей великолепным — горячие круассаны, кофе и фрукты, — Айна оделась. Она выбрала красивое утреннее платье, купленное для нее тетей на Бонд-стрит. Платье было таким прелестным, что она надевала его чуть ли не с опаской, однако невольно подумала, что, наверное, виконт восхитится, увидев ее в этом наряде.
Одевшись, она причесалась точно так же, как вчера ее причесал дорогой парикмахер, присланный управляющим отеля незадолго до обеда. Посмотрев в зеркало, Айна решила, что неплохо справилась с прической. Потом, словно ощутив, что зря теряет время, она вновь кинулась к окну.
Теперь туман над морем почти рассеялся. Средиземноморская вода была не темно-синего цвета, какой обретет в конце дня, а мягко серебрилась утренней голубизной.
В дверь постучали, и Айна пошла открывать. На пороге стоял посыльный, держа в руках большую корзину орхидей.
— Это для вас, мадемуазель, — сказал он по-французски.
— Тут, должно быть, какая-то ошибка, — начала говорить Айна, но увидела на конверте, прикрепленном к корзинке, свое имя.
Почерк был прямой и твердый. Сердце Айны подпрыгнуло, потому что она сразу поняла, кто послал цветы.
— Большое спасибо, — произнесла она, — но, боюсь, мне нечем тебя отблагодарить.
— Все в порядке, мадемуазель, — ответил посыльный, — джентльмен уже позаботился обо мне.
Мальчик смотрел на нее улыбаясь, и выражение его глаз сказало Айне, что хоть он и молод, но восхищен ею.
Айна унесла корзину в комнату, поглядывая на цветы с благоговейным страхом. Она даже не мечтала, что когда-нибудь получит нечто столь роскошное и восхитительное, как корзина орхидей.
Она вынула записку из конверта и прочитала: