— Это мальчик из Китчестера! Похоже, наследник самого графа…
Так вот на кого променял старый граф своего сына и моего отца!
Этот небывалый для такого тихого местечка, как Гаден-Роуз, случай вытеснил все сплетни из голов деревенских жителей. Я знала, что это происшествие будет перемалываться тысячи раз, пока не обрастет совсем уж невиданными подробностями чудесного спасения. А беловолосый мальчик станет жутким злодеем, покушавшимся на бедную невинную девочку.
Меня очень интересовал этот мальчик. Он не только хотел казаться взрослым, но и был слишком взрослым для своих лет. Множество раз я прокручивала наш разговор. Точнее обмен взаимными оскорблениями. Я вспоминала, как он уже издали изучал меня, а на лежавшую у ворот Сибил даже не взглянул. Что это — безразличие? Мне не верилось, что он равнодушно отнесся к случившемуся и единственное, что ему хотелось — грубо высказаться о наших недалеких умственных способностях. Я видела, что он испугался, так как прятал дрожавшие руки от моего взгляда и сильно нервничал, хотя изо всех сил старался казаться спокойным. Но был ли этот испуг только за свою жизнь? Его обидные оскорбления я также отнесла на счет нервного потрясения. Мы оба были слишком взвинчены, чтобы держать себя в рамках этикета.
О нем знали только со слов кучера.
— Мистер Дамьян хотел покататься, посмотреть окрестности, — впопыхах объяснял старик.
И деревенские матроны пришли к выводу, что мальчишка, как и должно Китчестерам, своенравный эгоист.
— Все им позволено — и в замках жить и людей давить! — дружно вздыхали они.
Сам же мальчик, оказывается, разговаривал только со мной. Поэтому все любопытствующие пытались выведать нашу беседу. Но я говорила, что из-за шока и сильного падения у меня отшибло память, и я абсолютно ничего не помню.
Пешенсы так и не появились в тот день в школе, хотя к ним посылали несколько раз. Поэтому, доктор Ливингтон отнес Сибил сам. Точнее, импровизированные носилки со спавшей девочкой несли Рэй Готлиб со своим отцом, а доктор воодушевленно командовал.
Но на воскресной службе Пешенсы были в центре внимания, что доставляло им поистине нескрываемое удовольствие. Уверенные, что Господь заметил их старания в выполнении долга, и, наконец-то, одарил их своей милостью, они заняли высокие места в церкви и, словно королевская чета, принимали сочувствие и пожелания скорейшего выздоровления племянницы. Их явная гордыня и наслаждение славой никак не вписывались в образ праведников. Меня это развеселило. И когда мы с тетушкой и семьей Тернер подошли к ним, чтобы узнать, как себя чувствует Сибил, я изо всех сил старалась придать своему лицу выражение высочайшего почтения.
— Я надеюсь, дорогая Тильда, что вы не откажете моей племяннице и мисс Тернер навестить завтра после обеденного чая пострадавшую, — сладким голосом спросила тетя Гризельда. — Я думаю, что после чая будет в самый раз, чтобы, как говориться "случайно не напроситься".
Миссис Пешенс поджала губы, давая понять, что в ее доме "случайно напроситься" может только таракан на какую-нибудь завалявшуюся крошку. Все остальные вряд ли получат от нее угощение. Памятуя о том, что я все-таки спасла их племянницу, и не пригласить меня было бы не по-божески, в ответ на вопрос тети, она согласно кивнула.
— Если моему мужу будет угодна эта встреча, то я не буду возражать, Гризельда.
— Я думаю, не только мне будет угодна эта встреча, но и самому Господу нашему, — склонив голову набок и сцепив на груди длинные пальцы, милостиво отозвался мистер Пешенс.
Его раскрасневшееся от большого внимания лицо приняло вдохновенное выражение.
— Ваша племянница, Гризельда, уже доказала, что Всевидящий предназначил ей стать ангелом-хранителем нашей Сибил, — начал он зычным голосом, стараясь еще больше обратить внимание на свою смиренную персону. — Однако ее первостепенный долг — спасти грешную душу, заплутавшую в дебрях невежества, указать ей правильный путь из огненного ада к мрачному чистилищу. Потому как, увы, я со стыдом должен признать, что благодатный свет райских кущ навеки потерян для души Сибил. Я, кроткий пастырь, не могу выразить словами тот ужас, который испытываю, видя вместо невинной овечки разлагающуюся в грехе душу волка…
"Нет, вы упиваетесь этим ужасом", — думала я, смотря на пылающее лицо мистера Пешенса. Оно светилось страстью и благоговением, словно он сам в этот миг находился под сенью райских кущ, озаряемый благодатным светом. Я осознала, что ему нравилось обвинять других людей в грехах, потому что после этого он мог еще раз похвастать своей добродетелью.
В конце концов, я и Виолетта получили разрешение навестить Сибил. Ее родные не были столь щедры, чтобы выделить племяннице неделю постельного режима. Пешенсы решили, что лучшее лекарство — это работа. И уже в понедельник подняли девочку с кровати и отправили на кухню, чистить горшки. В последующие дни они заставили Сибил выдраить до блеска весь дом. За отмеренные нам на общение полчаса, мы хоть немного успевали помочь ей, но даже этой мизерной помощи она была чрезвычайно рада.
Когда же Сибил вернулась в школу, она выглядела ничуть не лучше, чем в тот день, когда ее уносили отсюда на носилках. Зато дети, даже братья Бредли, проявили неподдельное участие. Особенно выделился тихоня Рэй Готлиб. Вот уж действительно "в тихом омуте черти водятся"!
Я уже говорила, что самым радостным моментом в школьные часы было чаепитие. Оно проходило под большим секретом от миссис Додд, так как с ее разрешения в школе можно было пить только молоко с ржаным хлебом. Но Сибил никогда не пила с нами чай. Даже в последнее время, когда начала крепнуть наша дружба.
Через пару дней после возвращения в школу, она как обычно устроилась у окна, ожидая, когда мы с Виолеттой закончим чаепитие. И вдруг я заметила, как у Дэвида Бредли отвалилась челюсть и из нее выпал недожеванный кусок. Он смотрел в сторону окна. Я обернулась. Перед Сибил стоял Рэй Готлиб. В одной руке он держал жестяную кружку, от которой поднимался ароматный пар, а в другой горсть печеней. Его массивная фигура была напряжена, а широкие плечи ссутулились. Пару секунд он в упор глядел в распахнутые от удивления глаза Сибил, затем, не сказав ни слова, наклонился и поставил кружку на стоявший рядом стул. Туда же горкой положил печенье. Выпрямившись, он вытер об штаны широкую ладонь от липких крошек.
— Ешь! Полезно, — проговорил он ломким голосом и косолапой походкой прошел к выходу.
Мы так и сидели с открытыми ртами, уставившись на пунцовую девочку, пока Дэвид и Фред Бредли не начали свистеть и гоготать. Виолетта тоже захихикала и больно толкнула меня локтем в бок, многозначительно подмигнув. Когда после чая мы вышли в сад, Рэй сидел на скамейке и прутиком чертил каракули на земле. Мальчишки тут же окружили его, подшучивая и задирая. Но тот так мрачно посмотрел на них, что шуточки вскоре прекратились.
