– Вздор! – решительно перебил ее сэр Гораций. – Она станет прекрасной подругой и спутницей для твоей дочери – как там ее зовут? Сесилия? У нее чудесный нрав: начисто лишена дурных наклонностей и пороков!
Отцовская похвала привела леди Омберсли в замешательство, и она неуверенно запротестовала. Гораций же продолжал, не обращая на нее внимания:
– Более того, она не доставит тебе решительно никаких неудобств, – заявил он. – У нее есть голова на плечах, у моей малютки Софи. Я никогда о ней не беспокоился.
Леди Омберсли прекрасно знала характер своего брата и оттого ни миг не усомнилась в этом. Но поскольку сама она тоже была женщиной покладистой и уживчивой, то воздержалась от язвительных комментариев.
– Я уверена, что она славная девочка, – сказала миледи. – Но видишь ли, Гораций…
– Да, и еще одно: пора подумать о том, чтобы подыскать ей мужа, – заявил сэр Гораций, усаживаясь в кресло по другую сторону камина. – Я знал, что могу положиться на тебя. Черт возьми, ты же ее тетушка, в конце концов! И моя единственная сестра.
– Я была бы счастлива вывести ее в свет, – с сожалением сообщила леди Омберсли. – Но видишь ли… Боюсь, что… Словом, расходы на дебют Сесилии в минувшем году оказались ужасно велики, а перед этим состоялась свадьба моей дорогой Марии, и Хьюберт отправился на учебу в Оксфорд, не говоря уже о плате за обучение бедного Теодора в Итоне…
– Если тебя беспокоят расходы, то можешь не тревожиться на этот счет: я возьму их на себя. Тебе не придется и представлять ее при дворе: я сам этим займусь, когда вернусь домой, а если хлопоты кажутся тебе чрезмерными – что ж, я найду другую женщину. Пока мне необходимо, чтобы она познакомилась со своими двоюродными братьями и сестрами, встретилась с нужными людьми: ну, ты понимаешь, что я имею в виду!
– Конечно, понимаю, но я говорю не о хлопотах! Просто у меня такое ощущение, что это… что все должно быть совсем иначе! Ведь мы ведем довольно замкнутый образ жизни.
– Имея свору девчонок на шее, тебе следует чаще устраивать приемы, – без обиняков заявил сэр Гораций.
– Гораций, у меня нет своры девчонок на шее! – запротестовала леди Омберсли. – Селине всего шестнадцать, а Гертруда и Амабель едва выросли из пеленок!
– Кажется, я понимаю, в чем дело, – снисходительно заметил сэр Гораций. – Ты боишься, что она может затмить Сесилию. Не стоит беспокоиться, дорогая! Моя маленькая Софи вовсе не красавица. Она хороша собой, и я убежден, что ты сочтешь ее привлекательной, но твоя Сесилия – нечто особенное. Помню, что именно так я подумал, увидев ее в прошлом году. И признаюсь, меня это весьма удивило, поскольку ты, Лиззи, никогда не отличалась привлекательностью, а твоего Омберсли я вообще считал весьма заурядной персоной.
Его сестра смиренно выслушала столь суровую отповедь, но очень расстроилась из‑за того, что он счел ее способной вынашивать такие черные мысли в отношении своей племянницы.
– Даже если бы я действительно была такой ужасной особой, все равно подобные подозрения совершенно безосновательны, – заявила она. – Официального объявления еще не было, но я не стану скрывать от тебя, Гораций, что Сесилия вот-вот заключит весьма удачный во всех отношениях брачный союз.
– Прекрасно, – произнес сэр Гораций. – Значит, у тебя появится свободное время, чтобы подыскать мужа для Софи. Думаю, это не составит особого труда: она прелестное создание, к тому же в положенное время унаследует весьма приличное состояние, не считая того, что оставила ей мать. Не стоит опасаться, что она сделает неудачный выбор: Софи – довольно разумная и здравомыслящая девушка и достаточно повидала мир, чтобы понимать что к чему. А кого ты подобрала Сесилии?
– Лорд Чарлбери попросил у Омберсли ее руки и разрешения признаться ей в своих чувствах, – ответила миледи, не сумев скрыть гордости.
– А, Чарлбери, – сказал сэр Гораций. – И впрямь очень удачный выбор, Элизабет! Признаюсь, не думал, что ты сумеешь заполучить столь ценный приз, поскольку смазливая внешность – это еще не все, а судя по тому, как успешно Омберсли избавлялся от своего состояния, когда я видел его в последний раз…
– Лорд Чарлбери, – чопорно ответствовала леди Омберсли, – очень состоятельный человек и, насколько мне известно, не имеет столь вульгарных устремлений. Он сам сказал мне, что влюбился в Сесилию с первого взгляда!
– Прекрасно! – заявил сэр Гораций. – Полагаю, он уже некоторое время жаждет обзавестись супругой – ему ведь не меньше тридцати, не так ли? – но если он питает к девочке самые нежные чувства, тем лучше! Это лишь укрепит его интерес к ней.
– Ты прав, – согласилась леди Омберсли. – Я убеждена, что они прекрасно подходят друг другу. Он – сама любезность и доброта, обладает изысканными манерами, острым умом и к тому же привлекательной внешностью.
Сэр Гораций, которого не слишком интересовали дела и заботы племянницы, поспешно согласился:
– Да-да, он – образчик совершенства и воплощенной добродетели, и Сесилия вполне может гордиться тем, что заключит столь выгодный союз! Надеюсь, что и Софи ты подберешь кого-нибудь столь же выдающегося.
– Мне бы этого очень хотелось! – со вздохом ответила миледи. – Вот только момент сейчас наступил не самый подходящий, потому как… Словом, я боюсь, что Чарльзу это не понравится!
Сэр Гораций нахмурился и напряг память:
– Мне казалось, что его зовут Бернард. А почему это должно ему не понравиться?
– Я говорю не об Омберсли, Гораций. Ты должен помнить Чарльза!
– Если ты имеешь в виду своего старшего сына, то я помню его, разумеется! Но почему его мнение для тебя столь важно, и с чего бы вдруг он должен возражать против моей Софи?
– О, нет-нет, не против нее! Я уверена, что он не станет протестовать! Но, боюсь, ему может не понравиться, если сейчас мы снова погрузимся в увеселения! Полагаю, ты не видел объявления о его собственной скорой женитьбе, и я должна сообщить тебе, что он обручился с мисс Рекстон.
– С дочерью старого Бринклоу? Клянусь честью, Лиззи, а ты не теряла времени даром! Никогда не думал, что у тебя достанет здравого смысла на такой шаг! Союз и впрямь превосходный! Тебя можно поздравить!
– Да, – сказала леди Омберсли. – О да! Мисс Рекстон – замечательная девушка. Я уверена, что она обладает многочисленными достоинствами. Очень здравомыслящая и образованная, а ее строгие принципы не могут не вызывать уважения.
– Она наверняка смертельно скучна, – без обиняков предположил сэр Гораций.
– Чарльза, – призналась леди Омберсли, скорбно глядя на огонь, – не интересуют чересчур жизнерадостные и веселые девушки, как, впрочем, и… экстравагантные выходки. Должна признать, что порой мне кажется, будто мисс Рекстон не хватает некоторой живости… Но ты не должен обращать внимания на мои слова, Гораций, потому как я сама никогда не питала ни малейшей склонности становиться синим чулком, а в наши дни, когда многие молодые девушки попросту не знают удержу, так приятно встретить такую… Чарльзу очень нравится строгость и сдержанность мисс Рекстон! – поспешно закончила она.
– Знаешь, Лиззи, очень странно, что твой с Омберсли сын вырос таким занудой, – бесстрастно заметил сэр Гораций. – Ты, часом, не наставила Омберсли рога, а?
– Гораций!
– Да, я знаю, что ты на такое не способна! Не злись, пожалуйста! По крайней мере не в случае со старшим сыном: не настолько уж ты глупа, в конце концов! Тем не менее картина получается странная, и меня всегда это удивляло! Он может жениться на своем синем чулке, ну и на здоровье, мне до этого нет никакого дела, однако это совершенно не объясняет, почему тебя так волнует, что ему нравится, а что – нет!
Леди Омберсли перевела взгляд с пылающих углей на лицо брата.
– Ты кое-чего не понимаешь, Гораций.
– Об этом я и говорю!
– Да, но… В общем, Гораций, Мэттью Ривенхолл все свое состояние оставил Чарльзу!
Сэр Гораций, по всеобщему мнению, был сообразительным и дальновидным человеком, но сейчас он не сразу уяснил себе значение того, что сообщила ему сестра. Он непонимающе смотрел на нее некоторое время, после чего поинтересовался:
– Ты имеешь в виду старого дядюшку Омберсли?
– Его самого.
– Набоба?
Леди Омберсли кивнула, но ее брат все еще не был удовлетворен.
– Того, что составил себе состояние в Индии?
– Да, и мы всегда думали… Но он сказал, что Чарльз – единственный из рода Ривенхолл, не считая его самого, у которого имеется хоть капля мозгов и здравого смысла, и он оставил все ему, Гораций! Всё!
– Господи помилуй!
Очевидно, это восклицание показалось леди Омберсли вполне уместным, потому что она вновь кивнула, горестно глядя на брата и беспомощно теребя бахрому своей шали.