Граф в ужасе отогнал это преступное видение. Теперь он может лишиться не только жены, но и будущего сына. Почему-то Владимир думал, что родится сын… Он не имеет права рисковать самым дорогим ради своей капризной плоти, требующей самого запретного… Надо просто убедить себя, что с ним была отнюдь не Клеопатра, а самая обычная дворовая девчонка. Может, они все такие… горячие? Не ломать же свою жизнь ради одной из них!
Он даже не стал тайком обследовать комнаты, чтобы выяснить, где жена скрывает его беременную любовницу. Граф пробыл в Родниках пару дней и вместе с Еленой нанес несколько визитов вежливости соседям, чтобы никто не сомневался в целостности их семьи. В карете Елена Павловна с его помощью подкладывала под платье подушечку, чтобы появление ребенка никому не показалось удивительным. Соседи умилялись заметной новости и трогательно заботились о будущей матери.
«Где же сейчас Варя? — в такие минуты думал с тревогой граф. — Надеюсь, не в холодном подвале? Нет, Елена не обошлась бы так с беременной».
Вскоре Владимир Иванович отбыл в Петербург. Жена сама настояла на его отъезде:
— Мне нужно следить за ее здоровьем, за правильным питанием. Ты же не хочешь, чтобы младенец родился больным?
Конечно, граф этого не хотел. И согласился с необходимостью оставить Елену здесь одну. Не совсем одну, и все же… Он покидал Родники с тяжелым сердцем, утешая себя лишь тем, что ему можно будет изредка наведываться сюда. Елена не противилась, ведь им следовало выезжать в гости и демонстрировать соседям ее растущий живот. Дамы сходились во мнении, что, судя по его форме, Петровским следует ждать мальчика.
* * *
Варя сразу поняла, почему хозяйка отослала ее на скрытую в лесу делянку. Не столько даже разумом, сколько сердцем угадала, что ее ненаглядный барин совсем близко. Все в ней так и заволновалось, а ребеночек заворочался, засучил ножками. Обхватив ладонями живот, Варя расхаживала по тесной избушке, где, виновато улыбнувшись, заперла ее Глаша. То и дело у нее вырывался протяжный стон. Не от боли — все движения малыша были ей только в радость, — но от той рвущей душу тоски, что мешала дышать. Варе казалось, что она и впрямь вот-вот задохнется от этого спертого воздуха, лишится сознания, и ведь никто не найдет ее тут, не поможет.
Испугавшись за ребенка, она решила справиться с болью, от которой сжималось и замирало сердце. Не было ни малейшей надежды увидеть своего барина хотя бы издали, ведь сюда Владимир Иванович и дороги-то наверняка не знает. И как ему догадаться, что Варя заперта здесь?
«Змея подколодная! Разлучница проклятая!» Впервые Варя подумала о хозяйке с ненавистью, не испытывая чувства вины. Напротив, сейчас она Елену Павловну считала виноватой во всех своих бедах. Если бы та не ворвалась без предупреждения, они с барином могли бы любить друг друга еще несколько месяцев. Владимир Иванович мог бы быть с ней рядом до самых родов, да и потом Варя осталась бы не одна — вся ее любовь перелилась бы в маленькое родное тельце. Отец подержал бы младенца на руках, благословил бы… Так нет! Явилась непрошенная постылая жена.
Чуть успокоившись, Варя поняла, что несправедлива к барыне. Не была графиня постылой женой, сама ведь сколько раз видела Владимира Ивановича, целующего ее портрет. И сейчас то и дело приходили от него письма, да все такие длинные, на нескольких листах. Елена Павловна читала их, усевшись на веранде с чашкой чаю, и все улыбалась чему-то. Видно, дюже ласковые слова он ей писал… От всего ли сердца? Или притворялся, чтобы вину свою загладить, прощение вымолить? Кто знает? Чужая душа — потемки. Только хотелось Варе всем сердцем верить, что она тоже была люба хозяину. Не с холодным же сердцем он так ласкал ее! Она и не подозревала, что так можно… Сколько за отцом с матерью подглядывала, никогда такого не видала.
Наплакавшись вволю, Варя, не раздеваясь, уснула на низкой кровати. И снился ей в ту ночь барин, Владимир Иванович, который опять так сладко мучил ее, что проснулась она оттого, что широкая волна наслаждения прокатилась по всему ее телу. Такого она еще не испытывала, даже испугалась маленько. Подскочила да проверила — не закровила ли? Не приведи Господь, ребеночка скинуть!
Хотя Елена Павловна не раз заводила разговор о том, насколько бы Варе легче жилось без ребенка. Но она и слушать этой ереси не желала! Как такой грех на душу взять? Да и добровольно отказаться от живого следа любви Владимира Ивановича она не смогла бы. Если его самого не судьба удержать подле себя, так пусть хоть сыночек его останется. Уж как она его холить и лелеять будет!
И сейчас-то уже Варя души в своей кровиночке не чаяла, все поглаживала свой живот да песенки напевала. Ей казалось, что ребеночек слышит. Он затихал, не пинал ножкой, когда звучал ее голос. Пела Варя негромко, ведь поблизости всегда находилась хозяйка или Глаша — уединяться ей не позволялось. Она не могла понять почему? Зачем барыне так необходимо, чтобы Варя постоянно находилась при ней? Или она стерегла ее, чтобы полюбовница мужа не сбежала? Только куда ей теперь бежать-то с таким животом?
Вот сейчас, когда присутствие Владимира Ивановича в Родниках она ощущала ознобом, пробегающим по коже, Варя и впрямь готова была бежать к нему со всех ног, поддерживая живот. Чтобы хоть одним глазком увидеть да по одному взгляду понять, стосковался ли он по ней? Вспоминает ли? Она бы сразу во всем разобралась и, если б барин взглянул на нее, как на чужую, тотчас убежала бы назад, в свое заточение. Но Варе что-то не верилось, что хозяин может смотреть на нее как на крепостную и только…
Два дня она провела взаперти, только Глаша навещала ее — приносила еду и молоко. Громко топала на пороге, стряхивая с валенок свежий снег, прижимала озябшие руки к теплой печке да скороговоркой сообщала новости: хозяева поехали в гости в Комаровку к Безымянским… А потом в Глухарево к Беспаловым… Граф все такой же шикарный, только вроде с лица малость спал. А Елена Павловна так и цветет от счастья! Можно понять, столько не видались…
Варя догадывалась, что Глашу барыня не посвятила в то, что связывало ее с хозяином. Скрытная у них хозяйка, это Варя и раньше поняла. Даже своей горничной ни словом не обмолвилась, надо же! Все в себе держит, это ж с ума сойти можно… И вдруг поняла, что сама вынуждена поступать точно так же. Поговорить ей здесь не с кем, ни одного родного лица… А с Глашей делиться она остерегалась: ведь все хозяйке донесет. Только с виду такая ласковая да заботливая, а сама небось так и ловит каждое ее слово, вдруг чего сболтнет по неосторожности?
— Спасибо тебе, Глаша, — сдержанно поблагодарила она, принимая корзинку с обедом. — Ты ступай себе, чего тебе время на меня тратить?
