Мужчина не имеет права быть таким чертовски красивым, тем более что сама Кэтрин одета весьма невзрачно! Но по крайней мере, ее платье приобретено на честные заработки. А какой сомнительной монетой оплачен этот модный наряд – еще неизвестно.
Нет, внешним лоском ее не обманешь, будь он самим Адонисом. Маркус не внушает ей доверия, и Кэтрин приложит все усилия, чтобы защитить Урию Данна и Андерсен-холл.
– Вы присядете? – Маркус указал рукой на маленький стул в углу, который предназначался для детей, приходивших к Кэтрин. Некоторые ребятишки называли его цыплячьим насестом из-за того, что он стоял на трех шатких ножках.
Кэтрин не нравилось, что Маркус распоряжается в ее кабинете, однако в данный момент ей было необходимо с ним сотрудничать. Взяв стул, Кэтрин поставила его как можно дальше от Маркуса, около двери.
Сохранять уверенный вид, сидя на цыплячьем стуле, было отнюдь не простой задачей. Кэтрин аккуратно сложила руки на коленях и оперлась спиной о стену: носки вперед, пятки вместе, ноги не скрещены.
Маркус снова провел рукой по смоляным волосам и глубоко вздохнул.
– Я не могу допустить, чтобы вы, бегая по приюту, накликали беду…
Кэтрин напряглась:
– Это угроза?
Маркус поднял руку в знак предупреждения.
– Я не причиняю вреда женщинам. – Очевидно, в этот момент перед ним мелькнуло какое-то воспоминание, и он поспешил уточнить: – Конечно, если они не пытаются вонзить нож мне в спину.
Кэтрин не совсем поняла, что он имеет в виду, однако заявила:
– Если ваши намерения порочны, я отправлюсь в Совет или к констеблю, и у вас будет бездна неприятностей.
Маркус наклонился и облокотился о здоровое колено.
– Позвольте узнать, Кэтрин. Вы пытаетесь защитить моего отца и его приют? Или нечто большее?
– Большее?
– Ну, может быть, вы патриотка?
Вопрос изумил Кэтрин.
– Я не анархистка, если вы это имеете в виду.
– А Наполеон?
– Он узурпатор.
– Вы не одобряете его политику?
– Наполеон живет войной. Кроме того, вопреки своим обещаниям он так никого и не освободил, разве что пару государств от их собственных богатств. – Глаза Кэтрин стали огромными. – Но вы ведь… вы же не работаете на Наполеона, правда?
Маркус содрогнулся, словно его оскорбили:
– Я скорей перережу себе горло.
Кэтрин почувствовала облегчение.
– Хоть что-то говорит в вашу пользу.
Маркус улыбнулся. Кэтрин его осуждает! Более того, она убеждена, что сможет дать ему отпор, если потребуется. Поразительно. Это воодушевляет! За эти семь лет маленький котенок приобрел сердце львицы. Взгляд Кэтрин сохранял твердость, руки недвижно лежали на коленях, явно демонстрируя ее бесстрашие, а подбородок был вздернут с почти королевским достоинством. Она олицетворяла саму Справедливость.
Но почему Кэтрин сразу же решила, что он аморален? Что она может знать о причине, по которой он покинул Лондон семь лет назад? Истина была известна немногим, и они не проронили бы ни слова, опасаясь гибельных последствий.
– Вас настораживает еще что-нибудь, кроме моего внезапного возвращения после столь продолжительного отсутствия?
– Вы уехали, поссорившись с отцом, добрейшим в мире человеком. Он так горевал! И вдруг – все налаживается. «Какая-то в державе Датской гниль!»
Оказывается, она любит Шекспира, что ж, он – тоже.
– «Теперь молю: прости и позабудь»; – процитировал он в ответ пару строк из «Короля Лира».
– Это реальная жизнь, а не театральная пьеса. Я хочу знать, каковы ваши намерения. И будьте уверены, ничто, кроме правды, меня не удовлетворит.
«Интересно, ее кожа такая же нежная, как и тембр ее голоса?» – рассеянно подумал Маркус. Впрочем, он этого никогда не узнает.
– Я скажу вам, почему я здесь, но только если вы поклянетесь… – Что может быть для нее самым дорогим? – У вас ведь был маленький брат?
В дымчатых глаза Кэтрин мелькнул страх. Так вот ее слабое место!
– Если вы поклянетесь жизнью своего брата, я расскажу вам все, что вы желаете знать, – закончил он. Конечно же, Маркусу вполне бы хватило ее слова, но он хотел увидеть реакцию Кэтрин.
Подбородок Кэтрин поднялся еще выше.
– Я не сделаю вам такого одолжения. Даже просить об этом недостойно. Расскажите мне то, о чем я спрашиваю, и я решу, стоит ли окружать все это такой секретностью.
Тем хуже для нее. Теперь их беседа забавляла Маркуса даже больше, нежели следовало.
– Мой отец всегда хвалил вашу сообразительность. Однако он никогда не воздавал должного вашему темпераменту.
– Прекратите пустую болтовню и расскажите мне правду.
Маркус подался вперед и наткнулся на ледяной взгляд ее серых глаз.
– Я прибыл, чтобы добыть деньги для борьбы с Наполеоном.
Розовые губы Кэтрин недоверчиво дрогнули.
– Добыть?
– Не беспокойтесь, я не собираюсь их красть. Мне нужно всего лишь найти кое-какие источники финансирования и поддержку, необходимую для ведения военных действий.
– А почему отправили именно вас? – Смятение в глазах Кэтрин выдало ее недоверие, и золотистые брови девушки недоуменно поднялись. С таким подвижным лицом ей никогда не удастся стать желанной гостьей в «Друри-лейн». – Есть много других влиятельных офицеров. Кроме того, у вас нет связей.
– Вы ошибаетесь, – возразил Маркус, наслаждаясь ее воинственным видом, – я спас жизнь сыну человека, который принадлежит к здешней знати, и мое появление в Лондоне должно пробудить в нем чувство благодарности. Больше я ничего не могу сообщить, эти сведения строго конфиденциальны.
Кэтрин долго смотрела на него, а затем глубоко вздохнула:
– Все эти ваши разговоры про патриотизм, секретность и Наполеона – чепуха… Вы не могли придумать что-нибудь получше? – Она встала, уперев руки в соблазнительные бедра. – Кем бы вы ни были, мистер Данн, я это выясню.
Кэтрин развернулась и направилась к двери.
Прежде чем она успела сделать шаг, Маркус решительно схватил ее за запястье:
– Очень хорошо, я скажу вам правду.
Кэтрин застыла, словно прикосновение Маркуса оскорбило ее, и бросила выразительный взгляд на его руку:
– Отпустите меня!
Кожа Кэтрин оказалась удивительно мягкой, и Маркус с трудом поборол желание провести по ней пальцем.
– Не будьте такой упрямой, и я расскажу вам все, что вы желаете узнать.
– Отпустите меня немедленно! – Кэтрин дернула свою руку в надежде, что ее требование будет исполнено. Однако Маркус только сильнее сжал запястье.
– Я не хочу причинить вам боль, – пояснил он.
– Так не причиняйте!
– Говорите тише, не стоит тревожить детей.
Последнее замечание чуть ослабило сопротивление Кэтрин. Ее розовые губы вытянулись в прямую линию, а в глазах появился ледяной блеск.
